Галактики как песчинки - Олдисс Брайан Уилсон (серия книг TXT) 📗
5. МРАЧНОЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ
…о, Ишраиль!
Против Закона Скоротечности можно выдвинуть один из его подчинённых законов. Закон Прочности.
Планета Земля обречена вращаться вокруг своего солнца, мелькая маленькой точкой в ночи, подобно голубому парусу. Для Солнечной системы существует только один долгий день — вечная энергетическая ванна. Именно этот день и является первичным продуктом Солнца.
Ночь.
У каждой планеты своя ночь. Пока пылает Солнце, протягивая свои бархатные ладони огня к прилежащим пустотам, жизнь наслаждается непрерывным днём. Лишь отдельные крошечные ростки её приемлют ночь.
В этом весёлом празднике света Солнечной системы, наполненного теплом и шумом, ночи отведена скромная роль. Она пытается скрыться, где только можно — за телами планет, в морских глубинах, в головах.
Между последним фрагментом истории и этим периодом лежит метафорическая ночь — ночь невежества, через которую разум не в состоянии проложить путь.
Мы поспешим сквозь неё в молчании.
Через наше молчание проходят имена, фантомы цивилизаций, о которых почти ничего неизвестно. Консорциум Порога Сознания — Движители, Империя К ал лобана, Содружество Солита.
Солитян помнят как людей, открывших возможность путешествовать во времени: вероятно, за счёт своего разума и на какой-то определённой стадии развития установивших особые отношения с законами физического мира, которые явились непреодолимы впоследствии; их талант умер вместе с ними и никогда уже не подлежал восстановлению.
Согласно дошедшим до нас легендам, цивилизация Солита была раздавлена мощной религиозной машинной культурой — Движителями — когда закон Функционального Единства, не только на Земле или в Солнечной системе, а почти во всей Галактике выступал главенствующим началом.
Нам остаётся только строить гипотезы в отношении этой цивилизации, но мы знаем, что она — уникальна.
В отличие от других культур, Движители не погибли. Их культура не подверглась внутреннему упадку или нападениям извне, — просто исчезла в один ясный утренний день. Возможно, она полностью перенеслась в другую галактику, с более приемлемыми для неё условиями. Когда она пропала, образовался необъятный, попросту ужасающий вакуум. В этой пустыне прошли сорок миллионов лет молчания, покрыв своё наследие пылью и непрерывной связью обстоятельств.
За это время Земля наполнилась ночами и мириадами смертей. Все не имело значения.
Жизнь, Смерть и Солнце — постоянные величины.
Мы называем данный период “Мрачным Тысячелетием” и проходим мимо, ибо не на чём задержать взгляд.
Не находим мы значительных изменений на Земле и в конце Мрачного Тысячелетия. Константы — те же. Правда, появляется новый слой осадочных пород; ещё один Ледниковый период наступил и отступил; изменения в строении нижней челюсти и кишечнике человека едва уловимы; несколько современных городов захламили другие планеты Солнечной системы; изменились контуры континентов; новые виды животных заселили саванны, радуясь своей силе; ну и, конечно же, многие обитатели других планет установили связь с Землёй, как это обычно делают все народы Галактики…
У главного причала стоял корабль “Сибирквин” — корабль умственной реабилитации. В одном из его многочисленных отсеков в одиночестве сидел Дэви Дэл. Улыбка блуждала по его лицу. Синий лютик в петлице туники начал увядать. Дэви казалось, что этот поблекший цветок — единственное, что связывало его с большим корабельным терминалом Берхара, который он покинул сегодня утром; он сорвал цветок прежде, чем отправиться на Новый Союз. Ничто другое, как внутри, так и вне, не было так насыщено красками, как этот маленький лютик.
Выкрашенный в серое и зелёное отсек ожидания. Ионная система, слегка оживляющая комнату.
Вечер окрасил площадку причала в серое и чёрное. Река Хорбин бормотала все те же сонные песни.
Тишина.
Тишина на многие парсеки вокруг; та ненадёжная тишина, в которой ничего не происходило. Только тревога внутри тебя.
Дэви размышлял о том, что обычные тревоги делового человека заслонили более важные заботы, которых становилось все больше и больше, будто питала их сама тишина. Он напряжённо ждал, а заботы эти, словно ураган, проносились в его голове. Ничего хорошего: тяжеловесные тревоги, как слоны, своими толстыми, неуклюжими ногами, топтали мозги, выдавливая слова и фразы: парсеки, галактическая федерация, гиперпространство, взаимопроникновения. Слова, которые раздражали Дэви. Временами его неторопливо срабатывающие мозги начинали перебирать их, в надежде выискать за названиями что-то нужное. В свои пятьдесят он знал почти все слова, которые существовали; но это были просто слова, без всякого приложения, обыкновенные слова из обычного словаря. Только в последнее время они словно пробуравили его жизнь, вызвав чувство тревоги и беспокойства.
Осторожные, быстрые шаги послышались за дверями. Дэви резко вскочил — внутри все оборвалось. Какой приговор вынесут они Ишраилю? Родился ли он на Земле или нет? Или, — что то же самое — нормальный он или сумасшедший?
Дэви трясло; он сел, понемногу осознавая, что шаги не касались его. И снова он попытался сконцентрироваться на причальной площадке; для него — жителя глубинки, все здесь ново. Важность этого приморского города скрывала его удалённость.
Основным жизненным интересен Дэви было разведение скота. Его никогда не привлекали зрелища; сейчас его слегка заинтересовало увиденное, да и то только потому, что он смотрел теперь на все глазами Ишраиля, чьё появление перевернуло всю жизнь заурядного скотовода.
По мнению Ишраиля, все эти бесчисленные мили пути до отдалённых планет обусловлены несовершенством транспортной системы. То, что простиралось вокруг планеты — нет, не небо, как когда-то, не особенно задумываясь, считал Дэви, — а огромная сложная трасса, называемая пространством. Не просто ничего, а непостижимая взаимосвязь сил, полей и уровней. Ишраиль рассмеялся, когда услышал это земное слово “космос”. Он называл это не “космосом”, а лабиринтом напряжений. Может быть, Ишраиль и сумасшедший. Никто в Берхаре не говорил тёк, как он.
А через лабиринты полей напряжений, рассказывал Ишраиль, движутся проникатели. Дэви представлял их как космические корабли, но почему-то называл их проникателями. И сделаны они не из металла, а из мощных щитов, созданных разумом и берущие питание от полей напряжения и преображающихся по мере изменения полей; поэтому люди Галактики совершают свои межпланетные путешествия в относительной безопасности… По крайней мере, так утверждал Ишраиль.
Планеты воюют между собой. Но даже этот термин “война” Дэви, как выяснилось, понимал неточно. Войну нужно представлять в виде игры в шахматы. Благородная, как скорая помощь, безжалостная, как гильотина. Гуманные её цели выходили за рамки материалистического понимания землян, По крайней мере, так говорил Ишраиль, а он мог быть сумасшедшим. Но даже, если это и так, оно никак не повлияло на Дэви, который продолжал обожать Ишраиля.
— Только не решите, что он сумасшедший! Только не решите, что он сумасшедший! Только не решите, что он сумасшедший! — как заклинание твердил Дэви в исступлении, взывая к серым стенам.
“А если вы все же решите, что он сумасшедший, вы должны принять это сумасшествие за реальность!”
После стольких часов ожидания двери отсека распахнулись, как гром среди ясного неба. Он вскочил, крепко сжав тунику, и тут же отпустил руки в смущении, увидев па пороге белого мужчину.
Брат Джо Шансфор — высокий и просто-таки вызывающе уродливый человек. Годы постарались немного сгладить его черты, сделав их чуть больше, чем просто грубые. Психиатр, который обследовал Ишраиля на “Сибирквине” — одном из специальных кораблей флота, который заменял обычную больницу. Здесь Дэви впервые попросил о помощи для Ишраиля.
Казалось, все в Дэви потянулось ему навстречу.
— Что Ишраиль? — выпалил он.
