Миллион открытых дверей - Барнс Джон Аллен (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗
А поскольку эту было невозможно, появилась вторая гипотеза, состоявшая в том, что в свое время некое Терранское правительство отправило на Нансен нелегальный аппарат, который и «осеменил» эту планету. Это также было невероятно, поскольку для того чтобы произвести такие результаты, аппарат должен был опуститься на поверхность Нансена не позднее тысяча восемьсот двадцать пятого года.
Отвергая две эти гипотезы, другие ученые утверждали, что газовый гигант, из ядра которого в свое время сформировался Нансен, был достаточно теплым для того, чтобы в нем имелась собственная жизнь, которая затем каким-то образом сохранилась и пережила внезапное исчезновение девяноста процентов массы планеты, подобралась к ядру и там существовала в металлическом расплаве все то время, пока бывшие спутники газового гиганта, начавшие вращение по эксцентрическим орбитам, каждые несколько сотен стандартных лет налетали на новообразовавшуюся горячую планету.
Поскольку это также не могло быть правдой, возникла четвертая теория, согласно которой некая инопланетная цивилизация, которую нам еще предстояло в будущем обнаружить, некогда нашла эту планету, которую было сравнительно легко терраформировать, с помощью дорогущего исследовательского аппарата, затем вбухала еще больше деньжищ в процесс терраформирования, а потом не озаботилась тем, чтобы колонизировать планету — ну не захотелось, видите ли, переезжать, раздумали.
— Все эти гипотезы притянуты за уши, — сказал Брюс, — но при этом факт остается фактом — на Нансене в ту пору, как сюда нагрянули колонисты, существовала жизнь. — Он пожал плечами. — А это означало, что те, кто покупал тут землю, имел право действовать в рамках закона о природных резерватах, согласно которым дополнительное терраформирование исключается и допускается лишь добавление новых видов.
Аймерик вздохнул.
— А для того чтобы вы оба поняли, как это грустно, я вам скажу вот что: если вы полистаете исторические записи, вы поймете, что здешние поселенцы сами выбрали такой вариант. Никто из тех, кто закладывал колонии на Каледонии или Земле Святого Михаила, не желал, чтобы было иначе.
Позади взошел Муфрид — ярко-желтая клякса на фоне тускло-серого неба. Стало намного светлее. По ветровому стеклу изредка барабанили капли коричневатого дождя. Видимость улучшилась настолько, что теперь ущелье под нами просматривалось на несколько сот метров, и даже дальняя его стена была немного видна — темная колючая тень. Скалы начали приобретать окраску.
— Но… возможно, я чего-то недопонимаю, — проговорила Биерис. — Почему же здешние колонисты не пожелали обзавестись более приятным климатом?
— Каждая колония по собственным соображениям, — ответил Аймерик. — Обитатели Земли Святого Михаила жаждали поселиться в каком-нибудь сером, унылом месте, где бы люди занимались тяжким и бессмысленным физическим трудом, дабы иметь возможность воистину оценить печаль и тщетность жизни и непрестанно благодарить Христа за то, что он столь милостиво избавил их и от того, и от другого.
Неожиданно Брюс указал вперед:
— Эй, смотрите! Вон там — Арка Каньона.
Мы все склонились к ветровому стеклу. Высоко впереди стояла двойная радуга, больше которой я в жизни ни разу не видел. Она была намного красивее тех радуг, что мне случалось наблюдать на Уилсоне — там радуги красно-зеленые, а в этой можно было различить все цвета спектра, вплоть до темно-фиолетового.
— О том, как она появляется, вам надо будет спросить у метеорологов, — сказал Брюс. — Это как-то связано с образованием облаков над Каньоном. Такая радуга бывает только по утрам, в это время и только на такой высоте, да и то — один раз за двадцать дней.
— Deu, у меня просто сердце разрывается! — призналась Биерис. — Наверняка кто-нибудь здесь у вас сочинил об этой красоте симфонию или гимн. Вот бы послушать!
Аймерик смущенно кашлянул.
— Да, пожалуй, гимн тут не повредил бы.
Брюс вздохнул.
— Не думаю, чтобы такое позволили. Восхищение внешними красотами — первый из Девяти Признаков Ложных Ценностей. А Арка Каньона — чистая иллюзия.
Я не стал спрашивать, у кого такие воззрения, и почему-то подумал, что и потом мне вряд ли удастся это выяснить.
Кроме того, сейчас мне больше всего хотелось любоваться Аркой Каньона. После той грязесолевой бури, с которой началось наше странствие, после того, как мы несколько часов подряд мчались в вездеходе вдоль голых скал под моросящим серым дождем, эта удивительная цветная, сверкающая лента на фоне темно-синего неба казалась величественным и изящным мостом, переброшенным через каньон.
Радуга держалась на небе несколько минут, пока вездеход продолжал взбираться все выше и выше. За это время солнце немного нагрело кабину. Глаза у меня едва успели привыкнуть к свету. Цвета скал по-прежнему казались мне премерзкими, но боль, которую я испытывал, глядя на них, теперь была скорее эстетической, нежели физической.
Когда Арка Каньона наконец растаяла и мы проводили ее тяжкими вздохами, Брюс сказал:
— Теперь уже скоро.
Он объехал небольшой выступ скальной стенки.
Последние пятнадцать километров до котловины мы ехали вдоль голых неприступных скал по уступам. Некоторые из них имели естественное происхождение, другие были вырублены в скальной породе. Наибольшая ширина уступов составляла метров восемьдесят, а наименьшая — не более тридцати, то есть в таких местах уступы были примерно в два раза шире «кота». Время близилось к полудню, а облака опустились так низко, что, для того чтобы разглядеть их, мне приходилось прижиматься лицом к боковому стеклу.
По другую сторону ущелья тянулся язык черного глетчера.
Аймерик сообщил, что он называется Черным Глетчерным Водопадом.
— Но водопад, — сказал он, — он собой представляет только при свете солнца, да и то успевает замерзнуть, пока падает.
Если забраться на скалы с той стороны, сквозь просветы в облаках можно увидеть поверхность моря.
Для того чтобы защитить от оползней и камнепадов уступы, ведущие к Содомской котловине, на скальных склонах пришлось высадить толстенные колючие лианы. Та стена ущелья, вдоль которой мы ехали, была покрыта настоящим лабиринтом перепутанных лиан толщиной в ствол взрослого дерева. Слой лиан составлял несколько метров.
— Там кто-нибудь живет? — поинтересовалась Биерис. — Какие-нибудь местные белки или обезьяны?
— Одичавшие куры, — ответил Брюс. — Наверное, парочку из них мы увидим по дороге. Их специально вывели такими, чтобы у них были мощные грудные мышцы и крылья, как у кондоров. Питаться они должны лишайниками, которые произрастают по всей планете. Идея заключалась в том, чтобы превратить их в свободноживущих мясных животных. В общем, они питаются и лишайниками, и вообще всем, что только попадет им в клювы, но больше всего они любят шипы этих лиан. К тому же на такой высоте к курам непросто подобраться.
Вездеход совершил очередной поворот, и мимо нас пролетели две птицы с ярко-оранжевым оперением и с размахом крыльев метра в два.
— Это они, — сообщил Брюс. — Мы их специально такими яркими выращивали, чтобы легко было заметить. Но когда на них охотишься, толку от этого никакого. Каждая из них — пятнадцать килограммов мяса, но заполучить их нелегко. В их генетике не предусмотрено ничего такого, из-за чего они могли бы попасться в ловушки, ну а если в них стрелять, то они почему-то стремятся рухнуть прямехонько в каньон. Так что имеем мы от них только гуано.
Когда наконец мы одолели последний подъем перед котловиной, притом что по обе стороны от нас возвышались километровой высоты горы, мы с Биерис довольно громко ахнули, а у Аймерика вроде бы даже глаза заслезились.
Каньон заканчивался седловиной между двумя могучими обледенелыми пиками. От того места, где наш «кот» выехал на седловину, еще на километр тянулась скальная порода. А ниже этого серого кольца раскинулась огромная темно-зеленая равнина, на которой кое-где пестрели рыжевато-золотистые поля злаков, виднелись светло-зеленые огороды. Равнина тянулась до подножия остроконечных вершин другого, далекого горного хребта. На взгляд, до гор было километров двести.
