Космическая станция «Василиск» - Вебер Дэвид Марк (читать книги без TXT) 📗
Виктория слабо помнила, как очутилась в коридоре. Диск с данными врезался в ладонь, так сильно она его сжала, и женщина заставила себя медленно расслабить мышцы руки.
– Коммандер?
Харрингтон оглянулась на возглас, и капитан Тэнкерсли отпрянул. Выражение ее лица на мгновение испугало его. Темные глаза почти дымились, словно раскаленная сталь, а уголок плотно сжатого рта чуть подрагивал в легком тике. Она быстро взяла себя в руки и выдавила улыбку. Старпом попытался было сказать еще что-то, но поднятая в предостерегающем жесте рука заставила его снова отступить в спасительный нейтралитет.
Виктория глубоко вдохнула, вытащила из-под погона белый берет и, ощущая на себе разом потяжелевший взгляд Тэнкерсли, аккуратно водрузила символ капитанской власти на голову. Ее жест выглядел вполне рассчитанным оскорблением человеку, с которым она только что рассталась. Правила воинского этикета запрещали капитану надевать свой форменный головной убор на чужом корабле.
Харрингтон обернулась к провожатому, в темных глазах сверкал вызов. Офицер вызов не принял и, пока провожал гостью до лифта, довольствовался молчанием.
Виктория была благодарна ему за это молчание, голова у нее чуть не лопалась от мыслей. Почему-то вспомнилась ужасная сцена в кабинете начальника Академии: гардемарин лорд Юнг, в гипсе из-за переломов ребер и ключицы и с расквашенными губами, по приказу начальника извиняется перед гардемарином Харрингтон за «неподобающие выражения и действия», – после чего в его личное дело записывают официальный выговор «за недостойное поведение».
Надо было все рассказать, тоскливо подумала она. Но Павел-то был сыном могущественного аристократа, а она – всего лишь дочерью отставного военного медика. И не особенно красивой к тому же. Кто бы поверил, что сын графа Северной Пещеры попытался изнасиловать великовозрастную деревенскую дуру, которая даже хорошенькой не была? И где доказательства? Они оказались одни – об этом Юнг позаботился! – и она была так потрясена, что убежала к себе в комнату, вместо того чтобы немедленно доложить командиру. К тому времени, когда о происшествии стало известно, дружки оттащили негодяя в медпункт с какой-то сказкой про падение с лестницы по дороге в спортзал.
Тягостная картина сменилась менее тяжелыми воспоминаниями. На память Виктории пришел случай, имевший место раньше, при свидетелях, когда она дала резкий отпор самоуверенным заигрываниям Юнга. Не будь она столь изумлена, столь растеряна его внезапным интересом и явной уверенностью в ее согласии, она, может, отклонила бы его приставания более изящно. Но ей никогда прежде не приходилось сталкиваться с подобной проблемой. Отказать, не задев гипертрофированное самолюбие нахала, не удалось, и ему это не понравилось. Несомненно, именно это «пренебрежение» его гордостью и спровоцировало дальнейшие события, но и немедленная его реакция на резкость Виктории была достаточно мерзкой, а в Академии весьма неодобрительно относились к сексуальным домогательствам, особенно когда они принимали форму оскорбительных высказываний и унижающего поведения старших курсантов по отношению к младшим. Комендант Академии адмирал Хартли был в ярости на него за этот случай, но кто поверил бы правде?
А ведь Хартли поверил бы, подумала она. Виктория уже давно поняла это и теперь ненавидела себя за молчание. Оглядываясь назад, она могла распознать его намеки, его едва ли не открытые просьбы: рассказать ему все. Не будь у начальника собственных подозрений, он вряд ли потребовал бы, чтобы Юнг извинялся после того, как она сделала из него бифштекс. Павел не учел ни силы, ни скорости реакции, дарованных гравитацией Сфинкса, не говоря уже о дополнительных тренировках по рукопашному бою, которые давал ей чиф Мак-Дугал. Сбив мерзавца с ног, она уже не позволила ему подняться. Его счастье, что он полез к ней в душевой, когда рядом не было Нимица, ибо присутствуй там еще и древесный кот, негодяй был бы далеко не так красив сегодня.
Вообще-то хорошо, что Нимица там не было. Виктория честно призналась себе в первобытном удовольствии от того, что сама, своими руками избила гада за ту гнусную попытку. Конечно, возмездие оказалось совершенно непропорциональным официально зафиксированной обиде, но никто не сомневался, что никакого «падения» не было. У Хартли могло недоставать улик, но он никогда не обошелся бы с Юнгом так жестко в сложившихся обстоятельствах, если бы не имел совершенно определенного мнения о том, что произошло на самом деле.
Но тогда она этого не понимала и твердила себе, что уже и так разобралась с этим делом. Что скандал только повредит Академии. И чем меньше говорить об этом, тем скорее происшествие изгладится из памяти, поскольку все равно ей никто не поверит. И без того достаточно мерзко оказаться замешанной в нечто столь унизительное и оскорбительное, чтобы еще и выставлять это напоказ! Она почти слышала смешки по поводу невзрачной девушки-лошади и ее «иллюзий». В конце концов, она и впрямь несколько перегнула палку. Не было нужды дубасить его до потери сознания. От самообороны она перешла к наказанию.
Таким образом, замяв дело, она проиграла дважды. Попытка изнасилования являлась одним из проступков, за которые со службы выгоняли без разговоров. Будь Юнгу предъявлено подобное обвинение, не носить бы ему офицерской формы никогда, несмотря на высокое происхождение. Но его не обвинили. Харрингтон не выжила его со службы и заработала себе врага на всю жизнь, ибо Павел никогда не забывал, что она избила его до крови. И не простил ей унижения, когда его заставили извиняться перед ней в присутствии начальника Академии и его первого помощника. А влиятельных друзей, и на службе, и вне ее, у него хватало: Виктория не раз чувствовала их руку в ходе своей карьеры. Как он злорадствовал, взвалив на ее плечи полную ответственность за всю систему Василиска, – и оставив ее с единственным устаревшим легким крейсером выполнять работу, которая пришлась бы впору целой флотилии! Мелочная жестокость… вполне в его духе.
Когда лифт достиг катерного ангара, она уже достаточно овладела собой, чтобы пожать Тэнкерсли руку и заставить свой голос звучать почти нормально, когда прощалась с ним и садилась в свой катер.
Виктория устроилась на сиденье и попыталась представить реакцию экипажа на новое осложнение. Люди, несомненно, расценят отбытие «Чудотворца» как очередное доказательство того, что их перевели на самый никчемный пост, какой нашелся во Флоте, и бросили. Но скоро они поймут, какое тяжелое бремя взвалил на них Юнг. Ее корабль, один-единственный, должен будет патрулировать всю систему и отслеживать весь поток транспорта, проходящий через терминал Василиска, что в принципе невозможно.
Они не в состоянии присутствовать в нескольких местах одновременно. Даже попытаться – значило довести всех до морального и физического истощения.
Чего, собственно, и добивался Юнг. Он оставил ей невыполнимую задачу, довольный сознанием того, что неудача будет, в данном случае, занесена в личное дело Виктории. Ей, в отличие от него, еще только предстояло войти в Реестр, и если она провалит свое первое независимое командование, каким бы образом оно ей ни досталось, не видать ей новых нашивок как своих ушей.
Если уже не провалила, резко и сердито тряхнула головой женщина. Пусть Юнг ее подставил, добиваясь, чтобы она потерпела фиаско и разрушила свою карьеру, но все равно это лучше, чем служить под его началом. Пусть себе катится на Мантикору. Чем скорее он покинет данную звездную систему, тем лучше! И в одном Виктория была уверена: она не может работать хуже, чем он.
Однажды она уже сделала из-за него ошибку. И не позволит себе второй раз наступить на те же грабли. Чего бы это ни стоило, она привыкла выполнять свои обязанности и отвечать за то, что делает. И куче высокородного дерьма, вроде Павла Юнга, ее не победить.
Харрингтон выпрямилась и взглянула на диск с инструкциями. В глубине ее темных глаз вспыхнул опасный огонек.
