Искатель. 1981. Выпуск №6 - Пшеничников Виктор (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
Неужели две такие чистые тети — и с преступной группой. Нет, невозможно. Но тогда почему у Лешки запись?
— Идите к Игорю Петровичу! Ну, мигом! — все так же шепотом сказала комендантша.
— А что, и пойду. — Ровнин открыл застекленную дверь.
— Идите и скажите, Варя, ну, Варя — это я. Варя, скажите, просит. Просит слезно, чтоб оформил.
— Хорошо, я быстро, и назад.
— Давайте, давайте, — сказала вслед комендантша.
Выйдя в переулок, Ровнин вздохнул. Кажется, пока без проколов. По крайней мере, представился он так, как хотел. И вот — так всегда бывает — на секунду возникло сомнение. Может быть, все это зря? Все это? Может быть, и общежитие, и тетя Поля пустой номер?
Через час, застелив стол в прихожей общежития газетами и надев черный комбинезон «хэбэ-бэу», Ровнин тщательно смывал с потолка старые белила.
Все это: облачение в робу и побелка потолка, может быть, и было лишним. И вообще, пока в техникуме ничем толковым даже и не пахло. К тому же помощник коменданта совсем не обязан сразу браться за мелкий ремонт. Но все-таки при всей сомнительности этой затеи было два важных момента, о которых Ровнин все время помнил. Во-первых, тетя Поля и все, что было связано с удочкой насчет плитки, которую он забросил еще утром. Если в самом деле она пригласит его к себе домой положить плитку и он сможет ее прощупать — это будет полный идеал. Во-вторых, надо же ему что-то выдумать здесь, фактически в женском монастыре, пансионе благородных девиц, чтобы не вызвать в первый же день особого интереса. Ведь вполне может быть, что ему придется сидеть здесь не один день, и, если он будет торчать на проходе со скучным лицом, всякой конспирации конец, его тут же засекут. В лучшем случае начнутся догадки, пересуды и так далее. Значит, он должен сразу сделать что-то такое, что погасит к нему всякий интерес. Сразу стать чем-то своим, привычным, обыденным, таким же обыденным, как потолок, стены, запачканный краской комбинезон.
Тщательно смыв с потолка в прихожей старые белила, Ровнин начал не торопясь купоросить ближний угол. За время, пока он работал, в общежитие с улицы вошли только две девчушки, два этаких курносика, одна в очках, другая в спортивном костюме. Потом появилась почтальонша, полная, с мужеподобным лицом. Она быстро разложила по ячейкам письма и ушла. Два раза проплыла мимо, на улицу и обратно, Варвара Аркадьевна. Первый раз комендантша, проходя, сказала:
— Вот молодец.
Второй раз спросила:
— Обедать с нами будешь?
Пообедать, конечно, было бы неплохо.
— Так что, обедать будешь? — повторила комендантша. — Андрей?
— Буду. Вот только купоросить закончу. А где?
— Да у нас тут, в дежурке.
Полное впечатление, что это чистые, кристально чистые тетки; но, с другой стороны, ведь есть Лешкина запись. Должна же она что-то значить.
— Спасибо, я сейчас приду, — сказал Ровнин.
— С тетей Валей тогда прямо иди. Теть Валь!
Уже знакомая ему дежурная, сменившая в двенадцать тетю Полю, повернулась и подняла очки. Она была все в том же повязанном крест-накрест пуховом платке.
— Ну? — сказала она.
Кажется, все это время она делала вид, что не замечает его.
— Это наш новенький, я говорила, работать у нас будет.
— Знаю. — Дежурная встала. — Виделись уже. Слезай, слезай, работник. Борщ доходит, сейчас принесу.
Дежурная комната была тут же, в начале коридора, небольшая, с диваном, квадратным столом и двумя аккуратно застеленными кроватями. «Хорошая комната, — подумал Ровнин. — Очень даже». Он сел на диван. Тетя Валя принесла из кухни борщ, разлила по тарелкам.
— Ешь, не стесняйся, на вот ложку. — Она сунула ему ложку. — Здесь если что, и заночевать можно. Звонок от стола проведен, что случится, позвони. — Тетя Валя, нарезав крупными кусками хлеб, придвинула к себе полную тарелку. — Мы здесь все свои.
Вернувшись в прихожую, он проверил белила, развел их пожиже, заправил в пульверизатор. Взобравшись на стол, для пробы легко провел первый слой. Кажется, белила ложились хорошо. Он стал не торопясь обрабатывать потолок. За первые полчаса входная дверь хлопнула всего два раза, но потом она стала хлопать все чаще. Когда же ему осталось только добелить угол, около четырех дня, дверь уже открывалась и закрывалась непрерывно — это возвращались из техникума девушки.
Ровнин продолжал работать, почти не оглядываясь на дверь. Входя, некоторые тут же исчезали в коридоре. Но большинство останавливались у стеллажа для писем. Проводя слой, он видел, как девушки стоят у ячеек и перебирают открытки и конверты. На него, кажется, пока никто не обращал особенного внимания. Сначала он пытался запомнить каждую — лицо, фигуру, походку, движения, но потом понял, что это бесполезно. Девушек было слишком много. Он поневоле оценивал их; в общем, ему казалось, в большинстве своем это были сначала самые обычные девушки. Но наконец, приглядываясь, он признался, что многие из них были просто хорошенькими — и в Москве таких не встретишь. «Юг есть юг», — подумал он. Потом Ровнин выделил четырех — не заметить и не выделить этих четырех было просто невозможно. Про каждую из них он мог бы сказать: королева. Особенно запомнились ему две: блондинка спортивного вида и староста общежития, статная черноволосая красавица, которую все звали Ганной.
На другой день, в субботу, обходя вместе с Варварой Аркадьевной и старостой общежития комнаты, Ровнин уже знал, кто где живет. Староста общежития, Ганна Шевчук, пояснявшая по пути, «где чего не хватает», оказалась как раз одной из четырех королев, — тех, кого он выделил накануне.
Ганна наверняка была красива — темноволосая, с большими светло-карими глазами. Правда, сейчас, когда они совершали обход, ее лицо постоянно хмурилось. Она казалась несколько тяжеловатой для своих двадцати лет, но явно обладала тем, что принято называть статью. Ровнин отметил про себя: почему-то его именно такая красота, вот с этой самой статью, никогда особенно не трогала. Эта стать всегда казалась ему чем-то вроде египетской пирамиды, тяжелым и почти принудительным ассортиментом.
Они проходили комнату за комнатой, и Ровнин со слов Ганны старательно записывал: где сломана кровать, где не хватает лампочки, где разбито и пока заставлено фанерой или закрыто картоном окно. Ганна и говорила медленно, весомо, тяжело, добавляя обязательно «пожалуйста».
— Андрей, пожалуйста… Андрей, пожалуйста, посмотри сюда… Девочки, пожалуйста, откройте кровати…
Когда они обошли все общежитие, Ровнин зашел в дежурку, достал блокнот, и в это время в двери показалась тетя Поля. Она смотрела на него нерешительно. «Что эта она?» — подумал Ровнин и тут же спросил с непонятной тревогой:
— Да, тетя Поль?
— Андрюш. — Тетя Поля вздохнула. — Уж ты извини, что обращаюсь. Но ты вот сказал. Помнишь, вчера-то еще? Насчет плитки.
Кажется, точная десятка. Теперь только не упустить.
— Это насчет какой плитки, тетя Поль? — равнодушно спросил он.
— Да мне, Андрюш. Завтра как раз воскресенье. А, Андрюш? Плитку дома положить в кухне. За плитой и над раковиной. И все. Я бы не стала тебя беспокоить, да тут как раз…
Тетя Поля замолчала.
— А, — сказал Ровнин, — плитку.
— А я эту плитку давно уже хотела.
— Где вам плитку-то? За плитой, говорите?
— За плитой, за плитой. И над раковиной.
— Далеко ехать-то до вас?
— Да какой далеко. Зеленковская, сорок девять, квартира сто шесть. Только плитки этой у меня нет, понял? Я тебя, Андрюш… — Сказав это, тетя Поля сузила глаза. — Я тебя не обижу.
— Ну вот еще, не обижу. Нам же, тетя Поль, работать вместе, а вы — не обижу.
На другой день утром, в восемь, Ровнин уже стоял на лестничной площадке по адресу: Зеленковская, сорок девять. С собой он прихватил небольшой бидон с синей масляной краской и ящик плитки, заранее взятый у завхоза. Дверь после его звонка тут же открылась; тетя Поля, увидев Ровнина, заулыбалась, заохала:
