Каллистяне - Мартынов Георгий Сергеевич (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
– Насколько я понял, – сказал он, – вы используете притяжение и отталкивание небесных тел. Но мы видели, что ваш корабль летал над Сетито в горизонтальной плоскости…
– О! – улыбнулась Бьесьи. – Об этом не стоит и говорить. Вес корабля нейтрализован, и его может приводить в движение двигатель ничтожной мощности. Такой у нас есть.
– Откуда берется энергия для полета корабля? Я говорю о межпланетном полете.
– Я же вам сказала, – удивилась Бьесьи. – Энергия гравитационных полей есть везде. Корабль может лететь бесконечно долго. Энергия для создания его собственного поля черпается из окружающего пространства. Остается только переменить ее знак нужным образом.
– Об этом я и спрашиваю. Как достигается превращение прямого поля в обратное?
– Это делают аппараты, расположенные в нижней части корабля.
И Бьесьи принялась объяснять устройство и принцип работы аппаратов. Но здесь Синяев уже окончательно ничего не понял. Он слушал нежный голос каллистянки, говорившей как будто на совершенно ему незнакомом языке, и думал, сознаться в своем невежестве или дать ей договорить. Ему почему-то было стыдно признаваться, и он позволил довести объяснение до конца.
– Теперь вам ясно? – спросила Бьесьи.
Синяев не выдержал при этом прямом вопросе.
– Ничего не понял, – неожиданно для себя ответил он, к немалому удивлению Широкова.
Бьесьи явно огорчилась.
– Я не сумела вам объяснить, – сказала она. – Извините меня. На Каллисто вы найдете людей, которые сделают это гораздо лучше.
– Будем надеяться, – сказал Синяев.
Он боялся, что такой ответ может еще больше огорчить Бьесьи, но ничего другого не мог сказать. Ему казалось невозможным принижать в ее глазах науку Земли при первом же знакомстве.
Но каллистянка, казалось, нисколько не обиделась. Разговор продолжался как ни в чем не бывало.
Они долго беседовали. Широков и Синяев чувствовали себя как-то особенно хорошо с молодыми супругами, которые также, очевидно, симпатизировали людям Земли.
– Как жаль, что нам придется расстаться с вами, – сказала Бьесьи, когда они собрались на свой звездолет.
– Увидимся на Каллисто, – ответил Широков. Он случайно посмотрел при этом на Гесьяня и заметил, как на высоком лбу каллистянина появилась глубокая морщина.
Бьесьи также взглянула на мужа.
– Если вам так хочется… – начала она.
– Нет, этого нельзя, – перебил Гесьянь.
– А что такое? – спросил Широков.
– Нельзя, – повторил Гесьянь.
– Ему очень хочется лететь с вами на Кетьо, – пояснила Бьесьи.
– Почему же нельзя? Раненые будут находиться под наблюдением двух врачей. Или вы им не доверяете?
– Я взял на себя руководство спасательной экспедицией и должен довести ее до конца. Я знаю, что Месьинь сделает все не хуже меня.
– Так в чем же дело?
– Я отвечаю за раненых.
– Перед кем? – спросил Широков.
– Перед своей совестью.
Это был закономерный ответ.
Каллистяне формально могли вести себя как хотели, ничто их не ограничивало. Но всегда и во всем они руководствовались велениями совести и общечеловеческой морали.
Широков и Синяев не стали уговаривать Гесьяня, – они знали, что это бесполезно.
Выйдя из корабля, они увидели Леньиньга, который только что опустился на землю.
– Диегонь послал меня за вами, – сказал он. – Не хотите ли сопровождать его к месту катастрофы?
– Конечно! С большим удовольствием!
Полетели на крыльях. Кроме Диегоня, Широкова и Синяева, в экскурсии участвовали Линьг, Мьеньонь и Гесьянь.
Прежде чем подняться в воздух, Диегонь обратился к Широкову и Синяеву.
– Если мы встретимся с гисельями, – сказал он, – немедленно опускайтесь на землю и ложитесь. Отражать нападение будем мы. А если это произойдет над лесом, уходите вперед на полной скорости. Ни при каких обстоятельствах не вмешивайтесь, что бы ни произошло. Думайте только о собственной безопасности. – Заметив, что Широков собирается возразить, Диегонь прибавил очень серьезно: – Каллистян сотни миллионов, а вас двое. Не забывайте этого.
– Хорошо, – сказал Широков. – Обещаем.
– Обещаем, – повторил Синяев.
Они не могли не признать справедливости слов Диегоня. Не стоило несколько лет провести на звездолете, чтобы в самом конце пути поставить на карту результат их миссии. Достигнув планетной системы Рельоса, Широков и Синяев уже не имели права распоряжаться собой. Заменить их было некем. Они принадлежали не себе, а науке Земли и Каллисто. Двадцатикилометровый перелет над лесом прошел благополучно. Только в самом конце, уже над полем, где произошла катастрофа, увидели несколько гиселий. Помня свое обещание, Широков и Синяев немедленно опустились и спрятались на опушке.
Но хищники не заметили людей. Они повернули в сторону и вскоре исчезли.
Каллистяне тщательно осмотрели место, где стоял звездолет. От него и от лагеря не осталось ровно ничего – огромная воронка сожженной земли. Ни единого обломка, ни одного самого маленького куска металла. Космический корабль исчез бесследно.
– Тут ничего не выяснишь, – сказал Мьеньонь. – Несомненно, произошла аннигиляция. Но почему и как, остается только предполагать.
Широков незаметно наблюдал за Линьгом. По его понятиям, командир погибшего корабля должен был нести ответственность за гибель звездолета и смерть одного из членов экипажа. В какую же форму может вылиться эта ответственность, если, как он знал, на Каллисто нет никаких следственных органов, судебных учреждений, не говоря уже о тюрьмах или исправительно-трудовых лагерях, никакого аппарата для наказания виновных?
Лицо Линьга было грустно, но такая же грусть чувствовалась и у всех остальных. Она относилась к погибшему каллистянину, а не к сознанию своей вины. Неужели на Каллисто любой поступок остается безнаказанным? Это была бы уже не свобода личности, а анархия.
Воспользовавшись тем, что Гесьянь отошел немного в сторону, Широков обратился к нему со своими вопросами.
– Я понимаю, – ответил Гесьянь, выслушав Широкова, – чем вызвано ваше недоумение. Несколько веков тому назад у нас было то, что вы называете «судом». Люди судили поступки других людей. Теперь мы смотрим на эти вопросы несколько иначе. Лучшим судьей человека является он сам. Суд совести самый страшный и беспощадный, гораздо более суровый, чем суд других людей. Мы не знаем, виноват Линьг или нет. Он знает это лучше нас. И если виноват, мне жаль его.
Он замолчал, задумчиво глядя вдаль.
– Я расскажу вам случай, который произошел на Каллисто лет шестьдесят тому назад. Это поможет вам понять нашу точку зрения. Я читал об этом случае. Тогда только что появились в обиходе олити – летающие лодки, – пояснил он. – Правил движения в воздухе еще не успели выработать. И случилось так, что две олити столкнулись. Один каллистянин остался жив, второй умер. Никто не знал, по чьей вине случилось несчастье. Оставшегося в живых никто не обвинял ни в чем. Погибший был ему незнаком. Они были совсем чужие люди. И вот этот человек покончил с собой. Очевидно, виноват был он и не перенес этого. Никакой суд людей не вынес бы ему такого приговора.
– Вы одобряете его поступок?
– Трудно ответить на такой вопрос. Самоубийство на Каллисто редчайшее явление. Мы не считаем человека автоматом, но не признаем за ним права на добровольный уход из жизни. Это в некотором роде трусость. Но и трудно представить, как может жить человек, зная, что убил другого. Вопрос очень сложный.
– Вероятно, случались и другие столкновения?
– Нет, с тех пор не было ни одного. Существуют правила движения в воздухе; как же оно может произойти?
Широкова поразили эти слова, сказанные так, как будто выполнение правил движения само собой подразумевалось.
Но ведь и на Земле есть правила. Но, несмотря на них, происходят сотни катастроф и на земле, и в воздухе. Почему же у каллистян достаточно было ввести правила – и ни одного несчастья больше не произошло?
При всем желании Гесьянь не мог привести более красноречивого примера. Высокая сознательность и бережное отношение друг к другу, хорошо известные Широкову черты каллистян, проявлялись здесь с особой рельефностью.