Наша старая добрая фантастика. Создан, чтобы летать - Биленкин Дмитрий Александрович (электронная книга .txt) 📗
Только Биолог не удержался и бросил мне гневное:
— Как ты мог? Перепутал ключ с мечом.
Я зол, и это чувство не дает мне уснуть. Зол на себя, на Капитана, на всех нас. Я пытаюсь понять, что происходит с нами. Одурели мы все, что ли? Откуда этот слепой исследовательский пыл? Откуда такая бесцеремонность по отношению к Чуду? К Чуду, о встрече с которым так мечтали, ради которой и странствуют люди во всех доступных нам уголках вселенной. Беда, наверное, в том, что до сих пор мы имели дело либо с неживой материей и примитивными формами жизни, либо с цивилизациями-детьми. Неживое — изучай, препарируй как хочешь; детей — воспитывай, помогай им. Мы не имеем опыта общения с равными, уже не говоря о старших. Нам только еще предстоит изучить космическую дипломатию. Да что там говорить о дипломатии. Прежде всего надо научиться обыкновенному такту, правилам хорошего тона.
…Все-таки здорово, что мы избрали временным Администратором именно Поэта. Он никогда и ни в чем не спешит, да и мир ему видится более цельно, гармонично. Поэты, по крайней мере, никогда не доискивались сущности вещей при помощи лазеров и быстрых протонов… Спасибо Земле! Чья-то мудрая голова придумала там в обязательном порядке вводить в состав звездных экспедиций не только специалистов, но и писателей, художников, композиторов, философов. Во-первых, они всегда привносят, в жизнь экипажа столь необходимую долю иррационализма, во-вторых, в сложной ситуации могут увидеть то, чего не увидят другие.
…Надо спать. Завтра, наверное, будет нелегкий день. Администратор примет какое-то решение… Жаль, что мы так мало знаем о «сусликах». Ведь они же разумные! Разумные существа!
Надо поговорить об этом утром с Администратором, обратить его внимание…
…Жаль и Капитана. Как-никак двенадцать лет вместе. То обстоятельство, что он человек дела, а не дипломат, не раз спасало всех нас. Нас спасало, а его сегодня погубило как Капитана. И причинило боль…
Погоди, погоди!.. О чем это пересвистывались только что «суслики»? Они несколько раз повторили, что мы вскоре исчезнем. Как понимать переводчика? Наш отлет или… нашу гибель пророчат эти странные хранители Хрустального чуда? Они еще говорили Капитану, что не умеют открывать башню, мол, это делает Дух Замка… Постой! А разве я могу открыть шлюз нашего звездолета? Этим занимается сложное электронное устройство. Посредник между мной и механизмом замка. Я же только знаю код, пароль. У нас посредник устройство, у них — так называемый Дух Замка. Кто может знать код? Конечно же — Хранители! Неужто мы не поняли элементарное? Что понятие «хранители» должно иметь какой-то конкретный смысл.
Я вскакиваю и стремглав бегу к башне.
— Кто хочет конфет, кто хочет конфет? — зову маленьких аборигенов. В траве молниеносное движение. Уселись, конфеты за щеки попрятали.
— Ваш дождь гадкий и злой, — свистят, жалуются. — Угрожал нам. Смехота.
— Мы наказали его, — говорю я. — Он уже не вождь.
— Хи-хи-хи. Его еще наказал Дух Замка.
— Он, наверное, сердится на нас? — осторожно спрашиваю. — Дух, то есть.
— Смехота. Он не живой.
— А что вы охраняете?
— Чудо. Чудо Высоких, которые ушли к звездам. Смехота, он не знает простого.
— Я не знаю простого, — соглашаюсь. — Я даже не знаю, для чего Высокие оставили Чудо? Что оно представляет собой?
— Хи-хи-хи! Они не покатают нас. Они не знают самого простого. Это хранилище, хранилище, хранилище.
Я замираю. Я весь ожидание. Я боюсь неосторожным словом спугнуть птицу истины. А она где-то рядом, почти в руках.
— Я не знаю самого простого, — говорю виновато. — Хранилище чего? Что там?
— Там все, все! — возбужденно свистят «суслики». — Там смех и грусть, там легенды, там непонятное для нас…
Они свистят уже хором, перебивают друг друга, но переводчик медлит, подбирает адекватные понятия.
— Хранилище, — четко повторяет он. — Хранилище разума… Неточно…
Пауза.
И вдруг переводчик ошеломляет меня двумя словами, которые в его «устах» звучат так буднично:
— Галактическая библиотека… Восьмая в восьмой сотне… То есть под номером семьсот восемь.
Конфеты падают у меня из рук. «Суслики» — к ним. От волнения у меня подгибаются ноги. Я приседаю, бездумно глажу серебристый мех маленьких созданий и все повторяю:
— Хорошие мои, умницы… Впустите нас. Хоть на миг. Хоть посмотреть!
— Мы не умеем открывать, — свистят «суслики».
«Не то, я не то говорю, — мучит меня неотступная мысль. — Нужно иначе. Иначе сформулировать. Я же знал — как. Я догадался было…»
И тут нужные слова находятся сами собой.
— Попросите Дух Замка, — говорю я хриплым от волнения голосом. — Пусть откроет. Пожалуйста!
Один из «сусликов» прыгает к башне и, сев столбиком, трижды стучит лапкой в дверь. Дверь Галактической библиотеки распахивается.
Тихий вечер ступает по наимягчайшим в мире травам. Светило только что спряталось, и все погружается в золотую дрему. Все замирает, желая передохнуть на крутом повороте дня к ночи. Из-за темно-синей завесы неба уже выглядывают любопытные глазенки звезд.
— Мы блаженствуем трое суток, — улыбается Поэт Кибернетику, — а будто миг промелькнул. Я нашел одну светомузыкальную поэму, понимаю пятое через десятое, но чувствую, какая это прекрасная вещь… Появляется жгучее желание бросить все, закрыться в каюте и писать, писать. У меня сейчас столько образов, столько мыслей. Необычных. Нетерпеливых…
Кибернетик молча кивает в знак согласия. Лицо его растерянно, в глазах печаль. Он до сих пор бережно держит на коленях свою «книжку». Странная она у него. На вид, как все, как миллионы других — правильный шестигранник цвета спелого меда. Но когда он после обеда принес ее из Библиотеки и погладил пальцами одну из граней (этого, как объяснили нам Хранители, вполне достаточно, чтоб оживить любую книгу), случилось неожиданное.
Сначала космонавты услышали тоненький девичий голос, который выводил грустную песенку на непонятном языке, но вдруг прервался на высокой ноте. А в следующий миг из-за палатки лаборатории… вышла сама девушка. Белокурая, загорелая, в куцем платьице. Она была удивительно красива и беззаботна, и если бы не чуждая для человеческого глаза невероятная пластичность ее движений, всего ее тела, если бы космонавты не знали, что на этой планете кроме них и «сусликов» нет больше ни одной живой души, они, наверное, поверили бы в реальность происходящего… Девушка, увидев людей, оборвала песню, приветливо улыбнулась. Потом подошла к Кибернетику, взяла его за руку (тот вдруг смертельно побледнел) и повела к ручью. Каким-то образом девушка сразу же успокоила неуклюжего великана, потому что они уже разговаривали и, по-видимому, прекрасно понимали друг друга от ручья долетал звонкий смех инопланетянки. Остолбенев от удивления, космонавты наблюдали, как свободно и даже чуточку игриво ведет себя девчонка: забрела в воду, брызгает на Кибернетика, а тот переминается с ноги на ногу на берегу и тоже хохочет, будто маленький.
— Если это и вправду голограмма, — хмуро пошутил Физик, — то все равно Кибернетику чертовски повезло. На такую голограмму я бы променял любую живую красавицу.
Вдруг что-то свистнуло, в спину девушки вонзилась тяжелая кованая стрела. Инопланетянка сломалась в тонкой талии, и Кибернетик едва успел подхватить безжизненное тело. Он угрожающе наклонил голову, заметал взгляды, выискивая врага. Космонавты инстинктивно схватились за оружие, однако в следующий миг золотистый шестигранник «книги», который Кибернетик все это время держал в левой руке, упал в воду и все… исчезло. Точнее, исчезла девушка. Разгневанный богатырь стоял посреди ручья и ошалело смотрел на свои руки, которые только что держали, обнимали…
— Не понимаю, — жаловался он потом Биологу. — Ну, пусть голограмма, фантом. Но откуда тогда такое ощущение материальности, телесности? Я же прикасался к ней, держал на руках… Кроме того… Героиня книги должна вести себя по сюжету, ее поведение уже запрограммировано автором. Раз и навсегда. Почему же она подошла именно ко мне, только мне говорила какие-то необыкновенные слова — сумасшедшие, нежные… Обрати внимание, без переводчика…
