Антология мировой фантастики. Том 8. Замок ужаса - Толстой Алексей Николаевич (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
Вода лилась с оглушительным шумом, комнату начали заволакивать клубы пара.
Из-за этого она не услышала, как открылась дверь, как по полу прошелестели чьи-то шаги. И когда занавеска, закрывавшая душевую, раздвинулась, клубы пара. сначала скрыли лицо.
Потом она заметила его — просто лицо, глядевшее на нее сквозь ткань, словно маска, парящая в воздухе. Шарфик закрывал волосы, и глаза, бессмысленно пялящиеся на нее, казалось, сделаны из стекла, но это была не маска. Кожа, покрытая толстым слоем пудры, была мертвенно-белой, два пятна лихорадочно-бурого цвета горели на щеках. Это была не маска. Это было лицо полоумной, обезумевшей старухи.
Мери начала кричать, но тут занавеска раздвинулась шире, из клубов пара возникла рука, держащая огромный мясницкий топор. Этот топор мгновение спустя оборвал ее крик.
И отрубил голову.
4
Как только Норман вошел в контору, его начало трясти. Это была реакция, конечно. Слишком много всего произошло и слишком быстро. Он больше не мог держать это в себе, как в бутылке.
БУТЫЛКА. Вот что ему сейчас нужно — выпить. Он, конечно, наврал той девушке. Действительно, Мама не разрешала держать спиртное в доме, но он все равно выпивал. Он прятал бутылку здесь, в конторе. Иногда нельзя не выпить, даже если знаешь, что плохо переносишь спиртное, даже если ничтожного количества достаточно, чтобы все вокруг стало как в тумане, чтобы отключиться. Бывали времена, когда очень хотелось отключиться.
Норман вовремя вспомнил, что надо сделать, — опустил шторы, выключил придорожную вывеску. Вот и все. Закрыто на ночь. Теперь, когда шторы опущены, снаружи никто не сможет различить слабый свет настольной лампы. Никто сюда не заглянет, никто не увидит, как он открыл ящик в столе и вытащил бутылку дрожащими, как у нашкодившего мальчика, руками. Маленький мальчик хочет свою бутылочку.
Он поднял кружку и сделал глоток, закрыв глаза. Виски обожгло все внутри; это хорошо. Пусть выжжет всю горечь и боль. Огненная влага прошла по горлу, воспламенила желудок. Еще один глоток, — может быть, он выжжет привкус страха.
Он сделал ошибку, пригласив девушку в дом. Норман понял это уже в тот момент, когда произнес роковые слова, но девушка была такой хорошенькой, казалась такой усталой и одинокой, словно ей не к кому было обратиться, не у кого искать понимания. Он ведь хотел только поговорить с ней немного, так оно и вышло, больше ничего не было. Кроме того, это ведь его дом, разве не так? Он такой же хозяин, как и Мама. Она не имеет права устанавливать здесь свои порядки.
Но все равно это была ошибка. На самом деле, он бы никогда не осмелился, просто сегодня он был очень сердит на Маму. Он решил поступить наперекор ей. Это было плохо.
Но, после того как он пригласил ее, он сделал кое-что похуже. Он вернулся в дом и сказал Маме, что сегодня у него будет гостья. Он ворвался к ней, прямо к постели, и объявил об этом — все равно что сказал: «Ну-ка, попробуй теперь сделать что-нибудь!»
Он совершил дурной поступок. Она и так была на взводе, а когда он сказал ей, что сюда придет девушка, у нее началась самая настоящая истерика. Да, истерический припадок, вот как называется ее поведение, с этими криками: «Если ты приведешь ее сюда, я убью ее! Убью эту шлюху!»
ШЛЮХА. Мама не употребляла таких слов. Но тогда она именно так и сказала. Она больна, очень больна. Может быть, девушка была права. Может быть, Маму и вправду надо поместить куда-нибудь. Кажется, он сам уже не может ничего с ней сделать. И с самим собой тоже. Что там Мама говорила про тех, что делают что-то там сами с собой? Это грех. Они будут гореть в аду за это.
Внутри все горело от виски. Уже третий глоток, но он нуждался в нем. Он во многом еще нуждался. И насчет этого тоже девушка была права. Так жить нельзя. Он больше не может так жить.
Даже этот ужин превратился в пытку. Он все время боялся, что Мама что-нибудь устроит. С тех пор как он оставил ее комнату и закрыл дверь на ключ, он все время боялся, что она начнет стучать в стену и кричать. Но все было тихо, пожалуй, даже слишком тихо, словно Мама внимательно слушала их беседу. Наверное, так оно и было. Можно запереть Маму, но заткнуть ей уши нельзя.
Норман надеялся, что сейчас она уже заснула. А завтра. Бог даст, все забудет. Такое иногда случалось. Но бывало и по-другому: он был уверен, что она забыла о том или ином инциденте, а много месяцев спустя, вдруг, как гром среди ясного неба. Мама вспоминала о нем.
СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА… Он хмыкнул. Придет же в голову такое. Он теперь и не видит этого ясного неба. Только облака и густая тьма, вот как сегодня.
Он услышал какой-то звук и быстро повернулся на стуле. Неужели Мама? Нет, такого не может быть, ты же запер ее, помнишь? Это, наверное, девушка в соседней комнате. Ну конечно, теперь он ясно слышал; судя по всему, она открыла чемодан и раскладывает вещи, готовится ко сну.
Норман отпил еще глоток, чтобы успокоить нервы. На этот раз виски помогло. Рука больше не дрожала. Он не испытывал страха. Если он думал о девушке, страшно не было.
Смешно: когда он по-настоящему разглядел ее, Нормана потрясло жуткое ощущение, как же это называется? Что-то на им. Импозантный? Нет, не то. Он не чувствовал себя импозантным, когда был рядом с женщиной. Имбецил? Опять не то. Слово вертелось на языке, он сотни раз встречал его в книгах, в ОПРЕДЕЛЕННЫХ книгах, о существовании которых Мама и не подозревала.
Ну, не важно. Когда он стоял рядом с девушкой, он чувствовал себя плохо, но не сейчас. Сейчас он был сильным, и мог сделать все что угодно.
А с девушкой, вроде этой, он бы многое хотел сделать. Молоденькая, хорошенькая, к тому же неглупая. Он показал себя дураком, отвечая на ее слова насчет Мамы; теперь он должен, признать, что она была права. Она знает, она способна понять. Если бы. только она тогда осталась, если бы только они продолжили разговор…
А теперь он, наверное, больше ее не увидит. Завтра она уйдет. Уйдет навсегда. Джейн Вилсон, Сан-Антонио, Техас. Интересно, кто она, куда направляется, какая она на самом деле: в такую девушку можно влюбиться. Да, влюбиться, увидев ее один-единственный раз. И не над чем здесь смеяться. Но она-то, наверное, будет смеяться. Таковы уж они, девушки, — они всегда смеются над тобой. Потому что все они ШЛЮХИ.
Мама была права. Все они шлюхи. Но попробуй держи себя в руках, когда шлюха такая красивая и ты знаешь, что больше никогда ее не увидишь. Ты просто ДОЛЖЕН снова ее увидеть. Будь ты мужчиной хотя бы наполовину, ты так и сказал бы ей, когда был в ее комнате. И принес бы бутылку, предложил бы выпить и сам выпил бы вместе с ней, а потом взял бы ее на руки, отнес в постель и тогда…
Тогда ничего бы не произошло. Потому что ты не смог бы ничего сделать. Потому что ты бессильный. Ты импотент.
Ты ведь это слово не мог вспомнить, правда? ИМПОТЕНТ. Это слово использовалось в книгах, это слово употребляла Мама, это слово значит, что ты больше никогда не увидишь ее, потому что не сможешь ничего сделать. Это слово знали шлюхи, наверняка знали — вот почему они всегда смеялись над ним.
Норман снова отпил из кружки, совсем маленький глоточек. Он почувствовал, как что-то потекло по подбородку… Кажется, он опьянел. Да, он пьяный, ну и что? Лишь бы не знала Мама. Лишь бы не знала эта девушка. Это секрет, бо-ольшой секрет. Так он импотент? Но это не значит, что он больше никогда ее не увидит.
Он увидит ее — прямо сейчас.
Норман перегнулся через стол, голова почти уперлась в стену. Опять звуки. По долгому опыту он знал, что они означают. Девушка скинула туфли. Значит, теперь она идет в ванную.
Он протянул руку. Пальцы снова дрожали, но теперь уже не от страха. От нетерпеливого ожидания, от предвкушения предстоящего зрелища. Сейчас он сделает то, что делал много раз до этого. Отодвинет застекленную лицензию, висящую над столом; тогда можно будет подглядывать в маленькую дырочку, которую он давным-давно просверлил в стене. Никто на свете не знал про эту маленькую дырочку, даже Мама. Главное, Мама ничего не знала. Это был его секрет.
