Научная фантастика. Ренессанс - Хартвелл Дэвид (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗
— Спасибо, нет. Пока ничего не хочется. — Я прищурилась на звезду. — Думала, она окажется ярче. — Я чувствовала себя слегка разочарованной.
— О, еще будет, Клара. Для того мы и сооружаем здесь пятисоткилометровое зеркало. Пока что мы для увеличения используем гравитационную линзу соседней черной дыры — в зеркало вставлена маленькая камера. Не знаю, много ли вам известно о черных дырах, но… О, черт! — Она осеклась, видимо устыдившись собственной забывчивости. — Конечно, вам ли не знать! То есть раз вы провели в одной из них лет тридцать или сорок…
Она смотрела на меня как на человека, которому по неловкости причинила сильную боль. Обычно люди избегают при мне упоминать о черных дырах, следуя тому правилу, согласно которому в доме повешенного не говорят о веревке. Но для меня период заключения в дыре остался далеко позади. К тому же по времяисчислению черной дыры мое приключение длилось одно мгновение, сколь бы долгим ни казалось оно снаружи, так что мне эта тема не причиняет неудобств.
С другой стороны, я вовсе не собиралась обсуждать ее бог знает в который раз, так что просто сказала:
— Моя черная дыра отличалась от этой. Та светилась таким жутковатым голубым светом.
Терпл быстро оправилась и понимающе кивнула мне.
— Разумеется, излучение Черенкова. Вы, должно быть, наткнулись на так называемую сингулярность, ядро черной дыры без оболочки. Наша относится к другому типу. Вам мешает видеть ее оболочка эргосферы. Большинство черных дыр испускают сильное излучение, не собственное, а от поглощаемых ими материи и газа, но эта уже поглотила все, до чего могла дотянуться. Так или иначе… — Она помолчала, собираясь с мыслями, и снова кивнула: — Я собиралась рассказать вам о гравитационном увеличении. Ганс!
Она не сказала, чего хочет от Ганса, но он, как видно, вычислил сам. Звезда исчезла, и перед нами появилась молочно-белая стена. Терпл потыкала в нее пальцем, рисуя для меня схему.
— Вот эта точка слева — планета Краба, которую мы намерены изучить. Кружок изображает черную дыру. Дуга справа — наше зеркало, расположенное точно в точке конвергенции, в фокусе гравитационной линзы черной дыры. А маленькая точка рядом — это мы в Кассегреновом фокусе зеркала. Само солнце Краба я не рисую. Вообще-то мы стараемся не направлять на него камеры, чтобы не выжечь оптику. Пока все понятно?
— Пока да, — согласилась я.
Она снова смерила меня оценивающим взглядом и сказала:
— Мы будем вести наблюдения, глядя в зеркало, а не на саму планету. При этом нам опять же придется блокировать изображение звезды, но это уже предусмотрено. Так что нам предстоит смотреть на планету, обратившись к ней спиной.
Я не устояла перед искушением, имея дело с Ипатией, и с Джун Терпл тоже не удержалась.
— Четыре-пять дней, — вставила я самым дружелюбным тоном, на какой способна.
Видимо, недостаточно дружелюбным. Она откровенно обиделась.
— Послушайте, ведь не мы выбирали место для этой проклятой черной дыры. Нам два года пришлось искать, чтобы подобрать хоть одну, расположенную в подходящем месте. Есть еще одна нейтронная звезда, ее тоже можно было бы использовать. В некоторых отношениях это было бы даже удачнее, потому что она позволяет вести наблюдения восемьдесят лет. Но ведь это всего-навсего нейтронная звезда. Увеличение оказалось совсем не то, потому что масса ее не сравнима с массой черной дыры, и гравитационная линза оказалась бы гораздо слабее. Наша черная дыра даст нам намного больше подробностей. Между прочим, — добавила она, — закончив наблюдения отсюда, мы перенесем все оборудование к нейтронной звезде, чтобы получить дополнительные данные, если, я хочу сказать, это окажется… гм… желательным.
Она хотела сказать — если я соглашусь платить. Что ж, я, вероятно, согласилась бы. Основные расходы уже покрыты; это означало бы всего лишь обеспечить им жалованье на восемьдесят лет вперед, только и всего. Но я не хотела пока ничего обещать. И, чтобы отвлечь ее, сказала:
— Я думала, мы и отсюда сможем вести наблюдения почти тридцать суток.
Она помрачнела:
— Радионаблюдения.Ради них мы построили сетчатую антенну. Но оказалось, что с планеты Краба вовсе не исходят радиосигналы, так что нам пришлось превратить ее в зеркало для визуального восприятия. Что заняло около трех недель и сильно сократило время наблюдений.
— Понимаю, — протянула я. — Отсутствуют радиосигналы… Значит, там может и не оказаться цивилизации, которую стоило бы наблюдать.
Она прикусила губу.
— Мы определенно знаем, что жизнь там есть. Или, вернее, была. Эта планета — одна из тех, что в отдаленном прошлом изучали хичи. Они обнаружили там эволюционирующие живые организмы, правда довольно примитивные, но с несомненным потенциалом развития.
— Да-да, с потенциалом… Но развивались они или нет, нам не известно.
Она не возразила, только вздохнула и предложила:
— Раз уж вы здесь, хотите все осмотреть?
— Если никому не помешаю, — сказала я.
Разумеется, я мешала. Джун Терпл ничем этого не показывала, зато остальные едва заставляли себя взглянуть па меня из вежливости, когда их представляли. Всего их насчитывалось восемь, имена вроде Хулии Ибаррури, Марка Рорбека, Хэмфри Мэйсон-Мэнли и Олега Кекушкяна… ну, мне не пришлось мучиться, запоминая всех: Ипатия была на подхвате и подсказывала, когда требовалось. Хэмфри Мэйсон-Мэнли был тот самый парень, который качал мышцу, когда я вошла. Хулия плавала в сбруе среди трех десятков трехмерных иконок, тыча пальцем то в одну, то в другую, недовольно бурча и начиная тыкать по новой. Меня она едва удостоила короткого кивка. Если мое имя что-то значило для нее или для кого-нибудь из остальных, они ничем этого не показали. Особую невозмутимость проявили Рорбек и Кекушкян, крепко спавшие в своих сбруях, когда мы заглянули в их каюту. Терпл приложила палец к губам.
— Третья смена, — прошептала она, закрывая дверь и двигаясь дальше. — Они скоро проснутся к обеду, но пока не будем им мешать. Ну вот, осталась только одна. Пойдем к ней.
По пути к последнему члену команды Ипатия нашептала мне отрывки из биографий. Кекушкян оказался довольно пожилым и бисексуальным астрофизиком, Рорбек — очень молодым и мрачным программистом, недавно пережившим мучительный разрыв с женой. А последний член команды…
Она была хичи.
Этого мне не пришлось объяснять. Если вы видели хоть одного хичи, вы знаете, как они выглядят: плоские, как скелеты, с похожими на черепа лицами, осязательные щупальца свисают между ног там, где, будь они мужчинами, располагалась бы мошонка, а у женщин (как у этой) вообще ничему не полагалось быть. Звали ее, по словам Терпл, Звездомысла, и войдя в ее каюту, мы застали ее перед набором все тех же иконок. Однако, едва услышав мое имя, она их стерла и перевернулась лицом ко мне, чтобы пожать руку.
— Ты очень знаменита среди нас в Ядре, Джелли-Клара Мойнлин, — уведомила она меня, цепляясь за мою руку ради опоры. — Знаменита своими гражданами-посланцами Мойнлин. Когда личность Ребекка Шапиро прибыла в наш город, она получила приглашение остановиться в доме отца моего мужа, где мы с ней и познакомились. Она сообщила много сведений о человеческих существах; воистину, именно из-за нее я вызвалась на выход. Ты ее знаешь?
Я попробовала вспомнить Ребекку Шапиро. По этой программе я оплатила немало грантов на целые партии рекрутов, а она, по всей видимости, отправилась с одной из первых. Звездомысла заметила мое замешательство и подсказала:
— Молодая женщина, очень грустная. Она пела для нашего народа музыку покойного ныне композитора Вольфганга Амадея Моцарта, и я почти научилась наслаждаться ее мелодиями.
— А, да, та Ребекка, — не совсем искренне спохватилась я. Но ведь я оплатила переселение в Ядро… не вспомню точно, но по меньшей мере двум или трем сотням ребекк, карлосов и хуанов, вызвавшихся отправиться гражданами-посланцами к хичи, потому что здесь у них жизнь не задалась. Это наверняка. Живи они как следует, разве согласились бы покинуть людей и места, к которым им уже никогда не вернуться?
