Мироздание по Петрову - Прашкевич Геннадий Мартович (чтение книг .TXT) 📗
Наконец с Режиссера сорвали перчатки.
Трупик собачки безвольно плавал на поверхности бассейна.
Под звон бокалов и восторженный визг Режиссер вернулся к столику.
„Я тебя боюсь“, – сказала ему Алиса. А он засмеялся и позвал: „Говнюк!“
„Тут мы-с“, – мгновенно оказался рядом хозяин.
„Бутылочку коньяка на тот столик“, – не глядя указал Режиссер.
„Армянский? Грузинский? Камю? Есть испанский коллекционный“.
„Гран Шампань Премьер Крю, – Режиссер прекрасно знал вкусы академика. – Не найдешь, всажу в бассейн, как собачку! – И запоздало возмутился, будто у него открылись глаза: – Матерь Божья, что за рожи! Будто Нюрнберга не было“.
И Спонсор спрыгнул с ума. „Кручинин, – дрожа шептала Алиса, – он выволок меня на веранду. Как самец гориллы. А Режиссер в это время лапал Вассу. На террасе никого не было. Спонсор хрипел. Он нагнул меня и сорвал трусики. Я никогда так никого не хотела, Кручинин, как этого ревущего гориллу. Тебе не понять. – Она нежно прижалась ко мне. – Мне было так сладко, так сладко. Я повелась. В открытые двери кто-то смотрел, но потом свет вырубили. Может, случайно, потому что тут же включили. Но дрались все. Понимаешь? Били Говнюка, членов клуба, собачки выли в вольере. Режиссер тащил упирающуюся Вассу. Она потеряла сари, бежала голенькая и подвывала, как собачка. Я начала хохотать, Кручинин. Понимаешь, я решила, что Режиссер и ее хочет утопить. Наверное, и Спонсор так подумал, потому что мы оба заржали. А потом спрыгнули с террасы во двор, потому что на камни с террасы сбросили человекообразного. Он держался за руку, подремонтированную в Америке, но пока что ему прилетело только по левому глазу. На полной скорости мы вылетели на шоссе. Понимаешь? Мы орали, свистели, вопили, как обезьяны. Не знаю, какую скорость выжал Спонсор, но правая дверца вдруг отвалилась и колесо покатилось куда-то. Капот задрался, пар белыми струями бил из радиатора. Сухроб рвал на себя заднюю дверцу, меня через люк выбросило на бетон. „Солдатики, я уже умерла?“ Почему-то вокруг было много солдатиков. „Ты чё, тетка!“ Хорошенькие такие солдатики“.
Алиса заплакала.
Глава одиннадцатая
ЗВОНОК БАНКИРУ
В дверь постучали.
Деликатно постучали, но Алиса схватила меня за руку:
– Не открывай!
– Я же говорил, что он к тебе ходит…
– Кто? – чуть не завизжала она.
Академик Петров-Беккер стоял перед дверью один.
В дверной глазок я рассмотрел надпись на его футболке. „Игра сделана“. Отглаженные серые брюки. Наверняка приехал в машине, не пылил пешком, как я, по полям.
– Можно войти?
– А зачем? – спросил я.
– Роальд вам все объяснит.
– Роальд? Он тоже здесь? А если я вам не открою?
– Лучше открыть, – сказал академик без улыбки. – Иначе вам придется говорить не со мной.
Он не нажимал ни на одно слово. Даже ужасное не со мной произнес ровно. Как бы сообщил некий факт, ничуть не выпячивая его. Седой воспитанный человек. Правда, за ним сразу возник Роальд. Этот спрашивать ни о чем не стал – длинный, в джинсах, уверенно отодвинул академика в сторону. Ледяной взгляд загнал Алису под простыню. Совсем не к месту я вспомнил, как Роальд помогал одному стеснительному клиенту. У того был друг. Вместе росли, учились, закончили вуз. „Потом втюрились в одну бабу?“ – догадался Роальд. – „Ну да. Но выбор делала девушка. Мы по-настоящему счастливы в браке, – признался клиент. – Вот только наш друг. Он будто заболел“.
Впрочем, речь все равно шла о дружбе. Просто после свадьбы друг стал бывать у молодоженов гораздо чаще, чем прежде. Приносил особенные подарки. Например, сигареты, взрывающиеся у самых губ, розовый сахар, в чае распускающийся в длинных отвратительных червячков. „Наверное, ваш друг чувствует себя обделенным?“ – догадался Роальд. „Ну да. Иначе не дарил бы жвачку, которую можно вырвать только с зубами. И не приносил бы искусственных лягушек. На вид самые обыкновенные, но в неподходящий момент прыгают и испускают зловоние“. А недавно, поделился клиент своим горем, друг подарил его жене французскую губную помаду. Вообще не смывается, светится в темноте и постоянно меняет цвет – от фиолетового до пурпурного. Морская соль (подарок друга), которую жена засыпала в воду, решив полежать в теплой ванне, превратила ее в негритянку. В постели взрываются хлопушки, забрасывая спальню цветными конфетти. Презервативы дымят, как броненосцы времен русско-японской войны. После каждого такого визита жена плачет. У нее кожа портится. „А вчера она заявила, что если я не откажу моему другу в доме, она ему отдастся“ – „На какую помощь вы рассчитываете?“ – задумчиво спросил Роальд. И клиент ответил: „Есть у вас сотрудники, не знакомые с основами гуманизма? Разрешено им пользоваться электрошоковыми дубинками?“
– Зачем ты их впустил? – крикнула Алиса.
– Я все объясню, – негромко повторил академик.
– Что вы хотите объяснить? – я специально не присаживался, давая гостям понять, что их присутствие в дачном домике неуместно. Академик замялся, но с Роальдом такие номера не проходят. Он сразу ухватил стул и удобно поставил его у окна. Так он видел весь двор, сам оставаясь незамеченным.
– Я частный детектив, – грубо объяснил он, холодно поглядывая на Алису, прятавшуюся под покрывалом. – Работаю на тех, кто мне платит. Дело простое. Нужно вернуть деньги.
– Деньги? – мой голос прозвучал так фальшиво, что даже Алиса спрятала лицо в подушку.
– Вот именно.
– И сколько денег?
– Миллион долларов.
– И вы, Иван Ильич, того же хотите?
– Нет, – отозвался академик. – Мне нужна платиновая пластинка. Думаю, что она у вас. Конечно, ее можно использовать как брелок для ключей, но это слишком дорогое удовольствие. Пластинка пропала из спальни Режиссера. А вы там были, Кручинин. И ваша дама забегала сразу после возвращения из Варшавы.
Я молча посмотрел на Алису.
– Я только хотела сучке волосы подергать!
Роальд вдруг ухмыльнулся:
– Это коньяк?
– Налить?
– Полстакана, – скромно кивнул Роальд, поглядывая в окно. И несколько смягчился: – Тебе большая опасность грозит, Кручинин. Выкладывай денежки и выметайся. Не сиди на краю обрыва.
– А как же закон о кладах?
– Ты это о чем?
– Ну… Нашедшему деньги или драгоценности всегда что-то вроде полагается…
– Льготная отсидка, – грубо предположил Роальд. И выругался: – Этими долларами нельзя пользоваться.
– Почему?
В камине уютно потрескивали сосновые шишки. Академик подбросил еще парочку. Мирная добрая компания, обсуждающая судьбу больших денег.
– Это фальшивые доллары.
– Почему я должен тебе верить?
– Мне не веришь, позвони банкиру.
– Какому еще банкиру?
– Да Кузину. Какому! Которому сбагрил двадцатку!
– Не звони! – выглянула из-под простыни Алиса. Лучшим выходом на ее взгляд было бы прямо сейчас застрелить Роальда и академика, и самому застрелиться. Алиса обожала трагические красивые сцены. Поплакав над трупами, она забрала бы деньги и отбыла с Алиной в более тихие края.
Не глядя на нее, я набрал номер банкира.
Писк. Долгие гудки. Потом сонный голос: „Слушаю“.
„Иннокентий Павлович?“
„А, Кручинин! Ну ты скотина! Я так тебе скажу“.
„Вы это о чем?“
„Скажи спасибо Ивану Ильичу, что он просветил меня“.
Трубку бросили.
– Но это же случайная двадцатка, – сказал я, отводя глаза.
Ледяные глаза Роальда пронзили меня. „Сажал я одного“. Он ловко поймал меня на этой двадцатке. Только Алиса ничего не понимала. Куталась в тоненькую простынку, поводила голым плечиком и не сводила глаз со страшного пятнистого академика. Он бил клинья под жену ее бывшего любовника, а заодно пытался кинуть нас на миллион. Она боялась его даже больше чем Роальда.
– Не верь ему.
– Зачем же мне врать?
– Не знаю. Только вы все равно врете! – упорствовала Алиса.
– Вы сможете узнать голос своей помощницы?
