Свет в оазисе (СИ) - Дельта Марк (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Когда закончился торжественный молебен, монах-бенедектинец зачитал приговор, и Мануэль узнал, за что именно суд решил лишить жизни этого человека. В вердикте говорилось, что житель Талаверы, аптекарь Себастьян Толедано, из "новых христиан", в тайне продолжал исповедовать свою прежнюю - иудейскую - веру, соблюдал субботу, не ел свинины и так далее. Вина его была доказана неоспоримо, ибо Толедано сам полностью признал ее в ходе следствия.
Эти сведения вызвали в толпе настоящий взрыв негодования: многие считали сожжение заживо слишком мягким видом казни для такого нечестивца.
Осужденного выволокли на возвышение и крепко привязали к короткому, чуть выше его роста, деревянному столбу. Один из инквизиторов спросил его о чем-то, но Толедано не ответил. Он закрыл глаза, непрерывно шевеля губами. Видимо, молился. Какую же он произносил в этот миг молитву и на каком языке? К кому он обращался? К Богу, который допустил, чтобы его жизнь была оборвана таким образом?
Голова аптекаря вздрагивала, глаза были закрыты.
Толпа встретила первые ручейки пламени экстатическим ревом. Огонь, пожирая древесину и сухое, ломкое сено, быстро усилился и, подняв плотную завесу дыма, с треском добрался до осужденного, но тело его, удерживаемое ремнями от падения, уже сложилось пополам. Видимо, он умер до того, как пламя коснулось ног. Если Толедано и кричал перед смертью, то криков не было слышно из-за грохота костра и шума неистовствующей толпы.
Мануэль наклонился к слуге и решительно сказал:
- Пепе, я ухожу! Если считаешь необходимым оставаться здесь, я не возражаю. Как только освободишься, закупи провизии на дорогу и приходи в трактир. Постарайся не тянуть время. Пора двигаться в путь.
Мануэль попытался обойти толстощекого чернявого лавочника с бородавкой на щеке, и тот уже посторонился, но в последнее мгновение молодой дворянин снова обернулся к Крусу:
- Если обстоятельства заставят нас потерять друг друга, ищи меня в Кордове, а если и там не найдешь, встретимся в осадном лагере.
Не давая Пепе возможности возразить, Мануэль решительно развернулся и стал выбираться из толпы. Это вызвало недовольные возгласы, но, видя его герб, символ дворянского достоинства, люди все-таки теснились, давая ему пройти.
Добравшись до двора трактира, Мануэль рассеянно погладил по холке своего коня Цезаря, не заметил укоризны во взгляде Мессалины, кобылы Пепе, быстро вошел в дом и взбежал в комнату на втором этаже. Сняв плащ, он сел на стул перед открытым окном. Возиться с доспехом не стал - без помощи слуги выбраться из него было не просто.
На улице во всей красе царил апрель, однако Мануэль этого не замечал. Перед его глазами стояло лицо несчастного аптекаря. Почему его схватила инквизиция? Если он действительно втайне исполнял иудейские обряды, то как инквизиторы узнали об этом? В приговоре было сказано, что он соблюдал субботу. Но разве это так сильно бросается в глаза? Признался под пытками... Как можно верить таким признаниям?
Отец юной Долорес, дамы его сердца, старый приятель Фуэнтесов Гаспар де Сохо, будучи убежденным сторонником действий Святой Палаты, как-то рассказал в присутствии Мануэля, ссылаясь на знакомого инквизитора, о том, как святые отцы добиваются признания арестованных еретиков. Мануэль запомнил застывшее, побелевшее лицо матери во время этого рассказа.
По словам Сохо, признаниям вины, сделанным до пыток, следователи не придают значения, поскольку большинство арестованных спешат оговорить себя, дабы избежать физических истязаний. Именно по этой причине инквизиция настаивает на применении пыток. Лишь с их помощью можно получить подлинные признания. В некоторых случаях, когда следствие сочтет арестованного невиновным, его освобождают. Такое может, например, случиться, если за него хлопочут высокие покровители. Но, даже будучи оправдан, бывший узник не получит никакого вознаграждения за пережитые им муки и унижения. За шрамы и раны, оставшиеся после применения огня, раскаленных щипцов, кнута. За сорванные на дыбе сухожилия и вывороченные суставы. За то, что всю оставшуюся жизнь он будет ходить, шатаясь и тряся конечностями, словно разбитый параличом. За то, что доживет свои дни калекой.
Впрочем, все это не идет ни в какое сравнение с ужасом сожжения живой плоти.
Чтобы отвлечься от невеселых мыслей и скоротать время в ожидании Пепе Круса, Мануэль спустился в трактирный зал и взял немного вина, сыра и маслин с деревенским хлебом. Еда была безвкусной, вино казалось пресным. Таким же, лишенным вкуса и всякого смысла, плоским, пергаментным, ненастоящим казался весь мир.
Как-то Мануэль попросил мать рассказать о тех сторонах учения альбигойцев, с которыми она не согласна.
- Ведь ты говорила, что воспитана в католичестве, - рассуждал он, - а учение "добрых людей" приемлешь лишь частично. Значит, есть что-то, что для тебя неприемлемо.
Судя по всему, Росарио давно решила для себя этот вопрос. Ни секунды не колеблясь, она ответила:
- Я не верю, что наш мир целиком лежит во зле и что им правит Люцифер.
Альбигойцы считали Люцифера чем-то вроде злого бога, равного по силе Господу. Для них это был не падший и восставший ангел, как для католиков, а некое темное начало, которое сотворило этот мир и полностью правит им. Они ссылались на евангельские изречения, как, например, "царство Мое не от мира сего".
Впрочем, по мнению альбигойцев, праведная жизнь ведет к избавлению от мира сего и к возрождению в ином, Господнем, мире. Эта юдоль зла, согласно их верованиям, рано или поздно полностью оскудеет, ибо постепенно все души перейдут в царство Божие, и тогда дольний мир завершит свое существование.
Росарио категорически не соглашалась с такими представлениями.
- Посмотри, как прекрасна вселенная! - восклицала она. - Величие гор и лесов, волшебство музыки, живописи, скульптуры, таинственная радость любви - разве все это зло? Я никогда не смогу в это поверить. Да, я согласна с альбигойцами в их неприятии насилия, в их нежелании создавать храмы и давать церковникам власть, в том, что люди равны перед Господом. Но не в том, что наш мир лишен добра.
Мануэль обычно соглашался с матерью, однако сейчас, вспоминая согбенную фигуру идущего на костер аптекаря, он вдруг почувствовал, что альбигойцы, возможно, были правы. В этом мире все бессмысленно, если можно вот так, ни за что ни про что, оказаться подвергнутым нечеловеческим истязаниям, а затем погибнуть в страшных муках. И вся эта красота, о которой говорит Росарио, есть лишь обман.
Люди ввалились в трактир и разом заполнили его. Они вернулись с аутодафе и оживленно обсуждали увиденное.
Мануэль хотел как можно скорее покинуть Талаверу, но Пепе все не было. Возбужденная толпа, радующаяся чужому несчастью, раздражала его, и он решил было пойти прогуляться, когда его вдруг заинтересовал разговор за соседним столом.
Вниманием присутствующих завладел тот самый чернявый лавочник с бородавкой, что стоял рядом с Мануэлем на площади во время оглашения приговора. Теперь он под одобрительные возгласы приятелей хвастливо рассказывал о том, как навел инквизицию на аптекаря, написав на него донос. Лавочник не скрывал гордости своим поступком, а особенно тем, что получил десятую часть имущества осужденного. Остальное было конфисковано короной.
- Фабио, расскажи им, как этот марран оскорбил тебя, - предложил кто-то, сидевший спиной к Мануэлю.
Лавочник одновременно возмутился и обрадовался. Возмутился, вспомнив то, о чем его просили рассказать, и обрадовался, что свел счеты с обидчиком, да еще и заполучил часть его имущества.
- Этот Толедано думал, что на него нет управы! Я ему: "Нужна мазь, чтобы свести бородавку", а он мне говорит, что не знает такой мази. Как вы думаете, если бы к нему пришел с этой просьбой еврей или мавр, он бы так же ему ответил? Смекаете?
Слушатели возмущенно загудели.
- Слишком мягкое наказание для таких, как он! - жалобным голосом заметил один из его собеседников. - Люди на костре очень быстро умирают от жары и удушья. Не успевают погореть в огне! Воистину, церковь проявляет к ним великое милосердие и великодушие. Надеется спасти их бессмертную душу, да только есть ли она у них?
