Водопад грез - Виндж Джоан (бесплатные книги полный формат .txt) 📗

Воуно пошел обратно к флайеру, остальные последовали за ним. Киссиндра заняла сиденье рядом с ним впереди, откуда был наилучший обзор. Эзра устроился рядом со мной с угрюмым и обиженным видом, хотя, как обычно, я не видел для этого ни малейшей причины.

Флайер поднял нас, оставляя позади площадь и весь город, как запоздалую мысль.

Я глубоко вздохнул. Мы покинули край мира Тау, следуя над водопадами реки и вдоль ее пути, похожего на танец змеи, в выветренный пейзаж рифов, в сердце резервации гидранов. «Отчизна», как называет ее Тау, как будто одна часть этой планеты может по большему праву принадлежать гидранам, нежели другая.

Я заставил себя не думать о Тау, прекратить проигрывать воспоминания прошлой ночи и сфокусироваться на новом дне. Я был готов пережить нечто невероятное, что-то такое, что должно было влить мою жизнь в какой-то вид перспективы.

Облачные киты, существа, ответственные за образование рифов, были частью этого мира гораздо дольше, чем люди или гидраны. Они представляли собой колонии, каждый из них был составлен из бесчисленного множества отдельных пылинок, функционирующих сообща, подобно клеткам мозга. Они поглощали энергию непосредственно из солнечных лучей, а вещество из молекул воздуха.

Они всю свою жизнь проводили в небе, конденсируя водяные пары из атмосферы, пока не окутывались туманом. Для тех, кто смотрел вверх невооруженным глазом, они были неотличимы от реальных облаков. Самих же китов ничто, сделанное в этом мире людьми или гидранами, не волновало.

Ничто в их собственном существовании не было постоянным: их формы бесконечно мутировали вместе с беспокойным движением атмосферы. Их мысли текли и менялись — уникальные, блестящие и случайные. Но, как скрытый порядок в хаосе отдельных кубиков мозаики, в их фантазиях прятались моменты гениальности.

Их мысли были уникальны еще и по другой причине — они имели физическую субстанцию. Плотные и осязаемые настолько же, насколько невещественны человеческие, сгустки мыслей облачных китов падали с неба буквально водопадом грез. Вещество их грез накапливалось и срасталось на участках, где собирались облачные киты, притянутые чем-то в строении почвы, погодными условиями, колебаниями в магнитосфере планеты. За долгое время материал раздумий — сброшенные на землю умственные бессмыслицы китов — сформировал рифы — странные ландшафты, подобные раскинувшемуся под нами. По прошествии сотен или миллионов лет пласт рифов вырос в сотни километров в длину и сотни метров в толщину, богатый скрытым знанием.

Исследователи Тау называли рифы «дикой библиотекой», как я узнал из материала, к которому имел доступ. Исследовательская команда называла их «облачное дерьмо», когда члены ее были уверены, что их никто не слышит. Нетронутое наслоение рифов, которое мы прибыли изучать — подобное другим, уже используемым Тау, — представляло собой мешанину аминокислот, только и ожидающую того, чтобы быть изъятой из матрицы и отправиться в лаборатории, изголодавшиеся по прогрессу. И все это для увеличения прибылей Дракона.

Дракон, благодаря своим вкладам, играл главную роль в исследованиях нанотехнологии — технологии, оперирующей величинами в миллиардную долю миллиметра, — но она годами не двигалась с места. Некоторыми из наиболее могущественных корпораций Федерации на эти исследования были затрачены миллиарды, но успех в лучшем случае носил промежуточный характер, а некоторые полезные инструменты и изделия, разработанные ими, имели ограниченное применение — не более, чем бессмысленные, полуфункциональные промышленные «помощники».

Белки, особенно энзимы, — продукты нанотехнологии самой природы, и рифы были пронизаны протоидным веществом так сложно и причудливо, что по большей части никто не видел чего-либо подобного. Тау отправлял свои наиболее обещающие открытия в специализированные лаборатории по всей межзвездной империи Дракона, где исследователи анализировали найденные структуры и пытались воспроизвести их. В результате Дракон нашел способ синтезировать некоторые из тех, что оказались доступными, но существующие технологии не позволяли сделать открытие, и ученые требовали больше сырой продукции из разработок Тау.

Но та же самая матрица, которая изготовила «машины» на биооснове крепче алмаза и гибрид ферментативных нанодронов, позволивших освоить производство керамосплавов, была напичкана ловушками и непредсказуемыми опасностями.

Тут попадались фрагменты, структура которых была понятна и воспринималась как нечто положительное, хорошее, и гораздо больше таких, которые были попросту недоступны пониманию. Но встречались и такие, которые могут быть описаны только как безумные. Матрица рифов хранила их в инертном, скрытом, безвредном состоянии. Но сложные белки быстро распадались, когда их отделяли от стабилизирующей матрицы, да и внутри самих рифов были «мягкие пятна», где матрица начинала гнить. Разлагающаяся матрица могла вызвать что угодно — от дурного запаха до килотонного взрыва. Тысяча различных биологически случайных опасностей поджидала неосторожных рабочих.

Набор сведений, в котором мариновался мой мозг, отодвинулся на задворки памяти, внезапно оставив мои мысли пустыми.

Я не стал их ничем заполнять. Мой мозг погрузился в тишину, где никто, кроме меня, не существовал, где для меня не существовало ничего, кроме рифа вдоль реки под нами, слоя на слое монолитного пейзажа грез. В глубине моего мозга что-то шевельнулось, и я понял, почему гидраны называют эти места священной землей… Я знал это. Я знал это…

Что-то встряхнуло меня, и внезапно все исчезло.

Я выпрямился на сиденье в гудящей утробе флайера.

Дитрексен снова ткнул меня локтем.

— Ответь ей, ради Бога, — сказал он. — Или ты говорил во сне?

Я, нахмурившись, отодвинулся от него.

— Да, — пробормотала Киссиндра, не глядя на нас. — Это верно, что они похожи на… как ты его описывал?

Я понял, что она обращается ко мне. Только я ничего не говорил. Видимо, что-то, о чем я думал, выскользнуло из моей головы. Только на мгновение, затерявшись в страхе, мой мозг выключил защиту и выпустил один случайный образ. Я выругался про себя: я даже не осознал, что это произошло. И так всегда. Чем тщательнее я пытался контролировать свою телепатию, тем меньше это у меня получалось; Но как только я верил в нее, она уходила.

— Я забыл, — пробормотал я.

Воуно взглянул на нас через плечо и сразу отвернулся. Я рискнул посмотреть на остальных пассажиров: на Протса, на людей из ФТУ. Никто из них не смотрел на меня. В конце концов образ далеко не убежал. Я ссутулился и закрыл глаза, отрезав этим от себя все окружающее. Их любопытство, надменность, возмущение или сожаление не могли задеть меня, пока я не позволил им проникнуть в себя.

Я услышал, что Киссиндра передвинулась на своем сиденье. Она обратилась к Протсу, интересуясь, как получить доступ к данным Тау о рифах, где найти эту информацию и почему ее так мало. То, что лепетал он в ответ, звучало официально и виновато.

— Если ты действительно хочешь узнать побольше о рифах, тебе стоит поговорить с гидранами, — сказал Воуно.

Я открыл один глаз.

Протс выдавил из себя что-то похожее на смешок:

— Никаких возражений. Это бесспорно в любом случае.

Киссиндра повернулась к Воуно:

— А тут поблизости есть кто-нибудь, знакомый тебе, с кем мы могли бы поговорить?

— Тут есть ойазин. Она знает о рифах больше, чем… — начал было.

— Погодите минутку, — прошипел Протс. — Ты говоришь об этой старой ведьме, об этой шаманке или как там она себя называет. Мы подозреваем, что она помогает ДНО. Ты ведь в самом деле не предлагаешь членам исследовательской команды отправиться в Отчизну и найти ее? — Он взглянул на федералов, сидевших в глубине салона, как будто не хотел, чтобы этот разговор продолжался.

— Пока что никто не доказал выдвинутые против нее обвинения, — сказал Вуоно.

— В лучшем случае она не более чем артистка. Она расскажет тебе что угодно, все, что ты захочешь услышать. — Протс свирепо уставился Воуно в затылок. — И поскольку она может читать мысли, она знает, что ты хочешь услышать. — Он перевел взгляд на Киссиндру, подняв палец. — И потом она пожелает, чтобы ей за это заплатили. Ради Бога, — проворчал он, понижая голос и снова посмотрев на Воуно, — как ты вообще можешь говорить о ней с бесстрастным лицом? И почему ты предлагаешь посторонним путаться с гидранами в нынешней ситуации?