Земля горит - Беляев Александр Романович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
— И над болотами?
— Комары. Малярия… Знаете Рионскую долину на Кавказе? Плодороднейшая в мире. Чудесный климат. Пропадала. Пустовала. Малярия. Страшная смертность окружающего населения, рабочих. Теперь там — цветущие нивы и рисовые поля. Здоровые растения и здоровый, сытый народ. Химия!.. Мы все принимали участие в этой войне. Опыливаем, окуриваем, обрызгиваем поля с ранней весны до поздней осени. Это у нас обычная работа. Бывает и ударная. Когда какой — нибудь вредитель размножается чрезвычайно. Тогда — мобилизация. Все на ногах. Кордоны. Заградительные отряды. Люди в противогазах… Война! При единоличном хозяйстве борьба была невозможна. Межи. Овражки. Сорняки — приют для вредителей. Невежество. Раздробленность действий… Теперь общий план, и мы…
Через минуту я услышал шум заводимого мотора и отрывистый приказ Брызгалова:
— Контакт!
Война продолжалась…».
«Бригадир, Бойко, Брызгалов — все это своего рода агроинтеллигенция. Но каков средний колхозник? — спрашиваешь ты.
Познакомился я и с этими „среднеарифметическими колхозниками“. Что же я могу написать о них?
Все они хорошо знакомы с техникой, агрономией, химией. Прекрасная политехническая школа. Хорошая библиотека. Театр и главное — телевидение и звуковое кино дают им то, чего не могут дать тонны старых книг. Они слушают лекции лучших профессоров Союза, передаваемые по радио, они видят лучших артистов на экране. Они „присутствуют“ зрением и слухом всюду, как бы принимая непосредственное участие в мировых событиях.
Когда — то деревенским клубом была завалинка у хаты. Старики жаловались здесь друг другу, что господь за грехи не дает дождика и наказывает неурожаями, женщины судачили у колодцев, молодежь хулиганила, те и другие заливали „горькой“ горькую жизнь. Их кругозор не шел дальше сельской колокольни.
Теперь „завалинка“ — ярко освещенный электричеством клуб. Темы разговоров — о новом научном изобретении, о последнем полете в Арктику, о необычайном овоще, выращенном на опытной станции.
Не думай, однако, что жизнь здесь похожа на тихое болото с блаженно прозябающими лягушками. Здесь тоже есть борьба, и здесь нередко разгораются страсти. Спорят о методах электрификации, и о планировании новых городов, и о новых сельскохозяйственных мероприятиях.
Новый быт строится не без борьбы. Сколько споров было хотя бы о домах — коммунах! В какой мере обобществлять быт? Что делать с детьми? Как строить дома — коммуны? Тут тоже были перегибы, и правые и левые уклоны. Их история запечатлелась даже в архитектурных формах домов. Ты можешь встретить несколько типов жилых домов, от казарм и до домов типа меблированных комнат.
Недавно, в тихий весенний вечер, я беседовал на веранде дома — коммуны с одной пожилой колхозницей, Марьей. Она рассказывала мне историю своей борьбы с домом — коммуной.
— Сколько лет уж прошло, — говорила она своим украински — певучим голосом. — В первые годы трудновато жилось в колхозах. Хозяйство большое, хозяев много. Что голова, то ум. Каждый думал по — своему, как лучше общественные дела наладить. Свары, споры. Но все утряслось понемногу. Решили дом — коммуну строить. А я ни за что! И слушать не хотела. Привыкла к своей хате, как корова к хлеву. Хлев горит, корову выведут, а она вырвется да назад. Хоть в пламя, да в свой хлев! Так и я… А муж — то у меня был активист. За дом — коммуну первый агитатор. „Ну, — говорит, — оставайся в своей хате, а я один пойду жить в дом — коммуну“. Ушел муж, а за ним старший сынишка. Я с двумя малыми да со стариком в хате осталась. Уж и трудно было, а не сдавалась. Общественную работу кончишь, придешь домой — за стирку становись да за котел. Плюнула на свою хату. Теперь давно уж в коммуне живу.
Эпизод… Один из тысячи эпизодов. Одна буква из великой книги о строительстве нового быта…
Друг мой, Ленц! Не похожи ли мы с тобой на эту Марью? Ты знаешь, я не молод. И вот я, как Марья, жалею теперь только о том, что годы напрасно потеряны для тебя и для меня.
Бросай все! Бросай свою швейцарскую сыроварню и приезжай скорее вместе с женою и детьми в советский колхоз варить советский колхозный сыр!
Твой Э.».
— Слышите, колокольчик звенит? Это Карась рыбу сзывает, кормить будет. Идем, посмотрим! — говорит руковод экскурсии, загорелый юноша. За ним тянутся экскурсанты — ученики заводской школы. Приехали посмотреть рыбный совхоз.
Реки, пруды, озера покрыли некогда безводную степь. Дома утопали в садах. Кругом тучные нивы, не знающие больше засух. На заливных лугах пасется племенной скот. Над прудами и речками склоняются тенистые ивы, — берегут воду от жгучих лучей солнца. Пустыня отброшена далеко за Урал — реку. Но и там ведется на нее наступление. Все дальше отступают пески на восток. Гаснет пожар земли…
— Карась у нас — за — амечательно башковитый старик. Рыб знает как свои пять пальцев и любит, словно детей родных, — говорит руковод.
— Карась — это его фамилия?
— Прозвище. Прозвали мы его так — Карась. А фамилия его Барышников Иван Федорович. О рыбе может день и ночь толковать.
Да вот вы сами его послушайте.
Словно зеркало в зеленой раме, блестит широкий пруд, обросший по берегам ивами и тростниками. На небольшом деревянном подмосте сидит на корточках Иван Федорович Барышников, — он же Карась, — ученый рыбовод рыбного совхоза Карповки. На нем — широкополая соломенная шляпа — изделие школьной мастерской, длинная толстовка и белые брюки. На ногах — сандалии. Ему за пятьдесят. Длинные седые усы спускаются вниз, словно мартовские сосульки. На тупом носу — очки. Он низко наклонился к воде и кормит рыб, приплывших на его звонок целой стайкой.
— Карась карасей кормит, — улыбаясь, тихо говорит руковод и подходит к старику. — Рыбок кормите, Иван Федорович?
— А как же! Они у меня что цыплята. На зов идут и из рук корм берут. Здравствуйте, ребятки, — говорит он экскурсантам. — Приехали наших карпов посмотреть? Наш совхоз карпами славится. Это у нас первая статья.
— Не оттого ли и совхоз Карповкой называется?
— От того самого. Уж очень хороши у нас карпы, и много мы их добываем. Жаль, что железная дорога далековата. Говорят, ветку проводить будут. А пока мы больше районные совхозы снабжаем, коптим немного…
В эту минуту к пруду подъехал синий запыленный автомобиль. На подножке стоял председатель правления совхоза Садов. За рулем молодой безусый шофер в кепи. Садов соскочил еще на ходу. Вслед за ним из автомобиля вышел шофер.
— Иван Федорович, — сказал Садов, — позвольте вам представить главного инспектора Волго — Каспийского рыбоводства товарища Бекирову! — и он указал на шофера.
Бекирова улыбнулась и протянула Карасю руку.
— Ну, показывайте ваше хозяйство! — сказала она низким грудным голосом.
— Принесите сеть! — командовала Бекирова через минуту.
Руковод, служащий совхоза, побежал за сетью, а Бекирова достала из машины чемодан, вынула оттуда резиновый комбинезон, натянула его поверх платья и в этом водолазном костюме, но с открытой головою, вошла в пруд и начала ходить по дну, ощупывая ногами почву.
— «Задев» много, — говорила она, передвигаясь с места на место. — Корчаги, кочки… Вы содержите дно в плохом состоянии…
Бекирова вышла из воды, сняла водолазный костюм, подхватила его одной рукой, в другую взяла чемодан и отправилась к автомобилю. Карась вдруг возненавидел ее жгучей ненавистью. А Бекирова продолжала пытать его.
— Какая у вас система прудов?
— Ступенчатая и цепная! — ответил он свирепо.
— Самая невыгодная. Чтобы очистить один пруд, вам приходится спускать все разом.
Карась простонал. Разве он не знает всего этого?
— Идемте в контору! Вы мне покажете цифры улова.
В этот день Карась потерял все свое благодушие. Каждый вопрос Бекировой наносил удар его самолюбию и авторитету. Ему казалось, что все экскурсанты смеются над ним. Но Барышников еще не терял надежды дать ей генеральное сражение. Пусть не придирается к мелочам! Цифры улова — больше трехсот кило на гектар — сами за себя говорят! Он предвкушал, как обрушит на ее голову эти триста кило. Такого улова, наверно, у нее у самой нет!