Люди с Луны - Берроуз Эдгар Райс (книга бесплатный формат TXT) 📗

В следующие месяцы я был занят строительством дома и приведением участка в порядок. Я решил заняться разведением лошадей и получил на это разрешение тевиоса – снова против воли Ортиса. Разведение лошадей не разрешалось частным лицам – этим занималось государство, но в отдельных случаях табуны поручались и частным людям, хотя за властями сохранилось право в любой момент отобрать лошадей. Я знал, что это не очень прибыльное дело, но я очень любил лошадей и мне хотелось иметь их, хотя бы немного. А для жизни я разводил бы немного овец, свиней, куриц.

Отец дал мне немного овец и куриц. Кое-что я прикупил сам, а также я купил у тевиоса двух старых кобыл и одного пятилетнего жеребенка, такого дикого, что никто не смел приблизиться к нему. Его даже хотели убить, но все же я решил приобрести его.

Этот жеребец обошелся мне всего в одну овцу. Расплатившись, я взял веревку и пошел за жеребцом.

Мне пришлось долго усмирять свирепого зверя, который пытался укусить меня, ударить копытом, но в конце концов мне удалось доказать ему, что я сильнее и он признал во мне хозяина. Он даже позволил мне подойти к нему и погладить его шею, хотя при этом он грозно фыркал и косил на меня глазами. Вскоре я решил, что его уже можно вывести из стойла. На улице я снова успокоил его затем неожиданно вскочил на него.

Он долго сопротивлялся и делал все, чтобы сбросить меня на землю. Но мое искусство и моя сила взяли верх. Жеребец подчинился неизбежному и даже наблюдавшие за мной Калькары восхищенно зааплодировали.

А дальше все было просто. Я взял его лаской, которое животное не знало раньше. Он признал во мне не только хозяина, но и друга. Он стал настолько послушен и ласков, что даже позволил Хуане ездить на себе.

Я любил животных, но ни одно животное я не любил так, как Красную Молнию – так я назвал жеребца.

Власти на некоторое время оставили нас в покое, так как были заняты ссорами между собой, Джим сказал, что есть старая пословица; честные люди могут чувствовать себя спокойно, когда воры ссорятся между собой. Но это не могло длиться вечно и вскоре над нами разразилась гроза.

Однажды вечером Каш Гвард арестовал моего отца за торговлю ночью. Они схватили его на улице и увели, даже не позволив попрощаться с матерью. Мы с Хуаной были в своем доме и не знали ничего, пока мать не прибежала к нам. Она сказала, что это произошло очень быстро. Они схватили отца, посадили на лошадь и ускакали галопом. Странно, что ни я ни Хуана не слышали стука копыт.

Я сразу пошел к Птаву, желая узнать, почему арестовали отца. Но тот изобразил полнейшее недоумение. От него я поехал к баракам Каш Гвард, где располагалась военная тюрьма.

После захода солнца к этим баракам было запрещено приближаться, поэтому я привязал Красную Молнию в лесу вблизи развалин, и пошел туда пешком. Тюрьма представляла собой пространство, огороженное высоким забором. По помосту вокруг забора ходили часовые, а заключенные находились внутри. Здесь содержалось не более пятидесяти заключенных, так как это была временная тюрьма, где находились те, кто ждал суда или же был осужден на каторгу в шахтах. Для посылки в шахты набирали отряд в двадцать пять человек.

Затем их вели под конвоем на шахты. Путь был очень тяжелым и почти каждый пятый умирал во время дороги.

Хотя срок, на который люди ссылались на шахты, был маленьким, не больше пяти лет, оттуда никто не возвращался. Работа была очень тяжелая, условия жизни ужасные.

Я незамеченным добрался до стены тюрьмы. Все эти Каш Гвард были плохими солдатами, ленивыми и неисполнительными. Однако я думаю, что Ярт должен был подтянуть дисциплину в войсках, если он намеревался установить военную олигархию.

Хотя я и добрался до стены, но окликнуть отца я не мог. Ведь любой звук привлек бы внимание часовых. Наконец я нашел трещину в заборе и подозвал ближайшего заключенного. Я попросил его привести сюда Юлиана Восьмого. Вскоре он привел отца и мы поговорили шепотом.

Он рассказал, что схвачен за незаконную торговлю и что его будут судить завтра. Я предложил ему помощь в побеге, но отец отказался, сказав, что он невиновен, что его непременно оправдают, так как он уже несколько месяцев не занимался незаконной торговлей.

Наверняка они просто ошиблись и его освободят утром.

Я сомневался в этом, но он не хотел слышать о побеге.

– Куда мне бежать? – спрашивал он. – Значит мне всю жизнь придется прятаться в лесу. Мне никогда не удастся вернуться к твоей матери, я всегда буду преступником.

Я думаю, что не это заставило его отказаться от побега. Он был уверен, что в случае побега все подозрения лягут на меня и он боялся за меня. Во всяком случае я ничего не сделал для его побега и с тяжелым сердцем и мрачными предчувствиями отправился домой.

Все суды в тевиосе были публичными, хотя мало кто ходил на них. Но по новым законам Ярта военные суды стали закрытыми и мой отец должен был предстать перед таким судом.

9. Я бью хлыстом офицера

Прошли дни томительного ожидания, когда мы не имели никаких сведений, ничего не слышали, ничего не знали. И вот однажды один воин Каш Гвард постучал в нашу дверь. Хуана и я были с матерью. Мы были ошарашены такой вежливостью со стороны Каш Гвард. Воин вошел по моему приглашению и долго стоял, глядя на мать. Это был всего лишь юноша, высокий, крепкий, но юноша. В глазах его не было той жестокости и тупости, которая отличала Калькаров. Он был несомненно ни чистокровный Калькар и кровь матери возобладала в нем. Наконец он заговорил.

– Кто здесь жена Юлиана Восьмого? – спросил он, хотя все время смотрел на мою мать.

– Я, – ответила мать.

Юноша переступил с ноги на ногу, опустил голову.

– Мне очень жаль, – сказал он, – но я принес вам ужасную весть, – и мы поняли, что случилось нечто ужасное.

– Шахты? – спросила мать и юноша кивнул.

– Десять лет, – сказал он так, как будто говорил о смертном приговоре. Да так оно и было. – Ему не дали даже возможность оправдаться. Это звери, настоящие звери!

Я не смог скрыть своего удивления при таких словах юноши и он заметил это.

– Мы не все звери, – поспешил сказать он.

Я начал его расспрашивать и выяснил, что он стоял часовым у дверей суда и слышал все. На суде был всего один свидетель обвинения, а отцу не дали возможности защищаться.

Я спросил кто же свидетель.

– Я не знаю его, – ответил юноша. – Высокий, сутулый. Мне показалось, что его называли Пит.

Но я уже знал все. Я посмотрел на мать. Глаза ее были сухими, а лицо приняло такое выражение, какого я никогда в жизни не видел у нее и не предполагал увидеть.

– Это все? – спросила она.

– Нет. Не все. Мне приказано передать, что вам дается тридцать дней, чтобы найти другого мужа. – Он сделал шаг к ней.

– Простите меня, – сказал он. – Все это жестоко, но что мы можем сделать? С каждым днем становится все хуже. Даже среди Каш Гвард… – но он внезапно замолчал, сообразив что говорит с незнакомыми людьми и говорит такое, за что… Он повернулся, вышел из дома и вскоре раздался стук копыт по дороге.

Я думал, что мать упадет в обморок. Но она не упала. Она была сильная женщина. А в ее глазах, в которых я всегда видел любовь, сейчас засветилось какое-то новое выражение. Они стали горькими, наполнились ненавистью. Она не плакала – хотя лучше бы она заплакала, – нет, она громко расхохоталась. Мне стало страшно за нее.

То, что начал говорить юноша воин, зародило во мне слабую надежду. Уж если среди Каш Гвард зародилось недовольство… Значит настало время восстания. Ведь даже если только часть Каш Гвард присоединиться к нам, мы можем победить. Можем освободить пленников и основать свою республику, подобную тем, что были на земле раньше.

О, Боги наших отцов! Тысячи раз я слышал и сам принимал участие в обсуждении планов восстания. Я знал, что даже после нашей победы у нас не будет идеального социального общества. Снова будут бедные и богатые, эксплуататоры и эксплуатируемые. Но ведь счастье каждого будет в его собственных руках. Идеальное общество это недостижимая мечта людей, его не может быть на земле. Все это я понимал, но зато у нас снова будут искусство, музыка, церковь, школы… У нас снова будут счастливые дни.