Истинная история Дюны - Лях Андрей Георгиевич (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Захваченный своей идеей фикс, Харконнен и в самом деле проявил редкостное упорство и стойкость. Он действительно остался на Дюне, благодаря богатству и связям добился расположения Феллаха-эт-Дина, номинального главы Конфедерации Южных Эмиратов, женился на девушке из очень знатного рода, чем приобрел себе весьма и весьма влиятельную родню, и в итоге создал собственные вооруженные силы, дабы по мере возможности отравлять императору удовольствие от власти. Все это время Фейд, с непоколебимой верой в ему одному понятную справедливость мщения, ждал того шанса, который обязана была предоставить судьба. И через десять лет его час пришел.
Но вернемся в июль двести первого. После смерти Фейда-Рауты у императора уже не остается иллюзий относительно собственной участи. Шаддам пытается цепляться за процессуально-ритуальный этикет и полумольбой-полуприказом гонит графа Фенринга вызвать Муад’Диба на бой. Но граф, первый клинок двора и старинный друг императора, тоже успел получить свою порцию промывания мозгов – ему вовсе не улыбается стать той соломинкой, которую утащит на дно утопающий. Лукавый царедворец отказывается, и потерявший самообладание Шаддам закатывает ему отнюдь не символическую оплеуху.
Карты открыты, и начинается торг. Муад’Диб требует престол, императорскую долю в СНОАМ и принцессу Ирулэн. Взамен Шаддаму предлагается почетная ссылка на Салузу Секундус, планету-тюрьму, некогда самим же императором и оборудованную – вот уж действительно, не рой другому яму! В случае отказа исход очевиден. Однако Шаддам – надо отдать должное его мужеству – все еще держит паузу. Но перепуганная бабушка Моахим советует сдаваться, представители Союза куда-то исчезли, лидеры СНОАМ грозно молчат, друзья отреклись, и самый последний удар императору наносит дочь. В изысканной изящно завуалированной форме она советует отцу не валять дурака и соглашаться на предложенные условия. Шаддам слишком политик, чтобы несгибаемо стоять на своем до конца в буквальном смысле слова – он угрюмо кивает и, бросив на прощание известное обвинение в отцеубийстве, покидает зал. На этом арракинская революция успешно завершилась.
Глава пятая
Финал арракинской революции знаменуется еще и тем, что, как ни странно, ставит точку в официальной версии. Вслед за Шаддамом из жизни Муад’Диба невидимым строем навсегда ушли все официальные летописцы, и рассуждения о том, что эпоха императора Атридеса породила невиданное количество историков – беспардонное вранье. Эпоха императора Атридеса породила невиданное количество бредовой беллетристики, основанной на скудных публикациях двухсотлетней давности; незабвенная официальная версия, несмотря на все ее безудержное стремление к искажению, подтасовке и замалчиванию фактов, все же была хоть сколько-то доказательной исторической концепцией, с которой, по крайней мере, было о чем спорить – во всем, что сказано о событиях после двести первого года, предмет для полемики просто отсутствует. Все позднейшее – это сборник сказок и анекдотов из жизни Муад’Диба, полный гхол, карликов и лицевых танцоров; там вы найдет повесть о металлических глазах, о ясновидении слепого императора, о чудесном воскресении Дункана Айдахо – но ни слова о роли ландсраата в крушении Империи и гибели Пола Атридеса, об отчаянной схватке Гильдии с парламентом, о войне, похоронившей спайс, о двух джихадах, опустошивших Дюну… Даже свадьба и коронация Муад’Диба не попали на эти страницы.
За двадцать лет правления Атридеса историки уступили место журналистам – да и те не слишком дарили Арракис своим вниманием. В архивных блоках новостей мы находим немногочисленные скупые заметки, редкие строчки экономических сводок, да темпераментные выступления и интервью Алии. Из этих сухих сообщений можно было узнать, что бюрократия Южной Конфедерации то требует отмены таких-то и таких-то санкций, то переживает какие-то неясные беспорядки, то протестует против опять-таки мало кому известных конвенций.
Ничего удивительного в этом нет, и в былые дни человек, заливая бензин в бак своей машины, тоже не слишком интересовался подробностями жизни нефтяных шейхов и вряд ли мог бы сказать, как называется столица Саудовской Аравии. Те же избранные, что за очень солидными и плотно закрытыми дверями решали, сколько будет стоить баррель нефти и как эту нефть делить, были, разумеется, в курсе всех подробностей, но вовсе не торопились поделиться своей осведомленностью с окружающим миром.
Короче, усилиями властей предержащих, и без этих усилий, Дюна перестала быть сенсацией. Публика постепенно позабыла императора-мессию и героев-фрименов, словно те однажды испарились с раскаленной поверхности далеких пустынь. Некоторое оживление вызвало известие о смерти Муад’Диба, но очень ненадолго.
Таким образом, когда двести с лишним лет спустя на Дюну, Атридесов и спайсовые приключения вспыхнула мода, авторы всевозможных бестселлеров, теле– и киносериалов оказались в весьма затруднительном положении – никакой, даже пресловутой официальной версии происшествий десятых годов у них не было. На Дюну они не полетели – далеко, в архивы не пошли – вероятно, просто не знали, где это находится, но духом не пали и бодро взялись за дело. На основе каких-то заметок и докладов, бог знает чьих воспоминаний («Вот, помню, однажды дедушка рассказывал…») и добавленных по ходу дела собственных изобретений, выбросив из истории десять с лишним лет, сюжет кое-как довели до фантастической гибели императора – эпизода маловразумительного, зато с патетическим налетом. Но после двадцать первого года, когда на Дюне был введен протекторат, а романтическая эпоха спайсовых войн и экспедиций безнадежно отошла в прошлое, нашим сочинителям пришлось уж и совсем туго. Писать стало не о чем, но кому же хочется расставаться с любимыми героями и гонорарами? От истории откровенно отмахнулись, вновь заскрипели перья, и пошло-поехало уже нечто невообразимое. Перво-наперво наши сценаристы перетряхнули мешок со старыми трюками, и на Дюне вновь неожиданно появился бессменный злодей барон Харконнен, а леди Джессика вдруг снова стала агентом Бене Гессерит. Дальше еще занятнее. Император Муад’Диб, оказывается, вовсе не умер, а превратился в загадочного Пустынного Проповедника, который взялся громить и клеймить фрименов за отступничество от традиций и даже устроил скандал родной сестре прямо посреди храмовой площади. А в Алие, как в шварцевском короле из «Обыкновенного чуда», вдруг проснулся дедушка с материнской стороны, и давай куролесить. Поселившись в ее мозгу, он стращает бедняжку головной болью, она его в ответ – аспирином, но в итоге душевные силы ей изменяют, и она выбрасывается в окно. Правда, там бронированное стекло, но не беда, это стекло разбивает для нее племянник, Лето Второй, сын Муад’Диба, своей могучей рукой, покрытой оболочкой из песчаных форелей, которые особыми ресничками проросли Лето насквозь, отчего тот приобрел небывалую силу, безудержно заскакал с дюны на дюну, начал все крушить и почти что летать. Кончилось это, однако, плохо, потому что через четыре тысячи лет он сам превратился в Шай-Хулуда, громадного песчаного червя. Тем временем на Дюну валом повалили клоны-гхолы покойного Дункана Айдахо, и Лето Второй, червь-император, давил их своей тушей, спрыгивая со специальной тележки. А Гарни Холлек… и так далее, в духе тех исторических комментариев, что Гек Финн некогда излагал одному простодушному негру.
Бессмысленно в подобной ситуации объяснять и доказывать, что леди Джессика никогда не возвращалась на Дюну с Каладана, что Гарни Холлека к тому времени давно не было в живых, что Пустынный Проповедник – это конкретный человек с конкретной биографией, не имеющий никакого отношения к покойному императору, что все истории о детях Муад’Диба – более чем сомнительный и ничем не подтвержденный миф… Бессмысленно, поскольку это болезненное нагромождение нелепостей, сродни сказкам о чудесной вычислительной машине «Алдан», ныне и есть официальная версия, и тысячи людей, у которых достало терпения все это дочитать и досмотреть, пребывают в уверенности, что уж они-то знают, как там оно вышло на Дюне.
