Гаяна (Художник П. Садков) - Аматуни Петроний Гай (мир книг TXT) 📗
— Так я и предполагал, — успокоился Бергофф. «Тонкая бестия!» — подумал секретарь, одобрительно взглянув на журналиста.
— Оставьте нас, — сказал Бергофф. — Мы давние друзья с мистером Хоутоном.
Секретарь поперхнулся излишне большим глотком воздуха и, почтительно склонив голову, выплыл из кабинета легкой струйкой дыма.
— Итак, как продвигается «общественный контроль» моих предприятий?
— Все хорошо. Не угодно ли вам прочесть первый опус о благословенном Пито-Као и его хозяине?
— Угодно; — приятно улыбнулся Бергофф. — Но я ожидал этого несколько раньше…
— Если бы не моя задолженность мистеру Оскару, я не беспокоил бы вас и сегодня, — признался Боб. — Так что же вы там написали?
Бергофф взял рукопись и принялся за чтение. По мере того как взгляд скользил по строчкам, лицо его светлело и он все чаще одобрительно посматривал на Боба.
— Напишите редактору, — сказал Бергофф, закончив чтение, — что я прошу поместить это на первой полосе. И еще мнее бы хотелось, чтобы вы развили тот раздел очерка, где говорится о моем заводе. Покажите шире производство!
— Будет исполнено.
— Именно покажите. Можно дать снимок…
— Чудесная мысль, сэр!
— Впрочем, цеха там выглядят не совсем уютно… Гм… Может быть, следует воздержаться?
— О нет! Я берусь с Монти Пирсом на время так оформить ваш завод, что на фотографии он будет выглядеть на миллион долларов!
— Меня устраивает ваша сообразительность. Я полностью полагаюсь на вас.
— Я польщен, сэр.
— Ну что ж, поздравляю с удачным началом, Боб. Загляните на минутку к моему секретарю, он пополнит ваши финансовые запасы, а затем приглашаю вас ко мне на обед.
— Благодарю вас, сэр. Я воспользуюсь и тем и другим…
2
Родом она из Милана. Ей двадцать лет. Зовут ее Паола Вердини. Родных она не помнит. У Паолы стройная фигура, нежное лицо с большими светло-карими глазами, вьющиеся каштановые волосы, ослепительно белые зубы и улыбка, заставляющая забывать о делах и печалях. Характер у Паолы веселый, но ей ничего не стоит вдруг, без всякой видимой причины, перейти от веселья к грусти или, наоборот, от слез к смеху.
Ее жизненная карьера была неровной, как путь маленькой дождевой капли, стекающей по грязному оконному стеклу. Постоянная забота о пропитании, одежде и ночлеге сделала ее детство безрадостным. Когда Паоле минуло пятнадцать и она стала работать в цирке, в жизни юной итальянки произошел перелом к лучшему. Воздушный полет на трапециях стал ее призванием. Смелость, точный расчет и врожденная грация обеспечили ей шумный успех. Более трех лет провела она под высоким куполом, и это была лучшая пора в ее жизни. Но вот она получила приглашение сниматься в кино, и, хотя Паола не расставалась с любимой профессией, интерес к жизни вдруг стал угасать в ней. Она почувствовала себя усталой, одинокой.
Бергофф увидел ее в Голливуде, выкупил, заплатив студии неустойку, и с тех пор она сопровождала его повсюду. Знакомые Бергоффа считали, что он имеет «право на благоустроенный отдых».
Паола отнеслась к своему положению пассивно: она уже смирилась с тем, что жить приходится для того, чтобы кто-то получал от этого удовольствие.
Холодность итальянки была непонятна Бергоффу. Вначале это его раздражало, а потом он махнул рукой и предоставил Паоле полную свободу.
Друзей у нее не было, а свободного времени появилось теперь столько, что она не знала, чем его заполнить. Незаметно Паола пристрастилась к вину, не встретив противодействия со стороны Бергоффа.
Хоутон был первым гостем с материка в их доме. Паола радушно встретила гостя, весело угощала его за столом, охотно поддержизала беседу и была покорена способностью Боба не Только занимательно рассказывать, но и внимательно слушать. Обед прошел непринужденно, и Бергофф был очень доволен той теплой семейной атмосферой, которая на время сменила скуку, царившую в его доме. Почувствовав, что выпил лишнее, он вскоре удалился в спальню, и Боб с Паолой остались вдвоем. Боб любовался прекрасным лицом Паолы, которое слегка портили странные коричневые пятна.
— Почему вы так пристально смотрите на меня, мистер Хоутон? — спросила Паола. — Вас, верно, удивляют эти пятна?.. Но это пустяки по сравнению с тем, что было… Вы не представляете, что мне пришлось пережить! На меня напала ужасная тропическая болезнь! Лицо было так обезображено, что я себя не узнавала. До этого я слышала, что среди туземцев появилась какая-то кожная болезнь, но не верила. И вот, пожалуйста, заболела сама… Если бы не Дорт — он дал мне какую-то мазь, — я осталась бы искалеченной навек. Не знаю, за что меня так карает бог… Никто из белых, вы понимаете, никто, кроме меня, не пережил этого. Лишь я одна оказалась жертвой здешнего климата. Спасибо Дорту, — пылко воскликнула она, — не то меня все стали бы презирать!
— Ну, полно, мисс Паола. Такое может случиться с каждым. Хорошо, что теперь вы выздоравливаете и неприятное позади.
— Называйте меня просто Паолой, — попросила она, наполняя бокалы.
— А вы меня — Боб. Поскольку вы упомянули о Дорте, позвольте мне, Паола, просить вас рассказать о нем.
— Откровенно говоря, я мало что знаю. Дорт — замкнутый человек, свысока смотрит на женщин, в том числе и на меня, конечно. Не ошибусь, если скажу, что он вообще на всех смотрит с презрением. На редкость самовлюбленная личность! Безусловно, я ему обязана своим исцелением, но, если говорить правду…
— Понимаю вас, Паола, вполне понимаю. Говорят, что он что-то изобрел или изобретает…
— Я ничего не знаю о его работе.
— Надолго вы поселились здесь? — спросил Боб, меняя тему разговора.
— Сама не знаю. Как Бергофф… Я неудачница. Мне теперь все равно. Просто живу по инерции. Качусь, пока не упаду! Как колесо, оторвавшееся от автомобиля.
— Вы назвали себя неудачницей, Паола, — доверительно сказал Боб. — Мы оба из числа этой печальной категории людей. Всего три года назад я окончил университет, но человек с дипломом лингвиста оказался никому не нужным. Никому! Тогда-то я понял, что дал маху, но исправить что-либо было невозможно. Затем стал репортером… А душа моя тоскует по любимому делу!..
— И моя тоже, Боб!
— И только когда я плыву по океану виски, мне легче и я обретаю способность философски смотреть на людей и на все вокруг…
Паола зло заломила руки, вскинула глаза к небу и воскликнула:
— Боже! Ответь мне, чего в мире больше — горя или возможности избежать его?
3
Открыв глаза и убедившись, что уже утро, Боб быстро встал с постели, ополоснулся холодной водой, размялся на веранде, выпил освежающей кока-колы. Увидев на столе фотоаппарат, Боб вспомнил задание Бергоффа.
Час спустя он был на крабоконсервном заводе. Отыскав Монти Пирса, Хоутон несколько своеобразно изложил ему суть дела:
— Послушайте, Пирс, если вы отгадаете, что у меня в руках, я ставлю ящик пива…
— По ведь это же обыкновенный фотоаппарат, мистер Хоутон! — воскликнул Пирс.
Веснушчатую физиономию Боба озарила улыбка.
— Споря с вами, — сказал он, — я могу закладывать Эйфелеву башню без малейшего риска для французов…
— Я не понимаю ваших шуток, мистер Хоутон, — обиделся Пирс.
— То, что вы назвали фотоаппаратом, попав в руки настоящего джентльмена, становится «преобразователем истины»… В наш век не модно врать с голыми руками — засмеют! Но стоит подбросить читателям отлично смонтированный снимок, как одного неверующего задушат десять одураченных простаков. Надо только уметь все делать правильно. Вот, к примеру, ваш цех. Я вижу кафельные полы, белые стены, занавески от москитов, веселых черномазых, а на первом плане идиллии сверкающие детали какого-нибудь нового станка и над всем этим — ваша распростертая длань.
— Но…
— Никаких «но»! Ваша задача — возможно быстрее декорировать свой механизированный свинарник и получить сто долларов наличными. Я сделаю несколько моментальных снимков, и вы можете опять восстановить здесь статус-кво..
