Змий - Щербаков Александр Александрович (библиотека книг txt) 📗
– Мистер Генри, вы не сердитесь на меня? – встревожился женский голос.
– Нет, Мэри-Энн, я не сержусь. Входите.
Калитка распахнулась.
Просить у этого ехидного старика разрешения завести каравеллу во двор подальше от любопытных глаз? Надо бы, но такого унижения для себя и торжества для невидимого собеседника сенатор решил не устраивать. Черт с ней, с каравеллой! Пусть стоит на улице.
– Ставьте, ставьте во двор ваш ходячий вентилятор, – внезапно сказал голос.
Сенатор вздрогнул. Он что? Читает мысли на расстоянии?
– Не всегда и не всякие, – спокойно ответил голос. – Но мысли сыщика, выдающего себя за сенатора, не надо угадывать. Они читаются сами собой.
Сенатор огляделся. Пустая неприятная улица внезапно показалась ему далеким безопасным убежищем, а этот дом за вечноцветущими вишнями – в его безмятежной неподвижности таилась слепая мощь капкана. Но пути назад уже не было. Покорно повернувшись к каравелле, сенатор услышал, как позади закрывается калитка и медленно распахиваются вороте.
– Вы ошибаетесь, – сказал он, тщательно подбирая слова. Теперь от этого слишком многое зависело. – Я действительно сенатор и не имею никакого отношения к сыскным делам.
– Не сомневаюсь, что вы в этом искренне убеждены, – доброжелательно ответил голос. – Я тоже был искренне убежден, что я профессор университета и занимаюсь наукой. Но теперь я думаю несколько иначе. Когда-нибудь и вы будете думать иначе. Не ищите в моих словах намерения вас обидеть. Проходите на веранду. Дверь слева от дома. Идите по дорожке.
Дорожка, вымощенная желтым кирпичом, привела сенатора к крылечку о трех ступеньках.
– Там что-то испортилось, – предупредил голос. – Отворяйте дверь сами. Она не заперта.
Сенатор приказал себе протянуть руку и коснуться двери. Ничего страшного не случилось. Сенатор повернул ручку, открыл дверь и, не входя, быстрым взглядом окинул видимую часть веранды. Верхние стекла были совершенно затемнены, нижние пропускали свет наполовину. Стекла были плохо подобраны: через одни свет проходил чуть розоватым, через другие – лиловым. Дешевый серый ворсистый пол, пустой столик, два кресла, – больше никакой мебели. В глубину дома вели две противно голубые двери. Они были закрыты. В простенке между дверьми висела географическая карта. Сенатор издали узнал знакомые очертания штата. Жирные красные линии, нарисованные от руки, делили штат на участки всевозможных форм и размеров. Тем же красным цветом на участки были нанесены трехзначные номера.
Придерживая дверь, сенатор ступил на порог и увидел в левой части веранды узкую крутую лестницу, ведущую наверх.
На веранде никого не было. Преодолевая ясно оформившееся желание не входить, сенатор вошел.
– Садитесь, располагайтесь, – сказал голос. – Так в чем же дело?
– Но-о, простите…
– Нет-нет, – сказал голос, – в этом нет никакой нужды. Вид немощного старца, прикованного к постели, мало располагает к деловым разговорам. У нас ведь, надеюсь, будет деловой разговор? И мне крайне неприятно было бы видеть вашу цветущую физиономию. Взаимное созерцание нам только помешает. Садитесь. Говорите. Что вам нужно?
Убогая обыденная обстановка источала тихую угрозу своей безжизненной неподвижностью. Это было нелепо, но это было так. Все заранее придуманные фразы спутались, исчезли, переломались. «Закон Тинноузера, – гудело в голове. – Закон Тинноузера!» Еще чего!
С наспех сооруженным напускным спокойствием сенатор пересек веранду и сел в кресло, стоящее в самом углу, так что все помещение оказалось у него перед глазами. И почувствовал облегчение.
– Я только попрошу вас, если можно, выключить наружный звук. Мне надо вам сказать кое-что весьма доверительное.
– Брат моей прабабки был в Германии тайным советником. Он обожал доверительные беседы. Вы доставили бы ему огромное удовольствие! – ответил голос. – Впрочем, будь по-вашему. Я выключил внешние телефоны.
– Видите ли, г-господин Маземахер, – внезапное заикание снова выбило сенатора из колеи. – Д-до меня дошли кое-какие сведения о «пэйпероле».
– Ах, об умничке. Это интересно. Так бы сразу и сказали вместо того, чтобы пугать бедняжку Мэри-Энн. Кстати, как вы о ней дознались?
– О ком? О Мэри-Энн?
– Да нет. Об умничке. Я называю ее умничкой. Правда, по-немецки. Ваш английский язык удивительно беден в отношении эмоциональных оттенков. Вокруг нее ваши столичные пауки сплели такие сети! А вы еще говорите, что не имеете отношения к сыскным делам!
– На днях эта ваша умничка причинила кой-кому много хлопот.
– Ну-у! Наконец-то! Вот молодчина! Это она может. Так что же она сотворила, интересно знать?
– Вы говорите так, как будто она живое существо.
– Не «как будто», а именно живое, молодой человек. У меня, во всяком случае, нет никаких сомнений.
– Профессор Мак-Лорис ни о чем таком не говорил.
– А-а, вы уже с ним виделись?
– Он делал доклад на совещании.
– Мак-Лорис умненький пай-мальчик. От него требуют не ученых неопределенностей, а технологических эффектов. Он о них и говорит. И привыкает лишь о них и думать. К сожалению.
– Вы к нему хорошо относитесь?
– Ах, господи, как у вас все просто! Хорошо, плохо! Мак-Лорис талантливый человек. Я сам рекомендовал его на свое место, когда мне надоели все эти шашни вокруг умнички. Подсунул ему незавидную должность цепного пса ваших сенатов, комитетов и управлений. А он молод и неопытен. Он привыкает, соглашается. Иногда перечит, конечно, но с ваших же позиций. Самый подходящий вариант для вашего священнослужения государству! Вы его выхолостите. А выкарабкиваться будет поздно. И выходит, что я перед ним виноват. Но у меня уже не было сил. Увы! А что за совещание?
Сенатор, путаясь, неуклюже пытаясь как-то сохранить перед самим собой видимость соблюдения правил секретности, злясь на себя за это, постоянно сбиваемый с толку явной насмешливостью невидимого старца, кое-как изложил трагикомическую историю, происшедшую в доме мистера Левицки.
– Бедняга Мак-Лорис! Подцепили-таки его! Разве можно было доверять этому кретину Донахью? Я говорил. Теоретически было показано, что умничка пассивна к абсолютному большинству окружающих нас материалов. Дойти до такого убожества, чтобы алюминием вбивать умничке послушание! Идиотство!
