Финал новогодней пьесы - Дубинянская Яна (книги регистрация онлайн txt) 📗
Франсис Брассен. Синие-синие глаза, мягкий вкрадчивый рот, медальонный профиль и тело античной статуи. Красивый, энергичный, стремительный… Ее любовник. Неужели так должно было случиться?…
С оглушительным хлопком небольшого взрыва сорвался вниз огромный грязно-серый парус. Нелепо заполоскал на ветру, игнорируя усилия копошащегося вокруг человечка. И все-таки медленно, неохотно натянулся гигантским косым гамаком, наполнился воздухом, со скрипом развернул поперечную перекладину, – черт знает, как она называется… Франсис ожесточенно тянул на себя толстую веревку, на его малиновых обгоревших руках рельефно выступили клубки мускулов и жил. Скалистый берег вильнул за корму, а потом медленно показался по другому борту…
Франсис закрепил веревку, издал радостный клич, подбежал к Ларе и длинным страстным поцелуем впился в ее губы.
– Ветер почти попутный, так что через час-полтора будем на месте, – он шумно переводил дыхание не то от поцелуя, не то от тяжелой работы. – Правда, придется немного полавировать… Жаль. Черт, до чего ж я люблю автопилот!
Ничего, – она едва не начала его утешать, – мы еще встретимся завтра, с самого утра, чтобы не перебивать мне работу, да, утра нам должно хватить, я придумаю, как нейтрализовать мужа, и мы возьмем яхту с нормальным мотором… Лара больно прикусила язык. Зачем об этом говорить? Разве мало того, что все действительно так и будет? Разве мало сознавать, что она никуда от этого не денется?!…
Слава богу, послезавтра он уплывает. Если опять не врет.
Яхта постепенно набирала скорость, и Лара, сидя на корме, рассматривала то берег, где мыс Эйн, который они плавно огибали, постепенно принимал знакомые очертания, а впереди маячила на берегу залива пестрая подкова города; то море, все более гладкое и все чаще приправленное разноцветными парусами яхт, не рискующих отойти чересчур далеко от набережной. На Франсиса она теперь старалась не смотреть вовсе, а когда все-таки поглядывала искоса и коротко, почему-то всегда напарывалась на его ответный жизнерадостный и откровенный взгляд.
Наконец, они причалили, и Лара получила у хозяина яхты свои часы, оставленные в залог. Тут же вокруг сформировалась небольшая группка мальчишек-матросов, требуя у нее автограф, – видимо, в компании отыскался ценитель кино, успевший заглянуть под крышку приза Шеррингского кинофестиваля. Со всех сторон тянулись грязные и татуированные руки, потрясая какими-то мятыми этикетками, старыми билетами, денежными купюрами… Все поплыло перед глазами, она споткнулась, и сильный рывок извне выдернул ее из плотного кружка юных поклонников.
Она потирала запястье, а Франсис хохотал весело и самозабвенно, откинув назад голову. И что он нашел в этом смешного? Завтра вся набережная будет гудеть о том, что знаменитая актриса Лара Штиль уединялась на яхте с каким-то…
Хоть бы его приняли за ее мужа. Многим кажется, что они похожи…
– Надо бы подбросить пару монет этим ребятам, – Франсис рылся по карманам, то и дело вспыхивая последними отдельными смешками. – Черт, нету мелочи, жалко. Они дали мне понять, что я таки действительно сплю с кинозвездой!
Он шутливо раскинул руки, заключил ее в объятия и стиснул жарко и крепко, до боли. Горячие пальцы мяли тело сквозь платье, к лицу прижалась соленая футболка с шершавой облезающей картинкой, оправа очков вонзилась в переносицу. Ни возмутиться, ни крикнуть, ни вырваться – только застонать в прикушенную губу и ждать, когда он отпустит.
Отпустил. Чуть отстранил, придерживая за плечи, а затем склонился над ней, заранее округляя рот под куцыми усами…
– Ты с ума сошел, – приглушенно бросила она сквозь зубы. – Вокруг масса людей, многие меня знают. Нас не должны вообще видеть вместе, а уж тем более… Ладно, я пошла.
– Подожди, – он поймал ее за руку, – а как мы завтра?…
– Придумай что-нибудь. Ты знаешь, где меня искать.
– Идет.
И все-таки развернул ее к себе, и коротко, звонко поцеловал в губы на прощание.
И она зашагала по набережной, сначала все быстрее, едва не срываясь на бег, а потом, медленнее, еще медленнее… Жара уже спала, и огромные толпы курортников выползли подефилировать к морю, двигаясь навстречу сплошной галдящей стеной. И кто-то постоянно подворачивался под ноги, кто-то толкал в бок, а кого-то толкала она, с кем-то никак не могла разминуться… И у всех у них были плоские, никакие, тупые счастливые физиономии, словно одна уродливая маска, небрежно вылепленная из коричневатого пластилина. А ракушечным плитам под ногами не было конца, и Лара с тоскливым отчаянием уговаривала себя, что дальше, по парку, идти будет намного легче… По парку, где тенистая аллея петляет между пальмами и олеандрами и где только позавчера лейтенант Брассен и Лара Штиль весело смеялись вдвоем…
Нет. Не надо этого, пожалуйста…
Она повернула в сторону, вышла на улочку, перпендикулярную набережной, и поймала такси. Дорога до коттеджа по верхнему шоссе заняла всего пять минут, боже мой, как хорошо…
И еще – господи, какое счастье! – там, в коттедже, не оказалось Фрэнка.
На подлокотнике кресла лежала записка – большая, заметная, размашисто написанная синим маркером: «Лара, мы в заповеднике, приходи как можно скорее. Мы с Винченцо ждали до последнего. Фрэнк, 15.30. P.S. Я тебя люблю».
Рядом огромным нелепым веником торчал букет полностью увядших и осыпавшихся темных роз.
И почему горничная их не выбросила?
Накатила мутная, непреодолимая усталость, смешанная с мелким противным ознобом. Лара прошла в ванную, пустила горячую воду, вернулась, с усилием стащила через голову платье, на синих полосах которого солевой россыпью проступили следы морских брызг. Потом набросила на плечи халат, с минуту постояла над мертвыми цветами, затем, царапая руки шипами, подняла букет вместе с вазой, вышла на порог и выплеснула все содержимое вазы в ближайшие кусты. На полу и крыльце осталась густая дорожка коричневых лепестков… но на нее уже не было сил.
Клубы пара и обжигающая вода. Да, так хорошо… Напрочь выпарить ненужные мысли и лишние чувства. Ничего особенного не произошло, ты просто устала, страшно, смертельно устала… Запрокинуть лицо, коснуться воды волосами, затылком, глубже, глубже, зажмурить глаза… вынырнуть. Прохладная струя воздуха освежает мокрую голову – легонько и приятно. Вот только откуда такая свежесть в сплошном жарком тумане?
– Лара, ты вернулась? Слава богу! Я уже…
Фрэнк.
Даже входную дверь не закрыл…
– … Уже собирался идти заявлять в полицию, заскочил вот за документами. Надо позвонить Винченцо, он совсем места себе не находит. Съемки, конечно, сорвались… ты бы хоть предупредила! Ты в ванной?
Нет никаких сил подняться… но это нужно сделать. Подняться и, подавшись вперед расслабленным телом, с которого стекает на пол вода, защелкнуть изнутри шпингалет.
Прости, Фрэнк, не могу тебя видеть.
Не видеть и не слышать никого…
Долго-долго лежать в постепенно остывающей, теперь просто очень теплой воде и ни о чем, ну, почти ни о чем не думать… В конце концов он закончится, этот сумасшедший, сумбурный, чудовищный и уже неотменимый день.
* * *
Честное слово, денек выдался что надо!
Расставшись с Ларой, Франсис еще немного пошатался по набережной. Предвечернее солнце светило мягкими нежаркими лучами, воздух стал теплым и почти неподвижным, и навстречу попадались одни красавицы, и все они призывно улыбались неотразимому, хоть и одетому в штатское лейтенанту Брассену.
Впрочем, сегодня он уже не желал новых побед. Зачем нивелировать мелочами ту, великую, которую ему удалось-таки одержать! Что не вышло бы ни у кого другого, – вот у Поля, например, ни за что! – потому что никто другой не обладает и половиной его, Франсиса, сокрушительных достоинств. Он даже заглянул мельком в зеркальное окно лотерейного киоска, пригладил пальцем усы и сам же рассмеялся над этим простодушным самолюбованием. Нет, для полного счастья лейтенанту Брассену было мало собственного восхищения собой. О его грандиозной победе непременно должен был узнать еще кто-нибудь.
