Журнал «Если», 1994 № 10 - Маккенна Ричард (первая книга .TXT) 📗

— Вот это да! — произнесла она. — Настоящий мужчина!

Кинросс вернулся к костру. Он буквально кипел от возмущения. Гарсия разговаривал с группой латиноамериканцев, среди которых было три женщины. Кинросс подошел к родезийцу, крупному мужчине с мучнистым цветом лица, одетому в широкие шорты. Его звали Питер Уайт.

— Что вы обо всем этом думаете? — спросил Кинросс.

— Тут довольно неплохо, — ответил он. — Словно вернулся в детство.

Кинросс поморщился.

— Знаете, Уайт, если мы как следует постараемся, то сможем вернуться обратно через эти ворота.

— Я никогда не захочу этого, — спокойным голосом ответил родезиец. — Мне здесь хорошо.

— Но со временем, когда вам все надоест…

— Надоест? Знаете, Кинросс, последнее, что осталось у меня в памяти от старого мира, это как я умирал в вельде от лихорадки. Сны… Видения… Я не собираюсь возвращаться обратно.

— Вы считаете, что все это вам снится?

— Да, это сон. Приятный сон, и у меня нет желания просыпаться.

Кинросс отошел в сторону, горестно качая головой. Гарсия все еще объяснял что-то по-испански стоявшим у костра людям. Бесцельно побродив несколько минут, Кинросс прилег у хлебного дерева, растущего недалеко от костра. Он чувствовал себя усталым и раздраженным. Со склона спускались еще двое — мужчина и женщина. Пусть ими займется Гарсия, подумал Кинросс и закрыл глаза.

Через несколько часов из рощи вышел фон Ланкено с сияющим от радости лицом. Он созвал своих людей и рассказал, в чем будут заключаться их обязанности. Каждому вменялось собирать утром определенные фрукты или ягоды, а затем приносить их к пещере и складывать на каменный алтарь. Затем он приказал соорудить хижины. У Уайта оказался топор, а у одного из мозамбикских негров — мачете. Когда фон Ланкено убедился, что все принялись за работу, он присоединился к Кинроссу, лежавшему под хлебным деревом. Вскоре к ним подошел и Гарсия.

— Я долго беседовал с герром Крюгером, — сказал фон Ланкено, сев и обхватив колени своими длинными руками. — Он столько всего рассказывал о вас, господин Кинросс.

— Что именно? — прищурившись, спросил Кинросс.

— Он рассказал мне о той особой связи, которая существует между вами. Нечто такое, что помогло вам попасть в этот мир. Он сам еще до конца в этом не разобрался. Но уверен, что вы должны быть его посредником в этом мире.

Кинросс ничего не ответил. Фон Ланкено тяжело вздохнул и продолжил:

— Я с удовольствием буду вам подчиняться, господин Кинросс, и выполнять все ваши приказания.

— Мне не нужны ни власть, ни ответственность,

— сказал Кинросс. — Можете сами брать на себя командование, господин Ланкено, только, ради Бога, оставьте меня в покое.

— Если вы хотите остаться в стороне, то мне не останется ничего другого. Но я надеюсь, вы позволите мне обращаться к вам за советом.

— О, конечно, — устало ответил Кинросс.

— Вы знаете, все это так восхитительно, что у меня просто голова кругом идет.

— Мне знакомы ваши чувства. Нам пришлось здесь столкнуться с явлениями, которым мы не можем найти объяснения. Не стану отрицать, в юности я немало думал об этом и прочитал много нелепых книг. Но сейчас мне кажется…

— Вы слишком серьезны, Кинросс. У нас есть новый мир, и ему совсем не обязательно быть копией старого. Мы можем упростить химию, систематизировать минералогию… Разве это не поражает ваше воображение?

— Вам не удастся преодолеть законы сохранения энергии, господин Ланкено. Чем больше здесь появится людей, тем труднее будет совпадать с ними. Крюгер сам мне об этом сказал, и я считаю, что он не ошибся.

— Герр Крюгер никогда не причислял себя к сторонникам второго Закона термодинамики, иначе никого бы из нас тут не было. И большинство из тех, кто появляется в этом мире, теряют человеческую сущность. Вы же сами об этом прекрасно знаете.

Фон Ланкено окинул взглядом Гарсию и продолжил:

— Я просто в восторге от того, что люди разлагаются на элементы, обогащая окружающий их мир. Это замечательно, когда стирается грань между субъектом и объектом. Вы только представьте, какую огромную энергию мы можем взять у этих людей! Каждое дерево и камень будут иметь свои индивидуальные особенности, частичку человеческой души. О, Кинросс, этот ваш второй закон действует только в старом мире. А в этом мире будут править магия и волшебство, пока не наступит конец истории.

Кинросс нахмурился.

— Да? И мы будем спокойно следить за тем, как люди разлагаются на первоэлементы? Фей и Бо-Бо…

— На начальном этапе жертвы неизбежны, но больше подобного не повторится. Что же касается остальных, то мы разработаем специальные ритуалы, которые помогут нам контролировать процесс распада личности. Мы с герром Крюгером уделили довольно много времени обсуждению именно этого аспекта.

— Что-то я запутался, — вмешался в разговор Гарсия.

— Вы считаете, что меня это тоже коснется? А если я не захочу распадаться на элементы, что тогда?

— Вряд ли вы сможете этому помешать, господин Гарсия. К тому же, после этого вы станете гораздо счастливее.

— Вы говорите точно так, как и Крюгер. Кинросс, что это все значит?

— Он имеет в виду, что пустота этого мира растворяет нас независимо от нашего желания. Это можно сравнить с комочком соли, который растворяется в пресной воде.

— Пустота? А разве ее не существовало в старом мире?

— Лишь в таких местах, как, например, Атлантический океан…

— Ага, понятно. А вообще-то старый мир уже настолько насыщенный, что соль в нем больше не растворяется.

— Именно. Наоборот, комочек соли обрастает новыми кристаллами.

— Это напоминает мне о нашем утреннем разговоре. Мы отдаем этому миру своих демонов.

— Демоны? — перебил Ланкено. — Именно об этом и говорил мне герр Крюгер.

— Странно, но теперь, кажется, я начинаю понимать, — медленно произнес Гарсия.

— Ты даже не замечаешь, как теряешь своих демонов, — заметил Кинросс.

— Хорошо, пусть я потерял нескольких демонов. Но меня, как и раньше, зовут Джо Гарсия, и мой желудок работает нормально.

— Магия имен — самая старинная в мире, господин Гарсия. Нет более могущественного способа, чтобы удержать демонов при себе, — сказал Ланкено. — Мы дадим жителям деревни новые имена.

— А почему вы и Кинросс считаете, что ваши демоны останутся с вами?

— Мы тоже теряем собственных демонов, но реже, чем остальные. Очевидно, мы с господином Кинроссом обладаем иной силой.

— Он прав, Гарсия, — сказал Кинросс. — Ты можешь быть просто суммой всех своих демонов, а можешь быть самим собой, но чувствовать, что твои демоны рядом.

— Демоны, господин Гарсия, — хмуро сказал Ланкено, — это частички ваших воспоминаний, хороших или плохих, веселых или грустных.

— Воспоминания навсегда остаются с нами, — заметил Кинросс, — но то, что мы не испытали — упущенные возможности, несостоявшиеся встречи, сомнения, сожаления — все это и составляет бремя, которое мы всю жизнь носим с собой.

— Я вижу, господин Кинросс, мы нашли с вами общий язык, — сказал фон Ланкено. — Мы теряем демонов, от которых хотим избавиться и сохраняем тех, которые умножают нашу силу. Но жители деревни будут терять и тех, и других.

— Понятно, — сказал Гарсия. — Продолжайте.

— Я бы хотел отметить, что в безлюдных местах не составляет труда избавиться от демонов. Скажем, высоко в горах я терял тысячи демонов. Но в Париже или Берлине они возвращались обратно десятками тысяч… Я просто восхищаюсь Кербеком, — продолжал фон Ланкено. — Он позволил нам избавиться от всех наших демонов разом. Это счастье, поверьте. Или взять этого черного гиганта, Бо-Бо. За разум, господин Кинросс, надо платить высокую цену. Мы должны уберечь от этого жителей нашей деревни. Они не должны страдать. Надеюсь, вы и господин Гарсия поможете мне разработать специальные ритуалы, чтобы помочь пионерам этого мира избавиться от отягощающего их бремени.

— Мы подумаем, — задумчиво ответил Кинросс и отвернулся.