Страна багровых туч, Путь на Амальтею, Стажеры - Стругацкие Аркадий и Борис (лучшие книги txt) 📗
- Михаил, - позвал голос Юрковского. - Скоро ты там?
- Сейчас, Володенька, - отозвался Михаил Антонович. Голос у него был какой-то странный - не то усталый, не то растерянный.
- Хо! - сказал позади голос Юры. Жилин обернулся. В рубку входил Юра, заспанный и очень обрадованный. - Вы тоже на «Кольцо-2»? - спросил он.
Быков дико взглянул на него.
- Химмельдоннерветтер! - прошептал капитан Корф. Он тоже начисто забыл о Юре. - Пассажир! Ф-в каюта! - крикнул он грозно. Его рыжие бакенбарды страшно растопырились.
Михаил Антонович вдруг громко сказал:
- Володя... Будь добр, отведи космоскаф метров на тридцать. Сумеешь?
Юрковский недовольно заворчал.
- Ну, попробую, - сказал он. - А зачем это тебе понадобилось?
- Так мне будет удобней, Володя. Пожалуйста.
Быков вдруг встал и рванул на себе застежки куртки. Юра с ужасом глядел на него. Лицо Быкова, всегда красно-кирпичное, сделалось бело-синим. Юрковский вдруг закричал:
- Камень! Миша, камень! Назад! Бросай все!
Послышался слабый стон, и Михаил Антонович сказал дрожащим голосом:
- Уходи, Володенька. Скорее уходи. Я не могу.
- Скорость, - прохрипел Быков.
- Что значит - не могу? - завизжал Юрковский. Было слышно, как он тяжело дышит.
- Уходи, уходи, не надо сюда... - бормотал Михаил Антонович. - Ничего не выйдет... Не надо, не надо...
- Так вот в чем дело, - сказал Юрковский. - Что же ты молчал? Ну, это ничего. Мы сейчас... Сейчас... Эк тебя угораздило...
- Скорость, скорость... - рычал Быков.
Капитан Корф, перекосив веснушчатое лицо, навис над клавишами управления. Перегрузка нарастала.
- Сейчас, Мишенька, сейчас... - бодро говорил Юрковский. - Вот так... Эх, лом бы мне...
- Поздно, - неожиданно спокойно сказал Михаил Антонович.
В наступившей тишине было слышно, как они тяжело, с хрипом, дышат.
- Да, - сказал Юрковский. - Поздно.
- Уйди, - сказал Михаил Антонович.
- Нет.
- Зря.
- Ничего, - сказал Юрковский, - это быстро.
Раздался сухой смешок.
- Мы даже не заметим. Закрой глаза, Миша.
И после короткой тишины кто-то - непонятно, кто, - тихо и жалобно позвал:
- Алеша... Алексей...
Быков молча отшвырнул капитана Корфа, как котенка, и впился пальцами в клавиши. Танкер рвануло. Вдавленный в кресло страшной перегрузкой, Жилин успел только подумать: «Форсаж!» На секунду он потерял сознание. Затем сквозь шум в ушах он услыхал короткий оборвавшийся крик, как от сильной боли, и через красную пелену, застилавшую глаза, увидел, как стрелка автопеленгатора дрогнула и расслабленно закачалась из стороны в сторону.
- Миша! - закричал Быков. - Ребята!
Он упал головой на пульт и громко, неумело заплакал...
* * *
Юре было плохо. Его тошнило, сильно болела голова. Его мучил какой-то странный двойной бред. Он лежал на своей койке в тесной, темной каюте «Тахмасиба», и в то же время это была его светлая большая комната дома на Земле. В комнату входила мама, клала холодную приятную руку ему на щеку и говорила голосом Жилина: «Нет, еще спит». Юре хотелось сказать, что он не спит, но это почему-то нельзя было делать. Какие-то люди, знакомые и незнакомые, проходили мимо, и один из них - в белом халате - нагнулся и очень сильно ударил Юру по больной разбитой голове, и сейчас же Михаил Антонович жалобно сказал: «Алеша... Алексей...», А Быков страшный, бледный как мертвец, схватился за пульт, и Юру кинуло вдоль коридора головой на острое и твердое. Играла печальная до слез музыка, и чей-то голос говорил: «...При исследовании Кольца Сатурна погибли генеральный инспектор международного управления космических сообщений Владимир Сергеевич Юрковский и старейший штурман-космонавт Михаил Антонович Крутиков...» И Юра плакал, как плачут во сне даже взрослые люди, когда им приснится что-нибудь печальное...
Когда Юра пришел в себя, то увидел, что находится действительно в каюте «Тахмасиба», а рядом стоит врач в белом халате.
- Ну вот, давно бы так, - сказал Жилин, печально улыбаясь.
- Они правда погибли? - спросил Юра. Жилин молча кивнул. А Алексей Петрович? - Жилин ничего не сказал.
Врач спросил:
- Голова сильно болит?
Юра прислушался.
- Нет, - сказал он. - Не сильно.
- Это хорошо, - сказал врач. - Дней пять полежишь и будешь здоров.
- Меня не отправят на Землю? - спросил Юра. Он вдруг очень испугался, что его отправят на Землю.
- Нет, зачем же, - удивился врач, а Жилин бодро сообщил:
- О тебе уже справлялись с «Кольца-2», хотят тебя навестить.
- Пусть, - сказал Юра.
Врач сказал Жилину, что Юру надо через каждые три часа поить микстурой, предупредил, что придет послезавтра, и ушел. Жилин сказал, что скоро заглянет, и пошел его проводить. Юра снова закрыл глаза. Погибли, подумал он. Никто больше не назовет меня кадетом и не попросит побеседовать со стариком, и никто не станет добрым голосом застенчиво читать свои мемуары о милейших и прекраснейших людях. Этого не будет никогда. Самое страшное - что этого не будет никогда. Можно разбить себе голову о стену, можно разорвать рубашку - все равно никогда не увидеть Владимира Сергеевича, как он стоит перед душевой в своем роскошном халате, с гигантским полотенцем через плечо и как Михаил Антонович раскладывает по тарелкам неизменную овсяную кашу и ласково улыбается. Никогда, никогда, никогда... Почему никогда? Как это так можно, чтобы никогда? Какой-то дурацкий камень в каком-то дурацком Кольце дурацкого Сатурна... И людей, которые должны быть, просто обязаны быть, потому что мир без них хуже, - этих людей нет и никогда больше не будет...
Юра помнил смутно, что они что-то там нашли. Но это было неважно, это было не главное, хотя они-то считали, что это и есть главное... И, конечно, все, кто их не знает, тоже будут считать, что это самое главное. Это всегда так. Если не знаешь того, кто совершил подвиг, для тебя главное - подвиг. А если знаешь - что тебе тогда подвиг? Хоть бы его и вовсе не было, лишь бы был человек. Подвиг - это хорошо, но человек должен жить.
Юра подумал, что через несколько дней встретит ребят. Они, конечно, сразу станут спрашивать, что да как. Они не будут спрашивать ни о Юрковском, ни о Крутикове, они будут спрашивать, что Юрковский и Крутиков нашли. Они будут прямо гореть от любопытства. Их будет больше всего интересовать, что успели передать Юрковский и Крутиков о своей находке. Они будут восхищаться мужеством Юрковского и Крутикова, их самоотверженностью и будут восклицать с завистью: «Вот это были люди!» И больше всего их будет восхищать, что они погибли на боевом посту. Юре даже тошно стало от обиды и от злости. Но он уже знал, что им ответить. Чтобы не закричать на них: «Дураки сопливые!», Чтобы не заплакать, чтобы не полезть в драку, я скажу им: «Подождите. Есть одна история...», И я начну ее так: «На острове Хонсю, в ущелье горы Титигатакэ, в непроходимом лесу нашли пещеру...»
Вошел Жилин, сел у Юры в ногах и потрепал его по колену. Жилин был в клетчатой рубашке с засученными рукавами. Лицо у него было осунувшееся и усталое. Он был небрит. А как же Быков, подумал вдруг Юра и спросил:
- Ваня, а как же Алексей Петрович?
Жилин ничего не ответил.
