А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.4 - Стругацкие Аркадий и Борис
Затем, когда его все-таки удалось убедить, что ЧП и в самом деле имело место, он обиделся — расстроился, как ребенок, надул губы, ушел от всех, волоча по Земле мешок с драгоценными крабораками, и уселся боком на своем крыльце, отвернувшись от всех, не желая больше никого видеть, не желая больше ничего слышать, время от времени пожимая плечами и взрыкивая: «Отдохнул, называется… Раз в год приедешь, и то… Это же придумать такое надо!..»
Тойво, впрочем, интересовала больше реакция друга его, Льва Николаевича Толстова, работника Флеминга, специалиста по конструированию и запуску в существование искусственных организмов. А реакция у специалиста была такая. Сначала полное непонимание, беспорядочное лупанье глазами и неуверенная улыбка человека, подозревающего, что его разыгрывают, да еще и не слишком умно. Далее: озадаченно сдвинутые брови, взор, пустой и обращенный будто бы внутрь себя, и задумчивые движения нижней челюстью. И наконец — вспышка профессионального негодования. Да вы понимаете, о чем говорите? Вы имеете хоть какое-то представление о предмете? Вы вообще когда-либо видели искусственное существо? Ах только в хронике? Так вот, нет и быть не может искусственных существ, которые способны забираться через окна в спальни людей. Прежде всего они медлительны и неуклюжи и если двигаются, то не к людям а от людей, ибо естественное биополе им противопоказанно, даже кошачье биополе… Далее, что значит «размером примерно с корову»? Вы бы хоть попытались прикинуть, какая энергия нужна эмбриофору, чтобы развиться в такую массу хотя бы и за час? Да здесь бы ничего не осталось, никаких коров бы не осталось, это выглядело бы просто как взрыв!..
Допускает ли он, что здесь были задействованы эмбриофоры неизвестного ему типа?
Ни в коем случае. Таких эмбриофоров в природе не существует.
Что же здесь произошло, по его мнению?
Лев Толстов не понимал, что здесь произошло. Ему надо было осмотрется, чтобы прийти к каким-нибудь выводам.
Тойво оставил его осматриваться, а сам вместе с Базилем отправился в клуб, чтобы перекусить. Они съели по бутерброду с холодным мясом, и Тойво принялся варить кофе. И тут.
— В-в-в! — Произнес вдруг Базиль с набитым ртом.
Он сделал мощный глоток и, глядя мимо Тойво, рявкнул свежим голосом:
— Стоп машина! Ты куда это нацелился, сынок?
Тойво обернулся. Это был мальчишка лет двенадцати, лопоухий и загорелый, в шортиках и курточке-распашонке. Зычный оклик базиля остановил его у самого выхода из павильона.
— Домой, — сказал он с вызовом.
— А подойди-ка сюда, пожалуйста! — Сказал Базиль.
Мальчик приблизился и остановился, заложив руки за спину.
— Ты здесь живешь? — Спросил Базиль вкрадчиво.
— Мы здесь жили, — ответил мальчик. — В шестерке. Теперь больше жить не будем.
— Кто это — мы? — Спросил Тойво.
— Я, мама и отец. Вернее, мы здесь были на даче, а живем мы в Петрозаводске.
— А где же мама и отец?
— Спят. Дома.
— Спят, — повторил Тойво. — Как тебя зовут?
— Кир.
— Твои родители знают, что ты здесь?
Кир помялся, переступил с ноги на ногу и сказал:
— Я сюда только на минутку вернулся. Мне надо забрать галеру, я ее целый месяц мастерил.
— Галеру… — Повторил Тойво, рассматривая его.
Лицо мальчика ничего не выражало, кроме терпеливой скуки. По всему было видно, что он озабочен только одним: поскорее забрать свою галеру и вернуться домой, пока родители не проснулись.
— Когда вы уехали отсюда?
— Нынче ночью. Все уезжали, и мы тоже. А галеру забыли.
— Почему же уехали?
— Была паника. Вы что, не знаете? Тут такое было! И мама напугалась, а отец сказал: «Ну, знаете ли, поехали отсюда домой». Сели в глайдер и улетели… Так я пойду? Или нельзя?
— Погоди минутку. Почему была паника, как ты считаешь?
— Потому что появились эти животные. Вышли из леса… Или из реки. Все почему-то их испугались, забегали… Я спал, меня мама разбудила.
— А ты не испугался?
Он дернул плечом.
— Ну и я испугался сначала… Со сна… Все вопят, все орут, все бегают, ничего не понять…
— А потом?
— Я же говорю: мы сели в глайдер и улетели.
— Животных этих ты видел?
Он вдруг засмеялся.
— Видел, конечно… Одно прямо в окошко влезло, рогатое такое, только рога не твердые, а как у улитки… Очень потешное…
— То есть, ты сам не испугался?
— Нет, я же вам говорю: испугался, конечно, что я вам врать буду? Мама вбежала вся белая, я думал — несчастье какое-нибудь… Думал, с папой что-нибудь…
— Понятно, понятно. Но животных-то ты не испугался?
Кир сказал с досадой:
— Да почему их надо бояться? Они же добрые, смешные… Они же мягкие, шелковистые такие, как мангусты, только без шерстки… А то, что они большие, — так что же? Тигр тоже большой, так что же, я его бояться должен, что ли? Слон большой, кит большой… Дельфины большие бывают… А эти животные ну никак не больше дельфина, и ласковые они такие же…
Тойво посмотрел на Базиля. Базиль отвесив челюсть, слушал странного мальчика, держа на весу надкушенный бутерброд.
— И пахнут они хорошо! — Продолжал Кир горячо. — Они ягодами пахнут! Я думаю, они ягодами и питаются… Их бы надо приручить, а бегать от них… Чего ради? — Он вздохнул. — Теперь они ушли, наверно. Ищи их теперь в тайге… Еще бы! Так на них все орали, топали, махали руками! Конечно, они испугались! А теперь попробуй их примани…
Он опустил голову и предался горестным размышлениям. Тойво сказал:
— Понятно. Однако родители с тобой не согласны? Так?
Кир махнул рукой.
— Да уж… Отец еще ничего, а мама категорически: ни ногой, никогда, ни за что! И мы теперь улетаем на курорт. А они ведь там не водятся… Или водятся? Как они называются, вы не знаете?
— Не знаю, Кир, — сказал Тойво.
— Но здесь ни одного не осталось?
— Ни одного.
— Так я и думал, — сказал Кир. Он вздохнул и спросил: — можно мне взять свою галеру?
Базиль наконец пришел в себя. Он шумно поднялся и произнес:
— Пойдем, я тебя провожу. Так? — Спросил он Тойво.
— Конечно, — ответил тот.
Базиль уже возложил длань свою на его плечо.
— Пойдем, пойдем, — сказал он. — Всю жизнь я мечтал посмотреть настоящую галеру.
— Она же не настоящая, она же модель…
— Тем более. Всю жизнь мечтал посмотреть на модель настоящей галеры…
Они ушли. Тойво выпил чашечку кофе и тоже вышел из павильона.
Солнце уже заметно припекало, на небе не было ни облачка. Над пышной травой площади мерцали синие стрекозы. И сквозь это металлическое мерцание, подобно диковинному дневному привидению, плыла к павильону величественная старуха с выражением абсолютной неприступности на коричневом узком лице.
Поддерживая (дьявольски элегантно) коричневой птичьей лапой подол глухого снежно-белого платья, она, словно бы и не касаясь травы, подплыла к Тойво и остановилась, возвышаясь над ним по крайней мере на голову. Тойво почтительно поклонился, и она кивнула в ответ, вполне, впрочем, благосклонно.
— Вы можете звать меня Альбиной, — милостиво произнесла она приятным баритоном.
Тойво поспешно представился. Она наморщила коричневый лоб под пышной шапкой белых волос.
— КОМКОН? Ну что ж, пусть КОМКОН. Будьте любезны, Тойво, скажите мне, пожалуйста, как вы у себя в этом самом КОМКОНе все это объясните?
— Что именно вы имеете в виду? — Спросил Тойво.
Этот вопрос несколько раздражил ее.
— Я имею в виду, мой дорогой, вот что, — сказала она. — Как могло случится, что в наше время, в конце нашего века, у нас на Земле живые существа, воззвавшие к человеку о помощи и милосердии, не только не обрели ни милосердия, ни помощи, но и сделались объектом травли, запугивания и даже активного физического воздействия самого варварского толка. Я не хочу называть имен, но они били их граблями, они дико кричали на них, они даже пытались давить их глайдерами. Я никогда не поверила бы этому, если бы не видела своими глазами. Вам знакомо такое понятие — дикость? Так вот это была дикость! Мне стыдно.
