Вернуть изобилие - Гринленд Колин (мир книг TXT) 📗
— Слушай, Карлос, ты в последнее время не видел Капитана Фрэнка?
— Кристалл для «Кобольда» — да, это старье как раз для старины Фрэнка, — ухмыльнулся он. — Попробуй блошиный рынок.
— Большое спасибо, Карлос.
— Выше голову, Табита, — подбодрил он ее на прощание. — Сейчас ведь карнавал!
2
Карнавал в Скиапарелли. Каналы заполнены экскурсионными автобусами, мосты разукрашены флагами. Улетают воздушные шары, взвиваются ввысь фейерверки. Город тонет в дымном красном свете. И хотя повсюду патрулируют офицеры-эладельди, единственный хозяин здесь — удовольствия. Пойти к Руби Пул? Посмотреть дуэли глайдеров над Аль-Казарой? Или отправиться в старый город, где древние пещеристые бункеры сияют последними модами, и вино Астарты горячит кровь тех, что молод и хорош собой? Под аркадами беспорядочно смешиваются тысячи запахов — сосисок и пота, фосфора и пачули. В работающих круглосуточно забегаловках раздается звон бокалов, стучат ножи и вилки, подгулявшие кутилы смущают роботов-официанток и удирают вдоль колоннад, не заплатив по счету, а в прозрачном зимнем воздухе поднимается тонкий парок от их дыхания.
Отражаясь от маслянистой воды, тысячи цветных огней мерцают и сияют на отчищенных лицах домов. Тысячи звуков бьются о воздух: каллиопы и трещотки, канонады и сирены — все они смешиваются с гулом радостных голосов. Даже визгливый сигнал полицейского катера на воздушной подушке, медленно пробивающегося вверх по течению, с трудом перекрывает шум. Полицейский — человек, он опирается на свой мегафон, сигналит раз, другой, затем отступается. В сверкающей черной броне своей униформы он выглядит неуклюжим и обиженным, как гигантский жук, перевернутый муравьями.
Лодка причалила у бульвара Мюстик, за катком. На стене стояли грязные уличные мальчишки, посасывая дымящиеся мшистые шарики и выкрикивая друг другу ругательства.
— Это не «Лента Мебиуса», — сказала Табита.
Угрюмая лодочница дернула локтем:
— Ближе не подъехать, сестренка. Грэнд закрыт — там процессия.
Раздраженная, Табита отдала ей деньги и легко спрыгнула на причал. Ее жакет поблескивал и мерцал натриевым светом, ботинки скрипели на засыпанных песком досках.
Представьте себе ее — Табиту Джут — но не такой, какой изображают ее средства массовой информации: героиней гиперпространства, умелой, ловкой, чуть приукрашенной косметикой, уверенно улыбающейся, протягивая руку к звездному туману Млечного Пути, — нет, представьте себе маленькую, усталую молодую женщину в измятом жакете из фольги и покрытых пятнами брюках, решительно проталкивающуюся сквозь буйную толпу в Скиапарелли. Ее рост 162 см без каблуков, у нее широкие плечи и бедра, а вес — около 60 кг, иногда чуть больше, но это с ней случается очень редко. Волосы у нее самого темно-каштанового цвета, какой можно встретить, стрижка — короткая, традиционная для астронавтов. Цвет кожи — самый обычный, кофе с молоком; она мгновенно покрывается веснушками, чего Табита терпеть не может. И вот она здесь — она только что прибыла из тяжелого рейса с Шатобриана, еще не акклиматизировалась после космического пространства, измученная и грязная. Под ее карими глазами набухли мешки оливкового цвета. В тот вечер, среди цветущей, модной и нарядной публики вы бы на нее и не взглянули.
Здесь, правда, не было особой толпы. Это были явно задворки празднеств. Табита нырнула под бетонную дорожку и зашагала по по аллее, образованной самодельными лавочками, смастеренными из труб и досок, прокладывая путь среди прогуливающейся молодежи. Над головой от столба к столбу змеились биофлюоресценты, связанные цепочкой. Табита, в конце концов, добралась до блошиного рынка.
Некоторые владельцы лавочек постарались специально для карнавала. Маски и флажки украшали их витрины со старыми кассетами и ношенным трикотажем. Была здесь и яркая одежда: все, начиная с алюминиевых туфель и кончая дешевыми безвкусными майками с изображениями подмигивающих котят, гарцующих единорогов и кружащихся в стриптизе красоток. Покупатели рылись в коробках с солнечными очками и обсуждали достоинства жалких нарядов, украденных с теплохода для круизов. Две костлявые женщины в коротеньких платьях сидели за столиком с фарфоровыми зверюшками и красили друг другу лица у ветхой печурки-реактора. Одна из них свистнула Табите, когда та пробиралась мимо.
Списанный магазинный робот высунулся из-под навеса и выстрелил в Табиту порцией сублимата, наполнив ее голову мыслями о бассейне в пятнах солнечного света, запахе жимолости и желания. Желтый ребенок попытался заинтересовать ее банкой с дохлыми мухами. За углом находились альтесеане в своих кардиганах и конических шапках из коричневого войлока, царя над кучами хлама. Они восседали на высоких стульях, погруженные в привычную скорбь, с воспаленными хоботами, с которых капало от едкого воздуха. Они стали что-то сопеть и гундосить друг другу, подзывая к себе Табиту, — перевозчиков они распознавали с первого взгляда.
— Кристалл осевого запора? — крикнула она. — Для «Берген Кобольда»?
Альтесеане что-то влажно засопели ей в ответ и замахали лапами, указывая на свои кучи добавочных респираторов и разобранных теплообменников, так, словно это были единственные сокровища, которые могли понадобиться человеку в жизни. Табита потеряла драгоценные минуты, вытаскивая из-под груды хлама нечто, выглядевшее многообещающе, но оказавшееся всего лишь катушкой каустической дифракции. Табита бросила ее назад. Она попусту теряла время.
Увернувшись от группы пьяных астронавтов в немыслимых цветах типа Шенандоа, которые, толкая друг друга, вываливались из какого-то бара, Табита продолжала проталкиваться дальше сквозь толпу, собравшуюся на берегах Грэнд-канала. Она обошла толстых туристов в шикарных нарядах, гражданских маршалов в мешковатых комбинезонах, затем робота-видеокамеру, вертевшего головой по сторонам, сканируя канал в поисках своего владельца. Мимо проплывал корабль, и его паруса хлопали на ветру. За ним полз автобус на воздушной подушке — в нем веселились служащие «Мивви-Корп». Сквозь такелаж шхуны можно было разглядеть пятерых палернианцев, бесившихся на хрупком плоту. Они улюлюкали и хлопали волосатыми лапами, пытаясь взобраться на частную пристань. Какая-то высокая женщина наклонилась с балкона и вылила на них ведро воды. Перегибаясь через парапеты и высовываясь из окон, теснясь на улицах и крышах домов, толпа свистела и хлопала в ладоши.
Пока Табита пыталась прорваться мимо пары подогретых кокаином трантов в дорогих киверах и жесткой коже, одна из палернианок сделала неуклюжее сальто, а другая столкнула ее в канал. Они заулюлюкали. С фырканьем мимо промчалась лодка, наполнив воздух запахом озона. В ней изгибалась и шипела под тяжелые удары музыкального ящика какая-то пара в электрических костюмах. Палернианцы подпрыгивали от возбуждения, заливая плот и подвергая опасности свои радиаторы. Когда прибыл полицейский, возвышаясь своим громадным шлемом над головами толпы, женщина спускала свое ведро на веревке и кричала стайке маленьких разрисованных ребятишек, чтобы они его наполнили.
Табита перегнулась через перила. Отсюда она могла видеть «Ленту Мебиуса». До нее оставалось всего сто метров — она находилась прямо под паромом, набитым огромными манекенами-капеллийцами, кивавшими огромными лысыми головами с серьезной благожелательностью, словно посылая благословение возбужденной толпе.
Карнавал в Скиапарелли. Холодный, пыльный город, полный празднующей публики, шума, запахов и грязи. Сейчас, куда бы вы ни пошли, вы встретите людей, которые скажут вам, что Скиапарелли оказался городом, решившим судьбу Табиты Джут. Именно здесь, в Скиапарелли, она встретила Трикарико, тот привел ее на борт «Блистательного Трогона», где она познакомилась с Бальтазаром Пламом; и прежде всего, если бы не это, она не получила бы «Элис Лиддел». Так и сейчас, спустя годы, она снова была в Скиапарелли и шла к новой решающей встрече, которая должна была целиком и полностью изменить ее жизнь, мою жизнь, жизнь всех нас. Она стояла на верхней ступеньке лестницы, ведущей ко входу в «Ленту Мебиуса». Она могла видеть свет внутри, играющую и пьющую публику.
