Кладбище сердца - Желязны Роджер Джозеф (книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Медленно и настойчиво он прокладывал путь через холодные заросли. После короткого периода паники, когда ему показалось, что он заблудился среди темных деревьев, он выбрался на освещенную звездами поляну, где взвихренные кусты гоняли по развалинам причудливые пятна тьмы, повинуясь порывам ветра.

Трава шелестела у его ног, когда Мур уселся на поваленной колонне и снова разжег трубку.

Он вообразил себя еще одним мраморным истуканом, поскольку пальцы онемели, и почувствовал себя частью этого ландшафта: искусственные декорации, симулированная трансплантация древней истории на новую. Ему не хотелось двигаться. Хотелось вмерзнуть в этот пейзаж и стать памятником самому себе. Он придумывал договор с воображаемым дьяволом: повернуть время вспять, вернуться с Леотой во Фриско, снова работать. Подобно Юнгеру, он вдруг ощутил себя мудрецом — в такое время, когда мудрость бесполезна. Он стремился к знаниям. Он обрел только страх.

Подгоняемый ветром, он отправился в путь. Изуродованный Пан то ли умер, то ли уснул в своем фонтане. Возможно, это холодный сон богов, подумал Мур, и когда-нибудь Пан проснется, задует в свою праздничную свирель, и только ветер отзовется ему среди высоких башен, только налоговый робот приковыляет к нему — потому что посетители Балов забудут праздничные мелодии, глянцевые фигуры на картинках будут лишены мудрости, растворенной в человеческой крови, а людям сделают прививку от нее, и запрограммированная против эмоций машина легкомыслия будет вечно вливать ощущение радости в лихорадочный бред опьяненных, чтобы они не узнали музыку Пана, и среди них никого не окажется из детей Феба, способных хотя бы повторить аттический крик его первого появления, разнесшийся над водами Средиземноморья множество лет тому назад.

Мур пожалел, что не остался подольше с Юнгером, ведь только сейчас он почувствовал, что подсмотрел краем глаза перспективы человечества. Потребовался страх перед новым миром, чтобы вызвать это чувство, но теперь он начал понимать поэта. Почему же тогда Юнгер остается в Круге? — удивился он. Получает ли тот мазохистское удовлетворение, глядя, как исполняются его ледяные пророчества, уходя все дальше и дальше от своего времени? Может быть и так.

Мур заставил себя совершить еще одно, последнее путешествие. Он прошел по их старой дорожке к молу. Камни леденили руки, поэтому он перебрался на пляж по лестнице.

Он стоял на проржавевшем ободе мировой чаши, отражающей звезды. Смотрел на черные горбы камней, на которых они с Леотой вели непринужденную беседу несколько дней/месяцев назад. Сперва он говорил о своих машинах, до того как разговор перешел на более личные темы. Тогда он верил, все еще верил в неизбежное слияние с ними его духа, превращающее их в большие и лучшие вместилища для жизни. А сейчас он боялся, подобно Юнгеру, что к тому времени может утратиться нечто иное, и прекрасные новые сосуды будут заполнены лишь частично, чего-то важного не хватит в них. Он надеялся, что Юнгер не прав; он чувствовал, что взлеты и падения Времени могли бы в некоем грядущем равноденствии возродить все дремлющие истины глубин души, какие он сейчас ощущал в себе, — и тогда найдется слух, чтобы оценить флейту Пана, и ноги, чтобы станцевать под нее. Он старался в это поверить. Он надеялся, что так оно и будет.

Упала звезда, и Мур поглядел на часы. Было поздно. Он устало направился к молу и вновь перебрался через него.

В Клинике Спящих он встретил Джеймсона, уже зевающего от подготовительной инъекции. Джеймсон был высокий и тощий, с волосами херувима и глазами его антипода.

— Мур, — заулыбался он, глядя, как тот снимает пиджак и засучивает рукав. — Вы проводите ваш медовый месяц в холодильнике?

Гипошприц чавкнул в торопливой руке медика, и инъекция вошла в руку Мура.

— Именно так, — процедил он, взглядом осаживая пьяноватого Джеймсона. — А что?

— Неподходящее местечко, — объяснил тот, продолжая ухмыляться. — Если бы я женился на Леоте, вы бы меня в холодильник не загнали! Разве что…

Мур сделал шаг вперед, из горла вырвалось рычание. Джеймсон отскочил с удивленным взглядом.

— Это шутка! — сказал он. — Я только…

Мур почувствовал боль в уколотой руке, когда мускулистый медик молча стиснул его локоть и оттащил назад.

— Да, — сказал Мур. — Спокойной ночи. Спите крепко, просыпайтесь бодрыми и свежими.

Он повернулся к двери, и врач отпустил его руку. Раскатав рукав, он забрал пиджак и вышел.

— Ты совсем свихнулся, — объявил Джеймсон ему вслед.

У Мура оставалось еще полчаса до укладывания в бункер. Сразу идти туда ему не хотелось. Он планировал подождать в клинике, пока лекарство начнет действовать, но присутствие Джеймсона изменило планы.

Пройдя широкими коридорами Дома Спящих, он поднялся на лифте к бункерам, широким шагом спустился к своей двери. Поколебавшись, он прошел мимо. Ему предстояло провести здесь три с половиной месяца; не хотелось добавлять к этому сроку еще и следующие полчаса.

Мур набил трубку. Захотелось покурить, и постоять в сентиментальном карауле у ледяного ложа богини, его супруги. Он оглянулся, нет ли поблизости медиков. После инъекции рекомендовалось воздерживаться от курения, но до сих пор его это не волновало, как и других постояльцев.

Поднимаясь назад, он услышал непонятные глухие удары. Они прекратились, когда он завернул за угол, но вскоре возобновились, стали громче. Звук доносился откуда-то неподалеку.

Мгновение спустя вновь наступила тишина.

У двери Леоты Мур задержался. Достал ручку и, ухмыляясь с зажатой в зубах трубкой, перечеркнул ее фамилию на табличке. Поверх нее аккуратно написал: «Мур». Когда он выводил последнюю букву, удары вновь возобновились.

Они доносились из ее комнаты.

Он открыл дверь, сделал шаг и остановился.

Человек стоял к нему спиной. Его правая рука была занесена вверх. В кулаке сжат крокетный молоток.

Его одышливое бормотанье, похожее на заклинание, донеслось до Мура.

— Несите ей розы, розы, не надо траурных лент. Лежит она охладелая…

Мур стремительно промчался через комнату. Он вцепился в молоток и вырвал его. Что-то хрустнуло в его руке, когда кулак врубился в челюсть. Человек ударился о стену и рухнул на пол.

— Леота! — сказал Мур. — Леота…

Белее паросского мрамора лежала она в своем взломанном футляре. Балдахин был поднят. Ее плоть уже обратилась в камень — ни кровинки не было на ее груди, пробитой деревянным колом. Только сколы и трещины, как на мраморе.

— Нет, — сказал Мур.

Кол был из такого сверхтвердого синтедерева — кокобола или кебрачо, а может быть, lignum vitae note 19, — что даже не расщепился.

— Нет, — сказал Мур.

Ее лицо было спокойно, как у спящей, волосы цвета алюминия. Его кольцо на ее пальце…

Из угла комнаты послышалось бормотанье.

— Юнгер, — сказал Мур без выражения, — зачем — ты — это — сделал?

Лежащий сопел и всхлипывал. Его глаза были устремлены на что-то, не имеющее имени.

— …вампир, — хрипел он, — заманивает мужчин на свой «Летучий голландец» и тащит их сквозь годы… Она — будущее, богиня снаружи и голодный вакуум внутри, — объяснил он без каких-либо эмоций. — Несите ей розы, розы… Мир купался в ее веселье, нуждался в ее улыбке… Хотела меня бросить тут одного в центре пустоты! Я не могу слезть с этой карусели, и у меня нет медного кольца. Но никто никогда не будет так покинут и одинок, как я был, не сейчас. Была ее жизнь веселой, веселой, плясала она на балах… Я думал, она может ко мне вернуться, когда ты ей надоешь.

Он заслонил голову руками, когда Мур придвинулся к нему.

— Для технаря будущее…

Мур обрушил на него молоток, дважды, трижды. После третьего удара он потерял счет, потому что его мозг не мог удерживать числа больше трех.

Потом он шел, бежал, не выпуская молотка — мимо закрытых дверей, как мимо пустых глаз, вверх по коридорам, вниз по всегда безлюдным лестницам…