Драгоценности Эптора. Сборник - Дилэни Сэмюэль Р. (книги онлайн полные версии txt) 📗
Михайло взялся за подарок Змея, который висел на груди у Гео, и повертел его в руке, внимательно разглядывая.
— И такая сила скрыта в крошечном камешке? Послушай, а ты бы не смог сам разгадать, как он действует?
— Сомневаюсь, — сказал Гео. — Не по душе мне все это.
— Иди ты к черту! «Не по душе ему это»! — передразнил его Михайло. — Что толку посылать нас на остров и надеяться, что мы сделаем то, чего не сможет и целая армия. А если мы откажемся, жрица натравит на нас весь Лептар?
— Сомневаюсь, — повторил Гео, вновь покачав головой. — Михайло, а какие истории об Эпторе ты знаешь? Жрица сказала, ты должен их знать.
— Я знаю, что с Эптором у нас нет торговых отношений. Ныне даже само слово звучит как проклятие... А все остальное — чепуха, не стоящая внимания.
— Например?
— Поверь мне, это всего-навсего бабушкины сказки, — настаивал Михайло. — А как ты думаешь, сможешь ли ты овладеть силами, сокрытыми в этом камешке, если он пробудет у тебя достаточно долго? Воплощение ведь говорила, что жрецы смогли это сделать, а тебя она, по-моему, считает таким же умным... Наверняка, ты сам мог бы во всем разобраться.
— Сначала расскажи мне сказки об Эпторе, — настаивал Гео.
— Говорят, там живут каннибалы, женщины, пьющие кровь, существа, не похожие ни на человека, ни на животного. Города на Эпторе — обители смерти... Да, это местечко не назовешь дружелюбным, судя по тому, с каким усердием избегают его матросы. Но что бы там ни рассказывали, все это глупости.
— Ты ведь знаешь еще что-то?
— Тут и знать нечего. — Михайло пожал плечами. — Эптор считается родиной всех человеческих пороков и чудовищ, вызвавших Великий Огонь... Я ни разу не был на этом острове. Но всегда хотел побывать и все увидеть своими глазами, чтобы при случае пресечь глупую болтовню.
— Еще жрица говорила, что твои рассказы не составят и десятой доли всей правды...
— Наверное, она имела в виду то, что в них не содержится и десятой доли правды... Уверен, она права. Ты просто неправильно ее понял.
— Я все отлично понял, — настаивал Гео.
— Тогда я просто отказываюсь тебе верить. Во всей этой истории концы с концами не сходятся... Во-первых, мне непонятно, как это наш четырехрукий приятель ровно два месяца назад оказался на пирсе именно в тот момент, когда жрица поднималась на корабль. И за это время он не променял камень, не продал...
— Возможно, в момент кражи он прочитал мысли жрицы, так же как наши, — высказал предположение Гео.
— Если так, то он должен знать, как обращаться с этими вещичками. Говорю тебе, давай выясним все, что ему известно, когда он вернется. И еще меня интересует, кто отрезал ему язык. Кто-нибудь из Странных или нет? Мне от всего этого как-то не по себе, — проворчал гигант.
— Кстати, ты помнишь? Мальчишка сказал, что ты знаешь человека, отрезавшего ему язык.
— Я многих знаю, — уклончиво ответил Михайло. — Но кого он имел в виду?
— Ты и в самом деле не знаешь? — удивленно спросил Гео.
— Странный вопрос, — нахмурившись, ответил Михайло.
— Тогда я напомню тебе слова маленького воришки, — продолжал Гео. — Скажи, кого ты убил?
Михайло посмотрел на свои руки так, будто видел их впервые. Он положил их на колени ладонями вверх, распрямил пальцы и стал рассматривать, словно изучая. Затем, не поднимая глаз, начал рассказывать...
Это случилось давно, друг мой.
Но та сцена стоит у меня перед глазами, как будто все случилось вчера...
Да...
Я должен был рассказать тебе раньше. Но слишком болезненны для меня эти воспоминания. Они твердые, как металл, горькие, как морская соль.
Мне кажется, что сквозь шорох ветра откуда-то издалека доносится мой голос, и тот человек, которого я убил, отвечает мне. Наш разговор звучит так отчетливо, что я дрожу, как сверкающая поверхность зеркала, по которой одновременно колотят кулаками человек и его отражение.
История эта началась, когда мы брали рифы на парусах под дождем, от которого на коже вскакивают волдыри.
Того парня звали Кут. Мы двое были самыми сильными на корабле, и то, что нас обоих отправили на ванты, означало, что работа предстоит тяжелая. Вода заливала лица, мокрые канаты скользили в руках. Неудивительно поэтому, что с порывом ветра парус вырвался из моих рук, провис под напором дождя и забился в переплетения канатов, сломав при этом два штага.
— Неуклюжий ублюдок! — завопил с палубы боцман. — Ты что, хочешь отправиться за борт кормить рыбу, сукин сын?
И еще сквозь шум дождя до меня донесся смех Кута, который работал на другой рее.
— Не везет, так не везет, — закричал он, придерживая свой угол паруса, который тоже грозил вот-вот вырваться из рук.
Я натянул свой парус и крепко его привязал. Состязание между двумя отличными матросами само по себе не содержало ничего плохого, но породило ярость в моей душе. Я готов был разродиться крепким словечком или ответной колкостью. Но шквал все равно унес бы мои слова, и поэтому я боролся с парусом молча.
Конечно, я спустился с мачты последним. И тогда-то я понял, почему мой парус вырвался. Стертое мачтовое кольцо сломалось и выпустило главный канат. Но это же кольцо ко всему прочему скрепляло расколотую надвое кормовую мачту. Трещина длиной в две моих руки то и дело раскрывалась и с грохотом захлопывалась на ветру, словно детская хлопушка. Поблизости от меня оказался свернутый в бухту канат толщиной в дюйм. С трудом удерживаясь на вантах, я закрепил канат и обвязал основание сломанной мачты. Каждый раз, когда трещина закрывалась, я набрасывал петлю и крепко затягивал мокрый канат.
Это называется «стегать» мачту...
И в ту ночь я простегал ее снизу доверху, пока фланец каната не достиг трех футов в высоту, так что трещина не могла больше раскрыться. Затем я повесил сломанное кольцо на крюк, оказавшийся под рукой, чтобы потом показать корабельному кузнецу и заставить его заменить канат цепью.
Вечером того же дня, когда я, уже обо всем позабыв, уплетал в кают-компании горячий суп и смеялся, слушая рассказ одного матроса о любовных похождениях другого матроса, вошел боцман.
— Эй, вы, морские негодяи! — прорычал он. Наступило молчание, а боцман продолжал: — Кто из вас перевязал сломанную кормовую мачту?
Я хотел крикнуть: «Да это я!»
Но кто-то опередил меня:
— Это сделал Большой Матрос, господин!
Так на нашем судне часто называли и меня, и Кута.
— Что ж, — проворчал боцман. — Капитан считает, что такая сообразительность в трудную минуту должна быть вознаграждена.
Он достал из кармана золотую монету и швырнул ее через стол Куту.
— Держи, Большой Матрос. Хотя на твоем месте каждый должен был бы сделать то же самое. — С этими словами он вышел из кают-компании.
Все шумно поздравляли Кута. Я не видел выражения его лица, когда он клал монету в карман.
Меня охватил гнев, но я не знал, куда его выплеснуть. На кого я должен был его обрушить? На матроса, который выкрикнул имя героя?.. Нет, ведь он мог спутать меня с моим соперником, тем более в такую погоду... На Кута? Но он уже вставал из-за стола. А боцман, наш боцман! Должен сказать тебе, дружок, для меня мало удовольствия снова плыть с ним на одном корабле... Так вот, когда я пришел в себя, его тяжелые шаги уже раздавались где-то далеко на палубе.
Может, поэтому меня и прорвало на следующее утро, когда погода немного успокоилась. Чья-то небрежная острота так подействовала на меня, что я буквально взорвался. Я схватился с одним из матросов. Мы тузили друг друга, чертыхались, повалились на палубу и подкатились прямо под ноги боцману, который в это время спускался по трапу. Он стал пинать нас сапогами и осыпать проклятиями, а когда узнал меня, с ухмылкой сказал:
— А, это тот неуклюжий болван!
Так я заработал себе репутацию драчуна. А драка на корабле — нарушение, которое потерпят немногие капитаны. У меня же это оказалась третья по счету провинность. По настоянию боцмана, у которого сложилось обо мне определенное мнение, капитан приказал меня высечь.
