Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут - Дозуа Гарднер (книги серии онлайн .TXT) 📗
— Ты много думала об этом.
— У меня в распоряжении все время мира.
Рози что-то яростно строчила.
Точечка бросила на нее взгляд. На ее кукольном личике читалось раздражение.
И я вдруг подумал: а когда это она успела научиться менять выражения?
Дело, казалось, шло в гору по мере того, как Точечка понимала, куда я мечу, все больше и больше. Иногда я только-только брался за какую-нибудь песню — и оказывалось, что Точечка уже подготовила набор возможных правок. Мы настолько подстроились друг к другу, что могли заканчивать друг за друга предложения… музыкальные, само собой. Ведь я был всего лишь музыкантом-отшельником, а она — всего лишь программой, созданной на суперкомпьютере.
Рози понадобилось отъехать в Стэнфорд, на встречу с каким-то представителем из «Хитачи». Ее не было весь день. В очередной обеденный перерыв за столом оказались лишь я и Точечка. Себе я сделал бутерброд, она вновь воссоздала из цифрового небытия свой салат.
Точечка вдруг резко отодвинула от себя тарелку — так, что та практически уперлась в стену. Я уж было подумал, что она вот-вот пройдет насквозь и очутится в соседней комнате. Положив локти на стол, Точечка сплела пальцы, уперла в них подбородок и уставилась на меня.
— Почему ты перестал выступать?
— Пардон?..
— Ты тут сидишь уже не первый год. Большую часть времени делаешь для других то же самое, что для меня, — помогаешь чужой музыке звучать как надо. И ты в этом деле хорош — я изучила другие твои работы очень-очень тщательно.
— Как ты только их найти умудрилась? Обычно то, что проходит через мои руки, не забирается на высшие строчки чартов.
Она пожала плечами.
— Что однажды выложено в сеть, то там навсегда. Ты можешь найти все что угодно, если будешь искать тщательно. Мне понравилось, как ты обошелся с «Красным Динамо». Половина их первого альбома — твоих рук дело. Ты целые куплеты для них писал, но едва ли упомянут где-то в выходных данных.
— Ну, мне хотя бы заплатили. Так-то я не творец.
— Ну нет. Каждые три года ты выкладываешь на свой сайт маленький альбом. «Opus Electrica», «Холм и долина», «Сильная рука». В прошлом году — «Мелодии Вирджинии». Техника исполнения виртуозная — до десяти миллисекунд точности на ритм. Не думаю, что где-нибудь сыщется барабанщик, который сможет оценить такую работу адекватно. От десяти до пятнадцати песен — каждые несколько лет, и это даже не твои лучшие работы. Я взломала все компьютеры в доме — и теперь знаю наверняка. Так почему же ты не выступаешь?
— Наверное, мне стоит расстроиться из-за того, что ты тут все обшарила. — На самом деле, мне было практически наплевать.
— Не уклоняйся от вопроса.
— «Не заставляй меня плакать». Вот мой ответ.
Иногда песня, по необъяснимым законам поп-культуры, берет страну штурмом. Никто не знает, как это работает. Словно большой камень падает в маленькое болотце — и все меняется: сегодня ты работаешь на голом и голодном энтузиазме, а завтра то, к чему ты прикасаешься, обращается в золото.
«Не заставляй меня плакать» была банальной песенкой. Сентиментальщина, притом весьма просто исполненная: основная линия сыграна на акустической гитаре, электронная дана лишь намеками. Да, все, что делали «Безвестные», считалось работой группы, но вот «Не заставляй меня плакать» была моя, целиком и полностью моя песня. И она поразила поп-культуру как бомба.
Долгих три года меня почитали за музыкальное чудо. Мы выступали в «Полуночном шоу» и у Дэвида Леттермана. Билеты на наши концерты разлетались. Когда мы внепланово играли в «Блюз-Хаус», кто-то сболтнул лишку, весть разнеслась, и кончилось это тем, что весь Фэнвей-парк в день выступления оказался зажат в двойное человеческое кольцо. Amazon и iTunes пришлось докупать серверы, чтобы справиться с количеством загрузок, сразу сыскался какой-то режиссер, что купил права на песню и запихнул ее в свой фильм — а это, само собой, дополнительная реклама. Деньги лились к нам в карманы рекой.
Конечно, ничто не проходит бесследно. Я забронзовел — убедился в собственном музыкальном гении. Ребята из группы отдалились от меня — убедившись в моей наглости. Потом — случай в Сент-Луисе. Потом — Денвер. А потом я переехал в свой дом.
Прошел год, и волна схлынула. «Не заставляй меня плакать» можно было без проблем послушать в «Уолмарте», там она крутилась фоновой музычкой. Бум на нас прошел. Перепродажа прав обеспечила мне немного денег, но сам я был успешно забыт. Группа распалась. Рози ушла от меня. Вскорости и деньги кончились. Все, что у меня было за душой, — этот вот дом.
Рози считала, что моя подавленная озлобленность на весь мир нашла отражение в песне и сделала «Не заставляй меня плакать» таким хитом. Не знаю. Может быть.
Однажды ночью, когда мы лежали бок о бок, она сказала мне:
— Джейк, если бы ты был еще более закрытым, чем обычно, ты бы утратил всякую связь с миром живых. За это я тебя ненавижу. — Она прижалась ко мне и поцеловала. — Но и люблю тоже.
— Не понимаю, — протянула Точечка. — Ты бросил все из-за ухода Рози? Или из-за того, что люди потеряли интерес к песне?
— Да песня-то отстой. Написал я ее как-то днем. Зол был тогда, как черт, да еще и не трахался целый год — тогда почти целый месяц оставался до встречи с Рози. Вот только сама песня не имела значения. Неважно, хороша она или плоха, был ли я сам ею доволен, или же она меня бесила… просто пришло ее время, вот и все. Она отвечала всем запросам масс на тот момент. Успех ее случаен, моя роль в этом всем минимальна. Нам просто повезло. Урвали шанс, так сказать.
— А что думаешь насчет моего успеха? — спросила она после паузы.
— Любой может создать нечто успешное. Нужно просто инвестировать интеллект, деньги и рекламу — все три компонента в солидном объеме.
— Тогда все, что мы делали, — Точечка взмахнула рукой, и на активной стене появились, нота за нотой, плоды наших недавних трудов, — не имеет никакого значения.
Я окинул взором все явленное. Лучшую работу в моей жизни, как мне думалось.
— Но я ведь так не сказал. Я сказал, что нет никакой связи между качеством песни и тем фактом, что ей аплодируют. Сама музыка имеет огромное значение. Люди начали петь до того, как научились говорить.
С минуту Точечка молчала, играя с прядью волос. Хотел бы я иметь при себе планшет Рози — тогда, быть может, и раскусил бы, что у нее там в тот момент в голове творилось.
— Не согласна, — выдала она наконец. — Я считаю, что музыка дарует иллюзию смысла и цели. Людям такое нравится, потому что, пока это происходит, они могут верить во что-то вне себя.
— Быть может, — сказал я, потому что мне не хотелось спорить с суперкомпьютером — кто я, в конце концов, такой? — Очень даже может быть.
Мы работали над «Тернистой дорогой домой», своеобразной реакцией Точечки на мой нигилизм. Песня шла единым монолитом, основная тема варьировалась лишь с помощью басовой партии. Точечка не собиралась увлекаться виртуозными финтифлюшками — ей нужно было зажечь публику, и тут она не прогадала. Такими простыми, но действенными методами пользовались еще во времена григорианских песнопений, и устаревать они не собирались. Точечка пела, я мучил гитару. На пару с Ворчуном мы создали лупы, чтобы прямо в ходе разработки деталей можно было синтезировать все остальное.
Мы выкладывались по полной. Каждая нота, каждая барабанная дробь, каждый взлет звука — все било точно в цель. Когда она забиралась ввысь на пару октав, я соскальзывал на ту же пару вниз, и мы выезжали на зубодробительном контрасте. Сам того не осознавая, я поймал новый отличный рифф — и вколотил его так, что мама не горюй.
Мельком бросив взгляд на Точечку, я залюбовался ее выверенными танцевальными движениями на активной стене. Объединенная с собственной музыкой, она повергала мою мятежную душу в восторг. Поймав мой взгляд, Точечка одарила меня обольстительной улыбкой, и я вмиг пожалел, что не могу быть там, рядом с ней, в едином ритме танца.
