Парень из преисподней - Стругацкие Аркадий и Борис (книги .txt) 📗
Гаг соскочил на землю.
– Двигалась? Как двигалась?
– Это была самодвижущаяся дорога. Тогда было много таких дорог. Они опоясывали весь Земной шар, и они текли – по краям медленнее, в центре очень быстро.
– У вас не было автомобилей? – спросил Гаг.
– Были. Я не могу вам сказать, почему люди увлеклись созданием таких дорог. Я имею только косвенную информацию. Это было связано с очищением среды. Самодвижущиеся дороги очищали. Они убирали из атмосферы, из воды, из земли все лишнее, все вредное.
– А почему она сейчас не движется? – спросил Гаг. – Ты не можешь ее включить?
– Нет. Дороги управлялись из специальных центров. Самый близкий был довольно далеко отсюда. Но, наверное, этих центров больше нет. Стали не нужны. Я вижу, все очень изменилось. Раньше на этой дороге были толпы людей. Теперь никого нет. Раньше в этом небе в несколько горизонтов шли, шли, шли потоками летательные аппараты. Теперь в небе пусто. Раньше по обе стороны от дороги стояла пшеница в мой рост. Теперь это степь.
Гаг слушал, приоткрыв рот.
– Раньше через мои рецепторы, – продолжал Драмба монотонным голосом, – во всем диапазоне ежесекундно проходили сотни радиоимпульсов. Теперь я не ощущаю ничего, кроме атмосферных разрядов. Сначала мне показалось даже, что я заболел. Но теперь я знаю: я прежний. Изменился мир.
– Может быть, мир заболел? – спросил Гаг живо.
– Не понимаю, – сказал Драмба.
Гаг отвернулся и стал смотреть туда, где горизонт вспыхивал и шевелился. «Черта с два, – угрюмо подумал он. – Как же, заболеют они!»
– А там что? – спросил он.
– Там Антонов, – ответил Драмба. – Это город. Восемьдесят лет назад его не было видно отсюда. Это был сельскохозяйственный город.
– А сейчас?
– Не знаю. Я все время вызываю информаторий, но мне никто не отвечает. Изменились средства связи, Гаг. Все изменилось.
Гаг смотрел на загадочное мерцание, и вдруг из-за горизонта возникло что-то невероятно огромное, похожее на косой парус невообразимых размеров, почти такое же серо-голубое, как небо, может быть – чуть темнее, медленно и величественно описало дугу, словно стрелка часов прошла по циферблату, и снова скрылось, растворилось в туманной дымке. Гаг перевел дух.
– Видел? – спросил он шепотом.
– Видел, – сказал Драмба удрученно. – Не знаю, что это такое. Раньше такого не было.
Гаг зябко передернул плечами.
– Толку от тебя… – проворчал он. – Ладно, пошли домой.
– Вы хотели посетить ракетодром, – напомнил Драмба.
– Господин! – резко сказал Гаг.
– Не понимаю…
– Когда обращаешься ко мне, изволь добавлять «господин»!
– Понял, господин.
Некоторое время они шли молча. Кузнечики сухими брызгами разлетались из-под ног. Гаг искоса поглядывал на бесшумного колосса, который плавно покачивался рядом с ним. Он вдруг заметил, что около Драмбы, совсем как давеча около дороги, держится своя атмосфера – свежести и прохлады. Да и сделан был Драмба из чего-то похожего: такой же плотно-упругий, и так же матово отсвечивали кисти его рук, торчащие из рукавов синего комбинезона. И еще Гаг заметил, что Драмба все время держится так, чтобы быть между ним и солнцем.
– Ну-ка расскажи еще раз про себя, – приказал Гаг.
Драмба повторил, что он – робот-андроид номер такой-то из экспериментальной серии экспедиционных роботов, сконструирован тогда-то (около ста лет назад – ничего себе старикашечка!), задействован тогда-то. Работал в таких-то экспедициях, на Яйле претерпел серьезную аварию, был частично разрушен; реконструирован и модернизирован тогда-то, но больше в экспедициях не участвовал…
– В прошлый раз ты говорил, что пять лет простоял в музее, – прервал его Гаг.
– Шесть лет, господин. В Музее истории открытий в Любеке.
– Ладно, – проворчал Гаг. – А потом восемьдесят лет ты торчал в этой нише у Корнея…
– Семьдесят девять, господин.
– Ладно-ладно, нечего меня поправлять… – Гаг помолчал. – Скучно, наверное, было стоять?
– Я не знаю, что такое «скучно», господин.
– Ну а что ты там делал?
– Стоял, ждал приказаний, господин.
– Приказаний… Но ты хоть рад сейчас, что тебя выпустили?
– Не понимаю вопроса, господин.
– Экая дубина… Впрочем, это никого не интересует. Ты мне лучше вот что скажи. Чем ты отличаешься от людей?
– Я всем отличаюсь от людей, господин. Химией, принципом системы управления и контроля, назначением.
– Ну и какое у тебя, у дубины, назначение?
– Выполнять все приказания, которые я способен выполнить.
– Хе!.. А у людей какое назначение?
– У людей нет назначения, господин.
– Долдон ты, парень! Деревня. Что бы ты понимал в настоящих людях?
– Не понимаю вопроса, господин.
– А я тебя ни о чем и не спрашиваю пока.
Драмба промолчал.
Они шагали через степь, все больше уклоняясь от прямой дороги к дому, потому что Гагу стало вдруг интересно посмотреть, что за сооружение торчит на небольшом холме справа. Солнце было уже высоко, над степью дрожал раскаленный воздух, душный острый запах травы и земли все усиливался.
– Значит, ты готов выполнить любое мое приказание? – спросил Гаг.
– Да, господин. Если это в моих силах.
– Ну, хорошо… А если я прикажу тебе одно, а… м-м-м… кто-нибудь еще – совсем противоположное? Тогда что?
– Не понял, кто отдает второе приказание.
– Ну… м-м-м… Да все равно кто.
– Это не все равно, господин.
– Ну, например, Корней…
– Я выполню приказ Корнея, господин.
Некоторое время Гаг молчал. «Ах ты, скотина, – думал он. – Дрянь этакая».
– А почему? – спросил он наконец.
– Корней старше, господин. Индекс социальной значимости у него гораздо выше.
– Что еще за индекс?
– На нем больше ответственности перед обществом.
– А ты откуда знаешь?
– Уровень информированности у него значительно выше.
– Ну и что же?
– Чем выше уровень информированности, тем больше ответственности.
«Ловко, – подумал Гаг. – Не придерешься. Все верно. Я здесь как дитя малое. Ну, мы еще посмотрим…»
– Да, Корней – великий человек, – сказал он. – Мне до него, конечно, далеко. Он все видит, все знает. Вот мы сейчас идем с тобой, болтаем, а он небось каждое наше слово слышит. Чуть что не так, он нам задаст…
Драмба молчал. Шут его знает, что происходило в его ушастой башке. Морды, можно сказать, нет, глаз нет – ничего не понять. И голос все время одинаковый…
– Правильно я говорю?
– Нет, господин.
– Как так – нет? По-твоему, Корней может чего-нибудь не знать?
– Да, господин. Он задает вопросы.
– Сейчас, что ли?
– Нет, господин. Сейчас у меня с ним нет связи.
– Что же он, по-твоему, не слышит, что ты сейчас говоришь? Или что я тебе говорю? Да он, если хочешь знать, даже наши мысли слышит! Не то что разговоры…
– Понял вас, господин.
Гаг посмотрел на Драмбу с ненавистью.
– Что ты понял, раздолбай?
– Понял, что Корней располагает аппаратурой для восприятия мыслей.
– Кто тебе сказал?
– Вы, господин.
Гаг остановился и плюнул в сердцах. Драмба тоже сейчас же остановился. Эх, садануть бы ему промеж ушей, да ведь не достанешь. Это надо же, какая дубина! Или притворяется? Спокойнее, Кот, спокойнее! Хладнокровие и выдержка.
– А до меня ты этого не знал, что ли?
– Нет, господин. Я ничего не знал о существовании такой аппаратуры.
– Так ты что же, дикобраз, хочешь сказать, что такой великий человек, как Корней, не видит нас сейчас и не слышит?
– Прошу уточнить: аппаратура для восприятия мыслей существует?
– Откуда я знаю? Да и не нужно аппаратуры! Ты ведь умеешь передавать изображение, звук…
– Да, господин.
– Передаешь?
– Нет, господин.
– Почему?
– Не имею приказа, господин.
– Хе… Приказа не имеешь, – проворчал Гаг. – Ну, чего встал? Пошли!
Некоторое время они шли молча. Потом Гаг сказал:
– Слушай, ты! Кто такой Корней?
