И жизнь, и смерть - Фирсов Владимир Николаевич (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Ночь была черна, как чернила, и свет прожекторов только усиливал ощущение беспросветной темноты. Бартон дал приказ выключить их. И тогда они заметили далекие яркие вспышки, при виде которых сердца людей сжались в тревоге, потому что эти вспышки были отлично знакомы им — там, впереди, кто-то бил и бил из лучемета.
Со всех аппаратов пилоты вызывали по радио Лаврова и Еву. Мигание лампочки на пульте показывало, что мощный пеленгатор их дисколета исправно работает, но на вызовы никто не отвечал. Вспышки были уже близко. Разворачиваясь в дугу, дисколеты стремительно понеслись вниз, ощетинившись смертоносными излучателями, лучи прожекторов разрубили ночь и слились в ослепительный круг. И тогда взорам людей представилась удивительная картина. На высоком пригорке, у берега речки, стоял Сергей Лавров и стрелял в реку из лучемета. Атомные молнии распарывали тьму, взрывали воду, превращая ее в пар, туман, кипяток, обнажая на миг раскаленное дно, затем вода смыкалась с шипением и свистом до следующего удара молнии, а немного ниже по течению, почти невидимые в облаках горячего пара, по пояс в воде стояли двое, удерживая в руках обнаженное безжизненное тело.
Уже потом Ева рассказала, что наткнувшийся на Ахмеда Дон Кихот сделал для него все, что мог, — он завернул его в свою куртку и начал растирать. Спасти Ахмеда это не могло, но, к счастью, старик догадался включить пеленгатор на своем поясе. Конечно, Ахмед родился в сорочке — случайности, которые так любят вмешиваться в течение событий, разрушая идеально продуманные планы, на этот раз благоприятствовали ему. Дон Кихот, который неизвестно зачем оказался в столь поздний час на болоте, мог разминуться с Ахмедом, а Сергей мог вернуться на базу получасом раньше и не заметить слабых сигналов пеленгатора. Но, как бы то ни было, Ахмеда нашли, и он был жив. Однако, осмотрев Ахмеда, Ева сразу поняла, что до базы его не довезти. Она немедленно сделала Ахмеду инъекцию антенна, хотя и понимала всю бесполезность этого. “Его спасет только горячая ванна”, — сказала она. “А костер?” — спросил Дон Кихот. “Бесполезно, но надо попробовать”. “Тогда будет горячая ванна”, — заявил вдруг Сергей, снимая лучемет.
Когда подоспела помощь и тщательно укутанного Ахмеда уложили в дисколет, Сергей вспомнил о старике. Но тот исчез, не захотев даже проститься. Поскольку его пеленгатор уже не работал, стало ясно, что старик желает, чтобы его не беспокоили.
В дисколете Машенька скорчилась на полу возле неподвижного Ахмеда и держала его безжизненную руку, высунувшуюся из-под одеяла. Рядом с нею колдовала Ева, манипулируя над телом непонятными приборами. Машенька знала, что перед ней медицинский робот — не то для диагностики, не то для лечения, — и тут же забыла о нем и только гладила потихоньку загорелую руку, на которой багровел свежий шрам.
Дисколеты еще не долетели до базы, а Бартон уже успел отдать все необходимые распоряжения. На “Ариэле” приготовился к отлету второй врач экспедиции Лагутин, и за ним отправился рейсовый бот. Ахмеда перенесли в изолятор, откуда Ева безжалостно выгнала Машеньку и всех остальных, оставив только своего постоянного помощника Кулешова. Сергей в это время рассказывал Бартону о гибели несчастной собаки.
— Значит, все-таки шары… — произнес Бартон, выслушав Сергея. — Вот как оно…
Они понимали друг друга без слов. Десять лет планета считалась безопасной и пригодной для колонизация. Теперь все шло прахом. Работу экспедиции следует прекратить, во всяком случае, до тех пор, пока людям не будет гарантирована полная безопасность. Не палить же из лучеметов себе под ноги, как Дон Кихот…
Тут в голову Бартону пришла одна странная мысль. Почему Дон Кихот не предупредил их?
— А ведь старик знал об опасности, — прошептал он. — Знал, но не сказал. А лучемет у нас попросил… — Бартон вспомнил удаляющиеся вспышки выстрелов, которыми Дон Кихот расчищал себе дорогу в темноте.
— Загон возле дома у него тоже для шаров. Но для чего он их ловит? И как? Что он делал на болоте ночью?
— Смотрите, Сергей Игоревич, какая складывается картина. Старик знает о том, что шары смертельно опасны. Пока собака служила ему поводырем, он мог разгуливать по Альфе без всяких опасений. Когда она сбежала, старик даже не попытался ее поймать, хотя наверняка запеленговал ее. Он боялся шаров. И он пришел к нам за лучеметом, потому что тыкать в траву шпагой — занятие весьма утомительное. И вот, зная об опасности, которая грозит каждому из нас, он ни единым словом не обмолвился о ней. По всем человеческим законам, писаным и неписаным, он совершил преступление. Что он — хотел нашей гибели? Но не мог же он не понимать, что погибнуть могут один, два, ну трое, а остальные насторожатся, примут меры…
— Может быть, он этого и хотел — чтобы мы испугались? Вдруг мы ему чем-то мешаем…
— Такое тоже не исключается. Ведь для чего-то он живет здесь — живет, видимо, уже давно. Возможно, он изучает зеленые шары — для этого и загон возле дома, из-за этого он оказался ночью на болоте, в самом опасном месте. И тут он, желающий нашей гибели, делает все для того, чтобы спасти Ахмеда. И вызывает нас на болото, куда забрался среди ночи вовсе не ради удовольствия увидеть нас. Хоть убейте, я не вижу во всем этом логики. Чего-то мы не знаем…
— О старике надо запросить Землю. Раз о нем слышал Шавров, значит, знает и еще кто-нибудь, — сказал Сергей. — Ведь не Агасфер же он на самом деле.
— Ясно только одно, — подытожил Бартон. — Надо немедленно заняться шарами. Пока мы не узнаем о них все, ни о каких других исследованиях не может быть и речи. Я попрошу вас, Сергей Игоревич, взять с собой кого-нибудь и сделать небольшую разведку — прямо сейчас. Попробуйте проследить, откуда и куда катятся шары — в болото, из болота? Передвигаются ли они ночью? Много ли их? Возьмите всю ночную технику — бинокли, кинокамеры, фотоаппараты. Садиться и тем более выходить из дисколетов категорически запрещаю. Все наблюдения — только сверху, даже если… — тут Бартон запнулся, и Сергей понял, о чем он подумал. — Впрочем, можно без “даже” — Бестужева вы не встретите. Связь — каждые тридцать минут. Пеленгатор не выключать. И если увидите старика, постарайтесь ему не мешать. Но и не скрывайтесь тоже.
После ухода Сергея Бартон составил текст телеграммы для отправки на Землю.
Неизвестный старик, которого с легкой руки выдумщика Кулешова все стали называть Агасфером, интересовал его все больше и больше. Старик явно избегал людей, и заявиться к нему непрошеными, чтобы задать вопросы, на которые тот, возможно, не желает отвечать, было бы по меньшей мере невежливым. А Бартону хотелось знать все — имя старика, его историю… Свои соображения Бартон изложил в телеграмме и передал ее Шерману для срочной отправки на Землю. В это время к нему пришла Ева и рассказала, что Ахмед бредит и в бреду говорит о каких-то туземцах, шарах и человеческих жертвоприношениях и что она поставила возле Ахмеда магнитофон. Кроме того, она рассказала о странных шрамах на теле Ахмеда — словно от только что заживших ран, и о том, что рентген показал наличие сросшегося перелома локтевой кости. Я понимаю, что шрамы — ерунда, сказала она, что они могут быть просто следами ожогов от какой-нибудь местной крапивы, а сломать руку Ахмед мог еще на Земле и скрыть от медиков, но тем не менее все это весьма странно. Конечно, она проведет тщательное обследование, да и сам Ахмед что-то расскажет, если только сможет что-нибудь рассказать, потому что сейчас у него температура сорок и она не ручается, что хуже не будет.
Ева ушла к больному, а Бартон собрал биологов и долго с ними совещался. Они еще не успели разойтись, как в дверь ворвались Сергей и Базиль Фар, очень взволнованные, и попросили всех посмотреть фильм, снятый ими двадцать минут назад. Все перешли в гостиную, Сергей вставил кассету с видеопленкой в телекомбайн.
На экране появилась знакомая всем котловина, снятая с высоты пятнадцати-двадцати метров. Через оптику инфракрасной камеры унылое болото представляло собой фантастическое зрелище. Не остывшая с вечера вода ручьем лилась живыми светящимися потоками среди черно-серых холодных берегов. Туманными, мерцающими облаками лежали внизу озера, в которых кое-где горели яркие шевелящиеся пятна горячих ключей — словно расплавленное серебро извергалось со дна и таяло, гасло, расплываясь по озеру фосфоресцирующим туманом. Чернота суши была испещрена тонкими огненными стрелами каких-то камышеобразных растений, а в почти невидимых сплетениях кустарника призывно светились ночные цветы, приманивая своим теплом ночных насекомых.