Дом в ноябре - Лаумер Кейт (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗

– Это не объясняет того, что случилось с Джилл, и вообще с каждым. Почему я не мог заставить её понять, что что-то пошло не так? И почему была запечатана комната моей дочери? Почему?

– Моун использует любые природные ресурсы, которые может найти. Рабочие нужны, чтобы возвести гнездо, подготовить особую еду и другие припасы для поддержки физического существования Царицы Моуна. Здесь он добрался до людей, внушил своим рабам ложную картину миры и их роли в нём, обеспечил их ложной мотивацией для того, чтобы сделать их послушными и продуктивными. Что же до запечатанной комнаты – раз девочка пропала, родители скорее утешатся, убрав её из своих воспоминаний и уничтожив все признаки её существования. Защитное поле, создающее ощущение недомогания у нарушителей эффективно препятствует вмешательству.

– И какова твоя роль?

– Об инфекции Моуна в отдалённом мире галактическим властям стало известно слишком поздно, резервуар выбросил споры прежде, чем был уничтожен. Многие коконы были отслежены и ликвидированы, но многие затерялись. Предмет в дюйм длиной, да ещё из нейтрального органического материала – цель, которую тяжело выследить в глубинах космоса. Поэтому мы возвели в отдалённых мирах цепь станций слежения, долженствующих предупредить о приближении кокона, который наши приборы могут обнаруживать на расстояниях в сотни миллионов километров.

Это и есть такая станция. На ней назначили работать двух человек – преданных людей, готовых вести многолетнее дежурство в ожидании крайне маловероятного события, ибо космос обширен, а миров множество.

Один из нас и был Алгорик. Я, Гонил – второй.

– Продолжай, – сказал Мэллори. – Если существуют инопланетные захватчики или инопланетная инфекция, то, кажется, должны существовать и внеземные агенты под прикрытием, наблюдающие за ними. Но что же пошло не так? Как им удалось вас миновать?

Старик, казалось, не заметил заданного Мэллори вопроса.

– Мы были крайне заинтересованы, когда обнаружили, что этот мир породил свою собственную человеческую популяцию. Этот район мы избрали из-за его удалённости, – продолжал он. – Ведь он лежал в самом центре почти пустого континента. Это был 1827 год. Мы чувствовали, что выбор удачен. История человеческих культур в бесчисленных мирах говорила нам, что пройдёт тысяча лет, прежде чем ползучее заселение этой земли дойдёт до нас.

Вскоре мы осознали свою ошибку. Надо было сразу же переместить нашу установку в более отдалённую местность: на Аляску, в Сибирь, в Антарктиду. Но мы были нормальными людьми. У нас не было ни малейшей охоты отправляться в изгнание в промёрзшую тундру. Мы всё объяснили себе логически. Мы приспособились. В конце концов, нам нравилась доступность общества созданий одного с нами вида. Мы воспользовались нашим оборудованием, чтобы украсить и обставить нашу спартанскую станцию в стиле, подражающим существующим центрам местной цивилизации, обустроили сады и дорогу, выучили местное наречие. Мы были по-прежнему молоды, обладали неисчерпаемым богатством благодаря синтезируемому золоту. Мы жили в роскоши даже на этой первобытной планете, столь далёкой от родного нам мира. Дом наш был полон музыки, веселья, самых красивых женщин, самых умных мужчин, у нас были лучшие вина, лучшая еда, мы охотились, мы танцевали, мы развлекались. А время шло…

Алгорик первым понял, к чему всё идёт. Мы наблюдали за прогрессом вашей цивилизации на протяжении двух поколений, от Века дерева до Века угля. Ваше население учетверилось, уже появились первые телеграфные линии; и эксперименты с внутренним сгоранием, электричеством и беспроводной связью показали, что ещё через несколько десятилетий ваши технологии превзойдут изначально применённые нами меры безопасности. Было очевидно, что вскоре нам придётся оставить наше весёлое житьё-бытье, взять на себя задачу поиска новой площадки, и перестроить наш контролирующий маяк таким образом, чтобы его по-прежнему было невозможно обнаружить.

Очевидно для меня, если быть точным. Алгорик посмеялся надо мной. Видишь ли – он влюбился в местную. Он не мог бросить её. Угроза Моуна, сказал он – не более чем горячечный бред, безумное заблуждение. Даже те, кто послал нас сюда уверены, что меньше одного шанса на миллион на то, что нам когда-нибудь придётся поднять тревогу. И он будет идиотом, если променяет свою жизнь на эту маловероятную возможность.

В изгнании я построил новую жизнь, заявил он мне. – Ты предлагаешь оставить её ради того, чтобы обосноваться на каком-нибудь пустынном леднике и тысячу лет в одиночестве дожидаться того, что не произойдёт никогда?

Я настаивал. Он был непреклонен. Под конец мы подрались. В те времена я был сильным мужчиной – но он был сильнее, да ещё и обезумел от влечения к той женщине. Он бросил меня умирать здесь и разбив оборудование, до которого смог добраться без моей помощи, сбежал с ней.

Но вместо того, чтобы умереть, я выжил: сломан, покалечен, разбит – но жив. Машины, что должны были меня восстанавливать, поддерживая мою молодость и здоровье не подлежали восстановлению, но мне удалось реактивировать сканирующий маяк вовремя и возобновить дозор.

Я запер дом и для защиты от случайных вторжений, изменил его внешность так, чтобы она создавала впечатление забвения и покинутости, воздвиг защитные поля, излучающие ауру запустения и беспорядка. Против Алгорика я принял отдельные предосторожности: я настроил излучение в особом диапазоне, влияющее исключительно на его особый рисунок коры головного мозга. Он сошёл бы с ума от боли, попытавшись приблизиться.

Так прошли годы. Дважды приходил Алгорик, каждый раз я слышал его телепатические призывы ко мне, отчаянные мольбы о позволении вернуться. Та женщина давно была мертва, его глупость превратилась в горький прах. Но хотя моё сердце разрывалось, я был непреклонен. Он нарушил священную клятву, я более не мог доверять ему.

Затем однажды я зафиксировал слабый отзвук из глубокого космоса. Я следил за ним, смотрел как он усиливается, до тех пор, пока у меня больше не осталось сомнений: приближался кокон Моуна, миновав орбиту Плутона он падал на Солнце со всё возраставшей скоростью. День, которого так долго боялись, приближался. Моун был здесь.

Я знал, что мне надо сделать. Непространственный передатчик, лежащий в сердце этой станции, сконструирован так, что его нельзя активировать в одиночку. Сложный кодовый ключ, раскрывающий его могучие силы состоит из двух взаимодополняющих, связанных между собой и находящихся в голове сеток. Одна была доверена мне. Другой владел Алгорик.

Я один обнаружил надвигающуюся угрозу, но нужны были усилия нас обоих, чтобы известить об опасности Великие Миры.

Когда-то мы были близкими друзьями, я и Алгорик. Мы знали разум друг друга достаточно для того, чтобы поддерживать контакт на межпланетных расстояниях. Я воззвал к нему – и в конце концов он пришёл.

Я сознавал риск, на который иду, но другого выбора у меня не было. Я сбросил защитные барьеры, позволив ему войти на станцию. Впервые за полвека мы стояли лицом к лицу.

Я сказал ему, что прошлое должно быть забыто, забыты наши разногласия. Задача наша ясна: объединиться, чтобы послать сигнал, что призовёт силы Галактики, которые выжгут заразу, прежде чем она сможет распространиться.

Но он отказался. Вопреки долгу и всем традициям Наблюдателей, он отказался. Мы многого лишились, сказал он, многим пожертвовали. Теперь слишком поздно спасать планету, галактические силы прибыв на планету найдут только покинутое нерестилище и миллион пустых площадок для запуска коконов, рассыпанных по бесплодным камням разграбленного мира. А если они к тому моменту ещё не разлетятся, то чтобы уничтожить созревающие коконы потребуется всепланетная стерилизация. И в этом всесожжении погибнем и мы. Вместо этого, лепетал он, мы должны использовать непространственный передатчик, чтобы бежать из этого обречённого мира в безопасное место. Существуют тысячи планет, на которых мы могли бы затеряться, вновь обретя все блага Великой Цивилизации, от которых мы так давно добровольно отказались.