Тринадцатый город - Лукьяненко Сергей Васильевич (е книги .TXT) 📗
— Дело не в самих Городах, дело в том режиме, который вами установлен. Прекратите подавление эмоций, уничтожьте сыворотку равенства, скажите правду о тринадцатом…
— Какая сыворотка? — Остролицый растерялся. Потом словно вспомнил что-то и улыбнулся увереннее, чем раньше: — Никакой сыворотки нет. Это же легенда наружников… Эмоциональная холодность достигается всем комплексом воспитательных мер, системой тасовки, исключающей длительный контакт людей. Но мы вынуждены применять все эти меры: в условиях жесткой экономии, нехватки ресурсов эмоции будут неизбежно толкать людей на преступления и протесты. Поводов у них более чем достаточно. А сейчас мы можем контролировать ситуацию. Способность к любви будет неизбежно толкать людей на браки, на бесконтрольное размножение, в конце концов…
— Ну, и…
— А генные заболевания приведут к появлению огромного количества уродов. Что же, убивать их в младенчестве, как делают наружники, гуманнее? Искусственное размножение, тщательный подбор родительских пар позволяют нам постепенно выправлять генотип… Как видите, подавление эмоций необходимо. А рассказать Равным о тринадцатом Городе, куда большинство попасть никогда не сможет, это просто жестоко…
Он смотрел на Диму с видом опытного фехтовальщика, отбившего несколько размашистых, но неумелых ударов. Но у Димы был еще один удар. Неотразимый. Он даже качнулся вперед, к Принимающему Решения…
— А по какому праву вы присвоили себе «опасные эмоции»? Чем вы лучше Равных? Почему вы дышите чистым воздухом и ходите по живой траве? Чем вы лучше?
— Умом.
Он смотрел на Диму даже чуть удивленно. И вдруг заговорил быстро и сбивчиво:
— Да вы ничего не знаете… Дежурными становятся те из Равных, кто имеет наибольший коэффициент интеллекта, наибольшую свободу мышления. Отбор ведется в шестнадцатилетнем возрасте по этим показателям. Иначе в тринадцатый не попасть, поймите! Даже наши дети живут в Городах…
— А если интеллект снизится? — тупо спросил Дима.
— Тогда приходится нести патрульную службу в Городах.
Неотразимый удар пришелся в пустоту. В вакуум. Фехтовальщик уронил шпагу, и теперь сам валился с обрыва. Дима встал с кресла и увидел, как мгновенно напряглись лица троих Дежурных. Нет, остролицый смотрел на пилота спокойно, даже с сочувствием.
— Вы только не учитываете, что в Городах действительно оказывается всякий сброд. Доверять им патрульную службу… этим, с понизившимся интеллектом… Неразумно… — чужим, деревянным голосом упрямца сказал Дима.
Но никто не возражал. Наоборот, Принимающий Решения кивнул с видом человека, которому напомнили про давнюю и мучительную болезнь.
«Нет никакой диктатуры. Нет. Конечно, для нас было бы привычнее поселить в тринадцатом детей, сделать из него санаторий, где каждый провел бы несколько дней за всю жизнь, а не устраивать идеальных условий для интеллектуальной элиты… Привычнее? Давно ли мы поняли, что справедливость нельзя отложить на „потом“, что дорога, вымощенная благими намерениями, ведет все-таки не в рай, что даже во имя самого прекрасного „завтра“ нельзя быть жестоким сегодня… И кто сможет упрекнуть их за ошибки, которые мы сделали давным-давно… Нет диктатуры. Сюда еще спустятся невидимые и неслышимые наблюдательные зонды, целые комиссии будут рыться в архивах. Но я уже сделал свой вывод. Нет диктатуры. Нет. Есть зажатая в тисках нищеты планета, есть Равные, которые оказались умнее других, были выявлены сложной системой тестов и попали в тринадцатый — в научный, да, действительно научный, Город… Есть те, кого вернули в Города, кто, осознанно или нет, вымещает обиду на своих же ничего не подозревающих братьях и сестрах… Смогу ли теперь я их ненавидеть? Я, свалившийся им на головы и гордо творящий добро, которого они не могут себе позволить… Что у тебя осталось, кроме жалости, беспомощности и глупой улыбки боксера, пославшего в нокаут свою тень?.. Господи, они же считают меня завоевателем, вражеским лазутчиком…»
Он словно раздвоился. Один Димка замер в бездонной, черной пустоте, в повисшем вокруг ледяном молчании. А другой говорил:
— Нам очень жалко, что вначале между нами легло непонимание…
…Сбитый им робот падает на песок — тяжелый, дергающийся огненный ком…
— Пути к пониманию сложны. Но отныне…
…Подрубленные парализующим зарядом осели в креслах Дежурные…
— Через самое короткое время мы сможем оказать вам конкретную помощь…
…Арчи стреляет. И тот, кто убил Гарта, лежит на полу, а из-под разорванной пулями куртки струится кровь…
— Мы считаем своим долгом…
«…Заученные фразы. Для меня они привычны, бесцветны и безвкусны… Как вода. А Дежурные слушают, затаив дыхание. Они ожидали другого… Странно, я не ощущаю вины…»
Он замолчал. И тут его словно обожгло:
— Что с моими спутниками?
Он встретил непонимающий взгляд.
— Наружник, бывший в магнитоплане, захвачен.
— А… дальше?..
Они молчали.
— Что с ним будет?
— Он убийца. Он признал это сам. Мы не сторонники жестокости, но те, кто приходят с оружием, встречают отпор.
— Вы должны его отпустить.
Тишина. «Не давай Арчи в обиду, Дима. Припугни…»
— Можете считать это нашим условием.
«Что я делаю? И кто дал мне право говорить от имени Земли?»
— Хорошо.
— Это касается всех наружников. Они прекратят набеги, я добьюсь этого.
— Хорошо.
Дима перевел дыхание. И спросил:
— А Тири?
— Вас было трое?
Похоже, они растерялись. Впрочем, Дима тоже. Он взглянул на часы — прошло не больше пятнадцати минут с тех пор, как их сбили.
— Тири был похищен полтора месяца назад из второго Города.
Молчавший до сих пор Дежурный, самый старший из всех, вдруг заговорил:
— Да, я помню этот случай. Тири, из контрольной пары. Там была еще девочка, Гэл…
— Из контрольной пары?
— Да… Это постоянно проводящийся эксперимент, позволяющий не допускать полного уничтожения эмоций. В норме постоянные перемещения населения Городов, мы называем это тасовкой, не позволяют Равным выделить кого-либо из общей массы, и дают необходимые нам ровные, дружеские отношения. Но и пережимать с этим опасно, может возникнуть полная апатия… Контрольные пары служат для проверки того, за какой срок, проведенный вместе, у людей возникают полноценные отношения.
— И вы проводите коррекцию? — очень спокойно сказал Дима.
— Да, мы регулируем время существования коллективов, не допуская зарождения дружбы или любви. В наших условиях любовь приведет к преступлениям, к смерти…
Дима вздрогнул. Спросил то, что уже давно вертелось на языке:
— Вы регулируете и время существования отдельных людей? Или… они здесь?
Он смутно надеялся на это. Пусть этот старик кивнет и поддакнет…
— Мы не можем разрешить старость. Это касается всех.
Дима взглянул в его глаза и не решился спросить, сколько же ему лет. Сколько ему еще осталось… А тот продолжил как ни в чем не бывало.
— Контрольные пары подбирают из подростков с высоким уровнем интеллекта, которые непременно будут переведены в тринадцатый. Разумеется, их не разлучают…
— Обычно они расстаются сами, — тихо сказал Принимающий Решения. — Я сам был в такой паре.
Жгучее, нестерпимое предчувствие беды обожгло Диму. Он сказал:
— Гэл из этой пары сейчас в тринадцатом…
— Вероятно… Проверить?
— Я знаю и так. Дом триста семьдесят пять-двенадцать.
— Ну, и что?
— Ее надо найти… Нет, лучше по-другому… Я сам должен быть там. И быстрее! Это может плохо кончиться!
Кажется, они поняли… Тот, самый пожилой, зашептал что-то в маленький передатчик. Сразу же в зал вбежали несколько совсем еще молодых ребят в форме. Теперь Дима смотрел на них другими глазами… Выслушали непонятные слова приказа и исчезли, вскинув в знак согласия кисти рук, ответив что-то неразборчивое…
Дима шел за Принимающим Решения, пытаясь разобраться в его жестах, во взволнованной интонации. Он опять потерял знание языка.
