Чудесное посещение - Уэллс Герберт Джордж (электронную книгу бесплатно без регистрации txt) 📗

Снова установилось нерушимое молчание, и все трое пустым, ничего не выражающим взглядом провожали удалявшуюся фигуру Ангела.

— Очень похоже на горб, — сказал возчик после нескончаемо долгой паузы.

Ангел шел дальше по деревне, и все ему казалось удивительным. «Они начинаются, проходит короткое время, и они кончаются, — говорил он сам с собой недоуменным голосом. — Но что же они делают в промежутке?» — Он услышал раз, как невидимый рот пел невнятные слова на тот мотив, что промычал человек возле кузницы.

— Это тот несчастный, которого Викарий подстрелил из своей двустволки, — сказала Сара Глу (Приходские дома, № 1), рассматривая его поверх жалюзи.

— Похож на француза, — сказала Сьюзен Хопер, глядя в просветы этой удобной ширмы для любопытства.

— У него такие милые глаза, — сказала Сара Глу, на одно мгновение перехватив их взгляд.

Ангел продолжал свою прогулку. Мимо шел почтальон и в знак привета приложил руку к козырьку; дальше он увидел спящую на припеке собаку. Ангел миновал ее и увидел Мендхема, который холодно кивнул ему и поспешил пройти мимо. (Помощник Викария не хотел, чтобы его видели в деревне разговаривающим с Ангелом, пока не выяснится, что это за личность.) Потом из одного дома донесся визг раскапризничавшегося ребенка, что Ангела и вовсе озадачило. Затем Ангел вышел на мост за последним домом деревни и здесь, склонившись над перилами, загляделся на сверкание маленького водопада у мельницы.

— Они начинаются, проходит короткое-время, и они кончаются, — говорила мельничная запруда. Вода убегала под мост, зеленая и темная, исполосованная пеной.

За мельницей поднимала ввысь свою прямоугольную колокольню церковь с погостом позади, волна могильных камней и деревянных надгробий расплескалась по склону холма. Картину обрамляли шесть или семь буков.

Ангел услышал за спиной шарканье ног, скрип колеса и, повернув голову, увидел человека в грязных бурых лохмотьях и, фетровой, серой от пыли шляпе. Он стоял, слегка покачиваясь, и пристально смотрел Ангелу в спину. Позади него другой, почти такой же грязный человек катил по мосту на тачке точильный станок.

— Здрасс… — сказал первый, чуть улыбнувшись, — с добрым… ут-т… — Он сдерживал вырывавшуюся икоту.

Ангел остановил на нем взгляд. Он еще никогда не видел такой совсем уж бессмысленной улыбки.

— Кто вы? — сказал Ангел.

Бессмысленная улыбка исчезла.

— А к-какое вам дело, кто я? Ддобб… утро…

— Идем-идем! — сказал, поравнявшись с ним, человек с точильным станком.

— Й-я гговорю «ддоб-б… утро», — сказал оборванец с обидой в голосе. — Не можете ответить?

— Идем-идем, дурак! — сказал, двинувшись дальше, человек со станком.

— Я не понимаю, — сказал Ангел.

— Нне понима… Да просто — ик! Я сказал: доб-б-б у-ут… Нне жжела… ик! отвечать? Не жжела…? Дженмен… г-грит дженмену «с добрым у-ут…» Положено отвечать. Вы не джентльмен. Придется поучить.

Ангел был озадачен. Минуту пьяный стоял, покачиваясь, потом неуверенно снял с себя шляпу и швырнул ее Ангелу под ноги.

— Оч-чч хорошо! — сказал он таким тоном, точно принял важное решение.

— Идем-идем! — донесся голос человека со станком, откатившего свою тачку на добрых двадцать ярдов.

— Не х-х-хочешь драться, эх ты… — Ангел не разобрал слова.

— И-йя те покажу, как не отвечать дж-мену на «добр… утро».

Он принялся стаскивать с себя куртку.

— Думаешь, я пьян? — сказал он. — Я те покажу!

Человек со станком присел на край тачки и приготовился наблюдать.

— Идем-иде-ом! — сказал он.

Куртка завернулась, и пьяный топтался на месте, пытаясь выпутаться из нее и выкрикивая угрозы и ругань. Понемногу Ангел начал подозревать, пока еще довольно смутно, что эти подготовления носят враждебный характер.

— Рродная ммать не уззнает тебя, так я тебя разделаю! — сказал пьяный, закинув куртку чуть не на голову.

Наконец одежка оказалась на земле, и пьяный точильщик позволил внимательному глазу Ангела разглядеть сквозь частые прорехи в останках жилета прекрасное, волосатое и мускулистое, тело. Он с молодецким видом выпятил грудь.

— Хочешь, сорву с тебя кочерыжку, а? — предложил пьяный и сделал шаг вперед и шаг назад, подняв кулаки и оттопырив локти.

— Валяй, пошли, — донеслось с дороги.

Внимание Ангела сосредоточилось на паре огромных, волосатых черных кулаков, которые раскачивались, то надвигаясь, то отступая.

— Валяй, говоришь? Йя ему покажу! — сказал джентльмен в лохмотьях и затем с предельной свирепостью: — Голубчик ты мой. Я т-те покажу!

Он вдруг рванулся вперед, и Ангел, повинуясь новорожденному инстинкту, отступил на шаг и, чтобы избежать удара, даже заслонил рукой лицо. Кулак прошел на волосок от ангельского плеча, и точильщик грудой лохмотьев повалился наземь, упершись лбом в перила моста. Ангел с полминуты стоял в колебании над дергающейся в судороге грязной кучей богохульства, потом повернулся к ждавшему на дороге товарищу своего противника.

— Ддай мне только встать, — сказал человек на мосту. — Дай мне встать, и я те покажу, скотина! Я те покажу!

Странная неприязнь, судорога отвращения охватила Ангела. Он медленно побрел прочь от пьяного к человеку с точильным станком.

— Что все это значит? — сказал Ангел. — Я не понимаю.

— Дурак он паршивый!.. Говорит, у него серебряная свадьба, — досадливо ответил человек со станком и с возросшим нетерпением в голосе еще раз закричал в сторону моста: — Иде-ом!

— Серебряная свадьба! — повторил Ангел. — Что это такое, серебряная свадьба?

— А, чистый вздор, — сказал человек на тачке. — Он всегда найдет, на что сослаться. С души воротит. На той неделе был день его рождения, будь он неладен, а перед тем он никак не мог протрезвиться после выпивки в честь моей новой тачки. (Да идем же, дурень!)

— Но я не понимаю, — сказал Ангел, — почему он так шатается? Почему он все старается поднять свою шляпу и никак не поднимет?

— Почему? — сказал точильщик. — Есть же еще на свете такие, черт их возьми, невинные дитяти! Почему? Да потому, что нализался! А то с чего бы? Идем же… чертов болван. Потому что пьян в дым. Вот почему!

По тону голоса второго точильщика Ангел рассудил, что разумней будет воздержаться от новых расспросов. Но он стоял у его тачки и продолжал наблюдать за таинственными маневрами на мосту.

— Иде-ом! Эх, видать, придется мне пойти самому и поднять ему эту шляпу… ну просто беда мне с ним. Никогда еще у меня не было такого паршивого напарника. Беда мне с ним, да и только.

Человек с тачкой призадумался.

— Добро бы он был джентльмен и не должен был бы зарабатывать себе кусок хлеба. И ведь такой дурак. Как хватит малость, так ему удержу нет. Задирает каждого встречного. (Наконец-то пошел!) Провались я на месте, если он не собрался драться со всей Армией Спасения, будь она неладна! Совсем разума нет у человека. (Эгей! Идем-иде-о-ом! Иде-ом!) Нет, придется мне все-таки сходить за его шляпой, будь она неладна! Сколько хлопот доставляет, а ему хоть бы что!

Второй точильщик вернулся на мост и, любовно чертыхаясь, помог первому надеть шляпу и куртку. Ангел все глядел на них. Потом, в полном недоумении перед столькими тайнами, двинулся назад в деревню.

После этой встречи Ангел прошел мимо мельницы и, обогнув церковь, направился осмотреть надгробья.

— Это как будто место, куда они складывают обломки развалин, — сказал Ангел, читая надписи. — Любопытное слово — «Вдовица» — «Resurgam»… [8] Значит, они не вовсе уничтожаются. И такая огромная понадобилась куча, чтобы удержать ее под землей… Какая сила духа!

— Хокинс! — тихо молвил Ангел… — Хокинс? Имя мне незнакомо… Он, значит, не умер — ясно же: «Приобщился Сонму Ангелов 17-го мая 1863 г.». Ему, верно, было здесь, внизу, так же неуютно, как мне. Но не пойму, зачем на памятник поставили сверху эту штуку вроде горшка. Любопытно! Тут кругом еще несколько таких же — каменные горшочки, а над ними обрывки застывшего каменного покрывала.