Миры Роберта Хайнлайна. Книга 4 - Хайнлайн Роберт Энсон (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Это не у всех получается.
Некоторое время они курили молча. Дьюк сидел, Хью улегся на траву. Он был в полном изнеможении, и ему сейчас больше всего хотелось, чтобы никуда не нужно было возвращаться.
Неожиданно Дьюк сказал:
— Кроме того, ты очень любишь издеваться над людьми.
— Возможно, ты и прав, если, по-твоему, то, как я поступаю, — издевательство. Человек всегда старается делать только то, что ему хочется, то, что его «радует», — в пределах собственных возможностей. И если я меняю спущенное колесо, так только потому, что мне это доставляет большее удовольствие, чем бесконечное сидение на шоссе.
— Не нужно утрировать. Тебе просто приятно издеваться над мамой. Ты и меня любил в детстве шлепать за малейшую провинность… до тех пор, пока мать не топнула ногой и не заставила тебя прекратить это.
— Пора нам двигаться, — сказал отец и стал надевать пояс.
— Еще минутку. Я хочу кое-что тебе показать. Не беспокойся, мы не опоздаем. Мне нужны считанные секунды.
Хью выпрямился.
— Что такое?
— А вот что: твоя роль отважного капитана окончена! — Дьюк дал отцу сильную затрещину. — Это тебе за издевательство над мамой! — Он ударил еще раз — на этот раз с другой стороны и настолько сильно, что сбил отца с ног. — А это за то, что ты приказал ниггеру наставить на меня ружье!
Хью Фарнхэм лежал совершенно спокойно.
— Не ниггер, Дьюк. Негр.
— Он для меня негр только до тех пор, пока знает свое место. А то, что он прицелился в меня, делает его поганым ниггером. Можешь встать. Больше я тебя бить не собираюсь.
Хью Фарнхэм поднялся.
— Нам пора идти обратно.
— И это все, что ты можешь мне сказать? Давай, давай. Можешь тоже меня ударить. Отвечать тебе я не стану.
— Нет.
— Я не нарушал клятвы. Я ждал, пока мы покинем убежище.
— Согласен. Кто пойдет первым? Мне кажется, так будет лучше.
— Уж не думаешь ли ты, что я боюсь выстрела в спину? Отец, пойми, я просто должен был сделать это.
— Неужели?
— Да, черт возьми! Чтобы не потерять уважение к самому себе.
— Хорошо. — Хью надел пояс, взял ружье и пошел вперед.
Шли они молча. Наконец Дьюк произнес:
— Отец!
— Да, Дьюк?
— Прости…
— Забудем об этом.
Они продолжали идти и, дойдя до ручья, нашли место, которое переходили вброд. Хью торопился, так как быстро темнело.
— Ответь мне только на один вопрос, — обратился Дьюк к отцу. — Почему ты не назначил поварихой Барбару? Ведь она чужая нам. Зачем тебе снова было подковыривать мать?
Немного подумав, Хью ответил:
— Барбара теперь нам не более чужая, чем, например, ты, Дьюк, а приготовление пищи — единственное, что умеет делать Грейс Или, ты считаешь, она должна бездельничать, в то время как остальные вкалывают?
— Естественно, нет. Все мы должны быть чем-то заняты, само собой разумеется. Но зачем ты издеваешься над ней при посторонних? Ты понимаешь меня?
— Дьюк!..
— Да?
— Последний год я занимался каратэ по три раза в неделю.
— Ну и что?
— Просто больше не пытайся драться со мной. Проще будет выстрелить мне в спину.
— Вот как!
— Да, а пока ты не решишь застрелить меня, тебе придется мириться с моим лидерством. Впрочем, можем устроить выборы.
— Ты согласен на это?
— Мне ничего другого не остается. Возможно, группа предпочтет тебя. Твоя мать — уж точно, да, пожалуй, и твоя сестра тоже. А вот что касается мнения Барбары и Джо — тут ничего нельзя сказать наверняка.
— А как же ты, отец?
— Лучше я не буду отвечать тебе на этот вопрос: я ничего тебе не должен. Но надеюсь, что до тех пор, пока ты не решишь устроить перевыборы, ты будешь сознательно подчиняться мне так же, как делал это, дав клятву.
— Ну ты и сказанул! Сознательно подчиняться! Надо же!
— В нашем положении иначе быть не может. Я просто не в состоянии подавлять мятеж каждые несколько часов, — а их с твоей стороны было уже два, — да и твоя мать страдает отсутствием дисциплины. В подобных условиях не может действовать ни один руководитель. Поэтому я могу принять от тебя только сознательное подчинение. Оно включает в себя и невмешательство с твоей стороны в то, что ты назвал «издевательством».
— Но послушай, ведь я же сказал тебе, что я…
— Тихо! Если ты сам не решишь, как вести себя в подобных условиях, то самый лучший выход для тебя — выстрелить мне в спину. И не думай взять меня голыми руками или дать возможность выстрелить первым. В следующий раз, Дьюк, если я замечу угрозу с твоей стороны, я убью тебя. Если смогу. Но один из нас наверняка будет мертв.
Некоторое время они шли молча. Мистер Фарнхэм так и не обернулся. Наконец Дьюк спросил:
— Отец, скажи же, ради Бога, почему ты не можешь руководить демократично? Я вовсе не собираюсь захватывать власть, я просто хочу, чтобы все было честно.
— Да, ты не хочешь власти. Ты просто хочешь быть пассажиром на заднем сиденье, который указывает водителю, куда ему ехать.
— Чепуха! Я хочу, чтобы все было демократично.
— Неужели? Следовательно, нам придется устраивать голосование по вопросу о том, должна ли Грейс работать наравне со всеми и имеет ли она право накачиваться ликером? А как нам вести заседание? Может быть, попробуем процессуальный кодекс Роберта? А удалять ее из зала во время дебатов будем или нет? Может, ей следует остаться и защищать себя от обвинений в лености и пьянстве? Значит, ты согласен подвергнуть родную мать такому позору?
— Не говори глупостей!
— Я просто пытаюсь выяснить для себя, что ты подразумеваешь под демократичностью. Если ты понимаешь ее как постановку любого вопроса на голосование — ладно, готов помочь тебе попробовать, разумеется, если ты сам будешь подчиняться любому решению большинства. Пожалуйста, становись главой группы. Я устал от ответственности и знаю, что Джо тоже не очень доволен ролью моего заместителя.
— Не понимаю, какое отношение имеет Джо ко всему этому.
— А я думал, ты собираешься быть демократичным.
— Да, но ведь он…
— Кто же он, Дьюк? Ниггер? Или просто слуга?
— Ты любишь все вывернуть наизнанку.
— Это потому, что у тебя бредовые идеи. Ты призываешь к формальной демократии — процессуальному кодексу, прениям, тайному голосованию — всему этому идиотизму. Я совершенно искренне желаю, чтобы тебе удалось вынести мне вотум недоверия. Как ты не понимаешь! То, что мы имеем, и есть самая настоящая демократия.
— Вот как?
— Я действую в интересах и от имени большинства — четверых против двоих. Так мне, по крайней мере, кажется. Но этого недостаточно. Мне необходимо абсолютное большинство, я не могу бесконечно пререкаться с меньшинством. Я имею в виду тебя и твою мать. И я хочу, чтобы нас стало пятеро против одного еще до того, как мы вернемся в убежище. Я жду от тебя заверений в том, что ты не будешь вмешиваться в мои попытки заставить, принудить, пусть даже путем «издевательств», твою мать принять на свои плечи равную долю нашего общего груза, — это в том случае, если ты не намерен бороться за лидерство.
— И ты хочешь, чтобы я согласился на такое?
— Я настоятельно советую тебе это сделать. Или сознательное подчинение с твоей стороны… или при следующем столкновении один из нас простится с жизнью. Учти, я ни словом, ни жестом не стану предупреждать тебя. Вот поэтому-то наилучший для тебя выход — застрелить меня.
— Перестань болтать чепуху! Ты же прекрасно знаешь, что я никогда не выстрелю тебе в спину!
— Ах, вот как?! Тогда мне придется застрелить тебя при малейшем намеке на неповиновение. Но вот что я хотел бы тебе сказать: если ты найдешь невозможным для себя сознательно подчиняться мне, если ты поймешь, что не в состоянии заменить меня, если у тебя не хватит духу пойти на ссору со мной, ссору, в которой один из нас точно будет убит, то и тогда у тебя остается все же выход.
— Какой же?
— Как только захочешь, можешь уйти. Я дам тебе ружье, патроны, соль, спички, нож и все, что ты посчитаешь необходимым. Хоть ты этого и не заслуживаешь, но я не могу позволить тебе уйти ни с чем. Дьюк зло рассмеялся.
