Грех межзвездный - Фармер Филип Хосе (серия книг .TXT) 📗
Хэл Ярроу всей грудью вдыхал ветер, бьющий в маску. На ВМ Порнсена! На ВМ детектор! Кровь кипела в жилах. Воздух этой планеты это вам не затхлый воздух Земли! Легкие пили его со счастливым стоном. Впору послать подальше самого верховного уриелита!
– Поберегись! – взвизгнул Порнсен.
Уголком глаза успел приметить Хэл похожего на антилопу зверя, который одним прыжком вынесся из лесу на дорогу прямо под правый бок колеснице. Крутанул баранку, чтобы колесница ушла влево. А ту занесло по влажному грунту, разворачивая кормой вперед. Хэл не был тверд в основах вождения, не знал, что укротить занос можно только разворотом в ту же сторону.
Его неграмотность оказалась роковой только для животного, сшибленного правым бортом колесницы. Длинные рога зацепились за куртку Порнсена и распороли тому правый рукав.
Ударом о массивное тело антилопы занос прекратило. Но колесницу на полном ходу вынесло поперек полотна на земляной придорожный валик. На валике подбросило, и, пролетев несколько метров, колесница плюхнулась разом на все четыре надувных шины. Шарах! – лопнули все четыре.
Плюхнулась и рванулась вперед. Перед Хэлом, как из-под земли, возник здоровенный куст. Хэл еще раз крутанул баранку. Поздно!
Его бросило грудью на баранку так, что рулевую колонку чуть не сложило под щиток управления. Сзади на спину навалило Лопушка – от двойной тяжести ребра хрустнули. Оба вскрикнули, Лопушка отшвырнуло назад.
Оглушительно зашипело, стихло, и воцарилась тишина. Над разбитым радиатором сквозь ветки, грубо и колюче упершиеся Хэлу в щеки, взвился столб пара.
Сквозь клубящийся пар Хэл Ярроу увидел круглые от страха карие глаза. Затряс головой. Откуда глаза? И подобные ветвям руки. Или ветви, подобные рукам? Мелькнуло: сейчас схватит его кареглазая нимфа. Или дриада, кажется, их звали «дриадами». И не у кого спросить. Никаких «нимф» и «дриад» нигде не изучали. Не предусмотрено. Их повычеркивали изо всех книг, включая «Истинного Мильтона». Только по праву лингвиста Хэл прочел «Потерянный рай» без изъятий и усвоил начатки греческой мифологии.
Мысли вспыхивали и гасли, как огоньки на панели управления звездолетом. Нимфы, убегая от преследователей, превращались в деревья. Уж не одна ли из этих сказочных женщин глянула на него прекрасными очами сквозь побеги, которые – вот они – никуда не делись?
Он зажмурился, гадая: а вдруг привиделось от ранения в голову, и, если так, то видение не вдруг исчезнет. С такими жаль расставаться – плевать, истинны они или нет.
Открыл глаза. Видение исчезло.
«Это та антилопа глядела, – подумал он. – Увернулась, забежала за куст и глянула. Это ее глаза. А мое темное начало нарисовало вокруг них голову, длинные черные кудри, нежную белую шею и пышную грудь… Нет! Антиистинно! Это мой зараженный разум от потрясения мгновенно открылся тому, что в нем гноилось, копошилось все это время на корабле, где не то что живых женщин – даже изображений на магнитозаписи…»
И подавился рвотой, вмиг забыв о глазах. Отвратительное зловоние ударило в ноздри. «Жучи вус-мерть перепугались», – мелькнула догадка. У них в таких случаях непроизвольно срабатывает сфинктер, перекрывающий «пугпузырь». Этот орган, расположенный сзади ниже поясницы, служил неразумным предкам членистоногих оздвийцев мощным оборонительным оружием. Примерно такое же использует на Земле жук-бомбардир. Теперь этот почти рудиментарный орган служит лишь для разрядки сильнейшего нервного напряжения. На славу срабатывает «пугпузырь», но не без закавыки. Например, жучам-психиатрам приходится носить противогазы или работать при широко открытых окнах…
Кеоки Эмайель Порнсен с помощью Движенечки выкарабкался из-под куста, куда его вышвырнуло. Торчащее брюхо, лазоревый мундир с белыми нейлоновыми крыльями, притороченными к спине кителя, делали его похожим на жирного голубого жука. Порнсен выпрямился, сдернул маску. В лице – ни кровинки. Трясущимися пальцами завозил по скрещенным песочным часам и мечу, эмблеме Союза ВВЗ на груди. Наконец нашарил нужный клапан. Раздернул магнитную застежку, вытащил пачку «Серафимских». Зажал сигаретину в зубах, но никак не мог примериться к трясущемуся концу трясущейся зажигалкой.
Хэл поднес к кончику сигареты Порнсена головку своей зажигалки. Уверенной рукой.
Тридцать с лишним лет выучки позволили глубоко скрыть усмешку, просившуюся на губы.
Порнсен принял услугу. Но секундой позже губы у него задергались и стало ясно: он понял, насколько потерял перевес над Ярроу. Нельзя было вперед по зволять этому типу выставляться с услугами, даже по таким мелочам – надо было сходу рубануть семихвосткой. Порнсен учуял это. И все же произнес, как положено:
– Хэл Шэмшайель Ярроу…
– Буверняк, авва, слушаю и повинуюсь, – как положено, ответил и Хэл.
– Сию же минуту объясни мне, что произошло.
Удивился Хэл. Голос у Порнсена оказался много мягче, чем ожидалось. Однако расслабляться нельзя. Вдруг Порнсен решил подстеречь и ударить врасплох, когда Хэл душевно будет не готов к нападению.
– Я – или, вернее сказать, Обратник во мне – отклонился от истиннизма. Я, то есть мое темное начало, с умыслом ускорило псевдобудущее.
– Неужели? – сказал Порнсен спокойно, но не без злости. – Значит, говоришь, твое темное начало, Обратник в тебе все это натворили? С тех пор, как ты говорить научился, только это я от тебя и слышу. До каких пор ты будешь кивать на других? Ведь знаешь, по крайней мере, обязан знать после того, как тебя вот этой самой рукой столько раз пороли, что в ответе всегда ты и только ты один. Когда тебя учили, что отклоняться от истиннизма тебя побуждает твое темное начало, тебя еще учили и тому, что Обратник ничего не добьется до тех пор, пока ты, твое истинное начало, Хэл Ярроу, не вступит с ним в тайный сговор.
– Насчет этого буверняк, мой возлюбленный АХ, как всегда и повсюду буверняк левая рука Впередника, – ответил Хэл. – Вы только одну малюсенькую подробность из виду упускаете.
И злости у него в голосе хватало поспорить со злостью в Порнсеновом.
– Что за намеки? – взвизгнул Порнсен.
– А такие намеки, что вы тоже при том присутствовали. И, значит, виноваты не меньше моего, – торжествующе объявил Хэл.
Порнсен заморгал. И заскулил:
– Но… но ведь ты же вел эту пакость колесатую!
– А без разницы, как вы сами мне всегда говорили, – ответил Хэл, самоуверенно ухмыляясь. – Вы согласились участвовать в столкновении. Если бы не согласились, мы зверюгу не задели бы.
Порнсен помолчал, пыхнул сигаретиной. Рука у него ходуном ходила. Пальцы перебирали семь кожаных хвостов плети, пристегнутой к поясу, и Хэл глаз не спускал с этой руки.
– Достойна сожаления гордыня твоя, прискорбно самоуправство, которое так и лезет из тебя при каждом удобном случае. Именно этим изъянам нет места во Вселенной, как являет ее человечеству Впередник, да будет вовек истинно его имя, – завел Порнсен, пыхнул сигаретиной и продолжил: – Две дюжины мужиков и баб отправил я на ВМ, да простит им Впередник, если возможно! Не по мне это было, поскольку любил я их всем сердцем, всеми началами. Рыдая, закладывал я их святой иерархии, потому что сердце у меня любящее и нежное, – пыхнул он сигаретиной. – Но то был мой долг, долг ангела-хранителя – корчевать отвратную заразу в особи, не дать ей разрастись и пожрать тех, кто ступает вослед Сигмену. Антиистиннизм терпим быть не может. Особь слаба и хрупка, выставлять ее на соблазны нельзя.
Еще одна затяжка, вздох и продолжение.
– Я твой АХ с самого дня твоего рождения. Как уродился ты непокорен, так и остался. Но в послу шании и раскаянии мог быть возлюблен, и любовь моя тебя не оставила.
Мурашки пошли по спине у Хэла при виде того, как рука Порнсена охватила рукоять орудия любви, пристегнутого к поясу.
– Тебе еще восемнадцати не было, когда ты отклонился от истиннизма и проявил слабость по отношению к псевдобудущему. То было, когда ты вздумал стать ШПАГ'ом, а не узкопрофильным. Я тебя предупреждал: «Будешь ты у людей сбоку-припеку, если полезешь в ШПАГ'и». Но ты стоял на своем. Поскольку в ШПАГ'ах есть нужда, поскольку начальство решило иначе и я уступил, и заделался ты в ШПАГ'и.
