Инквизитор Эйзенхорн - Абнетт Дэн (книга жизни txt) 📗
Проверить его на пригодность к использованию по основному назначению, конечно же, не было никакой возможности.
Мы достигли Орбул Инфанта, мира храмов, в конце двенадцатой недели. Передо мной стояло три задачи, первой из которых являлось освящение меча и посоха.
Вместе с Унгиш и Медеей я спустился на поверхность планеты, но не на боевом катере, а в одной из неприметных небольших шлюпок «Иссина». Мы направлялись к Эзрополису, одному из десяти тысяч храмовых городов Орбул Инфанта, в жарком сердце западного континента.
Управляемая Экклезиархией, эта благочестивая планета известна своими бесчисленными святынями, каждая из которых посвящена отдельному имперскому святому. Располагаются они по одной в центре каждого города. Экклезиархия выбрала Орбул Инфанта для размещения этих святынь по той причине, что она лежит на прямой линии между Террой и Авиньором. Самые популярные и процветающие храмовые города расположены на побережье восточного континента, и миллиарды верующих стекаются в них каждый год. Эзрополис стоит в стороне от этой суматохи.
Святой Эзра, принявший мученическую смерть в 670.М40, покровительствовал путешественникам и принёсшим обеты. Посвящённый ему храм, на мой взгляд, вполне соответствовал моим целям. Его город представлял собой сверкающую опухоль из стали, стекла и камня, вздымающуюся на прожаренных солнцем равнинах в центре западного континента. Согласно путеводителям, записанным на планшетах, воду для города приходилось доставлять от западного побережья по огромным трубам в две тысячи километров длиной.
Мы приземлились на Поле Эзры, в основном посадочном комплексе, и присоединились к очередям паломников, поднимающихся по кольцевой лестнице, ведущей в цитадель. Большинство паломников были одеты в жёлтое — цвет святого — или носили украшения из полос жёлтой ткани. Все несли зажжённые свечи или масляные лампы, несмотря на немилосердно яркий солнечный свет. Эзра обещал зажигать огонь во тьме, чтобы направлять тех, кто в пути. Именно поэтому его сакральным цветом и стал жёлтый.
Мы подготовились к визиту. Я облачился в чёрный льняной костюм с поясом из жёлтого шелка и нёс горящую молельную свечу. Унгиш завернулась в бледно-жёлтый балахон, цветом напоминающий рассветное солнце, и сжимала гипсовую статуэтку святого. Медея надела темно-красную облегающую куртку, а поверх — накидку, на которой был вышит жёлтый символ аквилы. Она толкала перед собой небольшую гравитележку, на которой, обёрнутые в жёлтый бархат, лежали Ожесточающая и посох. Паломники частенько приносили свои вещи к святыне Эзры для того, чтобы освятить их, прежде чем браться за дела или отправляться в путешествие. Мы легко смешались с рядами потеющих, озабоченных верующих.
Поднявшись по лестнице, мы влились в благословенную прохладу затенённых улиц. Был уже почти полдень, и с платформ на вершине высоких, стройных башен неслось пение хоров Экклезиархии. Звонили колокола, и на трех городских площадях тысячами выпускались из клеток жёлтые птички сочанки. Галдящие облака птиц цвета охры кружили над нашими головами. Их привозили с геноферм, расположенных на побережье, где птиц разводили в промышленных масштабах. Каждый день в город доставлялось по миллиону штук. Этот регион Орбул Инфанта не был для пернатых родным, и они погибали в течение нескольких часов после того, как их выпускали в выжженную пустыню. Сообщалось, что на равнинах вокруг Эзрополиса можно было по лодыжку провалиться в слой из белых костей и ярких перьев.
Но тем не менее они являлись символом свершений и путешествий, и по этой причине каждый полдень по миллиону крылатых созданий отпускалось на верную смерть. «Какая ужасающая ирония, — подумал я. — Впрочем, такое бывает часто, когда дело касается сферы влияния Экклезиархии».
Мы направились к собору Святого Эзры Смотрящего, выразительному храму на западной стороне города. На каждом карнизе и на каждой стене, мимо которых мы проходили, сидели сочанки и, как мне казалось, негодующе щебетали.
Сам собор, по общему признанию, был роскошен. Храм в раннеготическом стиле возводили последние тридцать лет на пожертвования отцов города и духовенства. Каждый посетитель, проходивший под городскими стенами, обязан был внести две крупные монеты в ящики-копилки, расположенные по обеим сторонам лестницы. Возле них стоял облачённый в жёлтую мантию священник, следивший за тем, чтобы монеты опустил каждый входящий. Средства из копилки слева шли на обслуживание и строительство городских храмов, а той, что справа, — в фонд сочанок.
Мы вошли в прохладу собора Святого Эзры Смотрящего. В мраморном нефе верующие склонялись в молитвах. Помещение заливал яркий, играющий цветными узорами солнечный свет, проникающий через огромные витражи. Прохладный воздух был подслащён дымом лавра и наполнен сладкоголосым пением хора.
Я оставил Медею и Унгиш под аркой прохода возле могилы, на надгробии которой лежала резная скульптура Космического Десантника Ордена Гвардии Ворона. Руки статуи были сложены так, чтобы указывать, в каком именно крестовом походе он погиб.
Я нашёл настоятеля собора и изложил ему свою просьбу. Он тупо посмотрел на меня, теребя жёлтые одеяния, но я скоро заставил его понять, в чём дело, опустив шесть крупных монет в ящичек для милостыни и ещё две в его ладонь.
Он повёл меня к помещению, где располагалась купель, и я подозвал своих коллег. Как только все мы оказались внутри, он задвинул занавесь и открыл свой требник. Когда священник начал обряд, Медея развернула оружие и положила на край купели. Настоятель продолжал бормотать и, не сводя глаз с открытой книги, чтобы не потерять того места, где читал, поднял и развинтил флягу с елеем, которым помазал и посох, и меч.
— За благословением и освящением этих предметов обращаюсь я в мольбе к Императору, Богу моему, и вопрошаю принёсших их: не имеете ли вы тёмных страстей в сердце? Клянётесь ли вы в чистоте помыслов своих?
Я понял, что он смотрит на меня, и поднял голову. Страсти. Желание запретного. Могу ли поклясться, зная то, что знаю?
— Так что?
— На мне нет пятен, пречистый, — ответил я. Он кивнул и продолжил освящение.
Первое из запланированного было сделано. Мы вышли во внутренний двор собора.
— Унеси их обратно к шлюпке и присматривай за ними получше, — сказал я Медее, указывая на спелёнатое оружие на тележке.
— А что насчёт страстей? — спросила она.
— Об этом не беспокойся.
— Неужели ты просто солгал, Грегор?
— Заткнись и не задавай глупых вопросов. Медея покатила тележку мимо толпы паломников.
— А она сообразительная девочка, еретик, — прошептала Унгиш.
— Честно говоря, ты тоже могла бы помолчать, — сказал я.
— Нет, черт тебя дери, — бросила она. — Это уже начинается.
— Что? Что «это»?
— В своих снах я видела, как ты лжесвидетельствуешь перед имперским алтарём. Я видела, как это произошло, а за этим последовала моя смерть.
Я смотрел, как сочанки кружат над двором.
— Дежа вю.
— Я видела это дежа вю в снах, — кисло ответила Унгиш. — Я чувствую это дежа вю своим задом.
— Бог-Император наблюдает за нами, — заверил я.
— Да знаю я, — сказала астропат. — Вот только не думаю, что ему нравится увиденное.
Мы прождали во дворе до вечера. Пришлось пообедать горячими булками, кубиками салата и приторным чёрный кофе, купленными у уличных торговцев. Унгиш практически ничего не ела. Длинные вечерние тени протянулись по двору. Я вызвал Медею по воксу. Она благополучно вернулась на борт шлюпки и дожидалась нас.
Я готовился к тому, чтобы завершить вторую из своих задач. Назначенный час стремительно приближался. Нам предстояло проверить, какое действие возымели отправленные мной двадцать сообщений. Одно из них предназначалось инквизитору Гладасу, человеку, которым я восхищался и с которым эффективно сотрудничал тридцатью годами ранее, разбираясь с заговором Пи'Глэо. Орбул Инфанта находилась в пределах зоны его влияния. Я написал ему, рассказав о своих проблемах и прося о поддержке. Встретиться предложил в этом месте, в этот час.