Не мир принес - Манов Юрий (книги без регистрации .TXT) 📗
Чутков поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж и замер, пораженный увиденным. Два сержанта патрульно-постовой службы молча и сосредоточенно лупили друг друга дубинками. Причем как-то странно дрались, всю силу свою они вкладывали в удары, не стараясь увернуться от ударов напарника. Судя по расквашенным носам и характерным багровым кругам под глазами, этим делом они занимались давно.
— Отставить! — гаркнул Чутков, непроизвольно положив руку на кобуру.
Менты бросили волтузить друг друга и вытянулись по стойке «смирно».
— Что за безобразие, вы что, перепились совсем?! — зловеще спросил Чутков и принюхался. — Точно, пьяные! Вы оба у меня завтра из органов вылетите! На стройку пойдете, уголь грузить! В деревню — в навозе копаться! Где дежурный?!
Менты, как по команде, указали в сторону двери с табличкой «Комната для совещаний». Погрозив пэпээсникам кулаком, Чутков открыл дверь и снова замер. Открывшаяся его глазам картина поразила его еще больше: в центре комнаты, заставленной рядами обшарпанных деревянных кресел с дерматиновыми спинками, стоял незнакомый лысенький мужичок в очках с треснувшими стеклами, а рядом, прижавшись курчавой головой к мужичку, как в картине «Возвращение блудного сына», стоя на коленях, плакал капитан Ермашин — гроза Зареченска, с жетоном «Дежурный» на груди. Плакал тот самый Ермашин, при одном упоминании имени которого местные бандюки грустили и начинали размышлять, что пора бы перебираться в областной центр, а то и в Москву, а цыганки, торгующие наркотой на центральном рынке, выбрасывали товар из карманов на бегу и сигали через рыночный забор не хуже прыгуна Бубки, причем без шеста. И вот этот лучший сотрудник зареченской милиции по итогам прошлого года сейчас стоял на коленях перед лысым хмырем и, содрогаясь от рыданий, быстро говорил:
— Авдонина с керамзавода тоже пытал, бил сапогами по почкам и Уголовным кодексом по голове. Заставлял признаться в краже силового кабеля с завода. Потом выяснилось, что кабель украл главный инженер, но Авдонину все равно «треху» дали. Черту, то есть Чертанову, и Соломонову из николаевской бригады наркотики подкинул при задержании. Они свои успели «скинуть», но я им подкинул из реквизированных у самого Николая. Сына Глеба Петровича, зам. главы местной администрации, прошлым летом «отмазал». Они с сынком директора железнодорожного техникума малолеток на озеро вывезли и там их трахнули вкруговую. Сам деньги родителям потерпевших передавал. А еще…
— Капитан! В чем дело, капитан! — грозно сказал Чутков. — Что творится в отделе во время вашего дежурства?!
— Да вот, Семен Иванович, каюсь, — как-то просто ответил Ермашин, размазывая слезы по щекам.
— Хороший человек, — объяснил лысый очкарик, указывая на Ермашина, — но запутался сильно. Мерзкая у вас работа, товарищ полковник…
— Вы кто? — еле сдерживая себя, спросил Чутков.
— Я Колесников, учитель. Это я вам звонил…
В это время за дверью что-то загремело. Чутков распахнул дверь и увидел, как пэпээсники снова начали лупцевать друг друга «демократизаторами», даже с еще большим остервенением. Нанося друг другу удары, они громко кричали:
— Это я, я у того пьяного инженера бумажник забрал, а потом за этот грабеж трех пацанов в клетку упекли.
— А я магнитолу и колонки себе в «тачку» поставил, что у Веньки Клюва при обыске забрал. Он их на стоянке у Арсена свистнул.
— А мне Арсен по сотне за ночь платит, чтобы его девок не трогали!
— А мне по сто двадцать!..
Терпение Чуткова лопнуло. Он развернулся к Ермашину и хотел уже рявкнуть что-то очень страшное, типа «удостоверение на стол» или «сдать оружие», как… Он почувствовал, что слезы катятся из его глаз, крупные, как горошины, слезы. Ему стало так тоскливо, так ужасно пусто внутри, в районе солнечного сплетения, что он не удержался на ногах и упал на колени. Не понимая, что он делает, а вернее, слишком хорошо понимая, что ему сейчас нужно, он на коленях подполз к учителю Колесникову и, потеснив Ермашина, прижался лицом к драпу ветхого учительского пальтишки.
— Это я подсидел Михал Михалыча, бывшего начальника РОВД, — прорыдал навзрыд Семен Иванович Чутков, полковник милиции, отмеченный правительственными наградами и благодарностями областного руководства. — Это я! Он мне доверял, как лучшему другу, как брату, а я на него рапорт в УВД накатал. И когда комиссия приезжала — подтвердил. От Арсена ежемесячно по пять тысяч долларов получаю за «крышу», барона цыганского два раза выпускал, хоть его и с поличным брали с крупной партией героина, со шлюхами грешил…
Почему-то все объяснения этим в общем-то серьезным противоправным действиям, еще днем раньше казавшимся ему такими убедительными, сейчас показались совершенно беспомощными. Да, он приказал не трогать местного цыганского барона, потому что барон Николай Васильевич Романов крепко держал табор в кулаке и не позволял своим под страхом проклятия и изгнания продавать «герыч» детям в школах и на дискотеках. С оружием барон тоже никогда не связывался, и если Николая посадят, его сын Роман — совершенно безбашенный оторвяга — ударится во все тяжкие, и от местных ромал жди больших неприятностей. Но ведь это — все равно криминал. Разве начальник РОВД должен выбирать из двух зол меньшее? Разве он не должен пресечь любые попытки наркоторговли в своем районе, если даже придется посадить в клетку весть табор, включая матерей-героинь и десятилетних пацанят, обчищавших карманы граждан на рынках.
Да, он тайно покровительствовал Арсену, владельцу городского рынка и десятка полуподпольных саун со шлюхами. Арсен обещал, что на «его территории всегда будет порядок», и гарантировал, что жалоб от клиентов не будет. Он свое слово держал, к тому же ежемесячно «отчислял» через доверенных людей по конверту с «зелеными» наличными деньгами. Разве не взятка это? Да, действительно, жалоб от посетителей рынка и клиентов блядских саун практически не поступает, но ведь ему-то хорошо известно, каким образом Арсен поддерживает на «своей земле» «порядок». И выходит, что милиция получает деньги с рынка за то, что… не работает на рынке.
И еще Чутков почему-то вспомнил немолодую женщину в теплом пуховом платке. Она привезла баранину из деревни и пришла в милицию жаловаться, что «черные паразиты» на рынке принуждают ее сдать им все мясо оптом по очень низким ценам. А когда она отказалась, не дали торговать, кинули под прилавок протухшую рыбу, побили ее водителя, а потом и вовсе прилавок перевернули…
Что же ему ответил тогда Арсен, когда он… нет не отругал, а просто пожурил его по телефону?
— Послушай, дарагой, весь мир правилно торгуэт: оптовый торговля — розничный торговля. Та тетка баранов пасет, стадо у нэе, зачем сама торгует? Пуст опт сдает, да? Я в розница торговат буду, да?..
Только потом Чутков узнал, что у фермерши — матери шестерых детей — умер муж от заражения крови, и она зарезала последних овец, чтобы справить достойные поминки. Муж поранился на работе, залил рану на боку йодом и все откладывал визит к врачу. Это ведь в какую даль ехать нужно, в райцентр, потому как в селе ни фельдшера, ни аптеки, а тут работы непочатый край. В больницу он попал, только когда рана загноилась и началось заражение крови. Так и умер на каталке в коридоре переполненной поселковой больницы. Про это даже в местной газетке печатали, молоденькая журналистка расследование провела, фотографию Арсена на фоне рынка поместила. Ее потом за это «расследование» с работы выперли, редактор аж матерился, бумаги ее из стола в окно выкидывая. А Чутков, принимая очередной конверт от Арсена, только расстроился, что купюры старого образца, с «маленькими» президентами.
При всей невероятности ситуации казалось, что учитель Колесников совершенно не удивлен происходящему, он сочувственно улыбался и ласково гладил плачущих ментов по головкам и прислушивался к все учащающимся ударам, доносящимся из-за двери. Как бы эти милиционеры не поувечили друг друга. Ему было легче, куда легче, его главный грех за последние лет десять — завышение показателей оценки знаний учащихся при роновских (по-новому — волостных) и облоновских (нынче — губернских) проверках. Но вот в детстве, еще в школе, он как-то украл у своего одноклассника Витька замечательный пластмассовый танк на батарейках и с пультом управления. У танка даже башня поворачивалась и прожектор горел. Этот танк подарил Витьку батя, шофер-дальнобойшик, только вернувшийся из рейса, и Витек принес его в школу похвалиться. А Колесников, освобожденный от физкультуры, прокрался в класс и украл. Как же Витек тогда плакал… Поиграть с этим чудесным танком Колесникову так и не довелось, он спрятал его в лесопосадке, в кабине старого грузовика, и сначала боялся его даже вытаскивать, лишь заглядывал краешком глаза, на месте ли. А когда наконец осмелился вытащить, оказалось, что от сырости в нем сели батарейки. Еще через неделю танк свой он обнаружил на раме того самого грузовика совершенно исковерканным. Его расстреляли из поджигных «большие ребята», видимо, нашли случайно. А Витька, которому отец из-за пропажи танка так и не купил обещанный велосипед, так и не узнал, кто украл у него самое ценное. И учитель почувствовал, как по щекам его покатились слезы.
