Остров, не отмеченный на карте - Снегов Сергей Александрович (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
— Что я хотел сказать вам, доктор… — сказал он глуховатым чугунного звона баском.
— Альфред Сток, — подсказал доктор. — Химическая физика.
— Профессор Арчибальд Боймер, экспериментальная астрология, — представился Мефистофель. — Хотя наши научные интересы далеки один от другого, уверен, вы слышали обо мне.
Об Арчибальде Боймере доктор Сток, конечно, слышал. Верховный Скакун научного товарищества «Кони Армагеддона» Норман Ковальский, друг и начальник Альфреда Стока, отозвался о Боймере кратко и содержательно: «Жуткий болван!» И тут же разъяснил свою не так доказательную, как ругательную квалификацию: «Дорогой Альфред, опыт в нашу эпоху завоевывает все позиции. Я создал экспериментальную метафизику, и в том сверхъестественного нет. Ибо метафизика — что? Нечто за физикой, так ведь по значению слов, то есть учение об общих свойствах бытия. А любую форму бытия можно сегодня промоделировать в программе компьютера, а стало быть, и подвергнуть экспериментальному исследованию. Но астрология! Это же учение о влиянии небесных светил на жизнь человека! Экспериментировать с расположением светил? Искусственно отгонять Марс от Юпитера? Приближать Венеру к Меркурию? Чушь, не правда ли?» Доктор Сток вспомнил энергичную научную ругань своего руководителя, и это отразилось на его беседе с постаревшим Мефистофелем.
— Итак, вы хотели мне что-то сказать, профессор Боймер?
— Хочу сделать маленькое предложение. Не продадите ли одну имеющуюся у вас вещицу?
Доктор Сток знал, что с незнакомыми рискованно крупно шутить, но не справился со своим дурным характером.
— Вы хотите купить мою душу? А за какую цену?
— У вас есть душа? — холодно поинтересовался специалист по экспериментальной астрологии. — И давно вы это обнаружили?
— Всю жизнь чувствовал, что за душой у меня есть только душа и никаких других достояний. Но я ее высоко ценю, — возможно, за отсутствием более ценного имущества.
— Людям свойственно самообольщаться, — непреклонно установил Мефистофель.
— К вопросу о вашей душе мы воротимся позже. Нет, я хотел бы приобрести нечто гораздо более примитивное, к тому же не вполне законно вами захваченное. Я говорю о наполняющем вас ощущении благостности.
— Ощущение благостности? Я вас правильно понял?
— Абсолютно правильно. Открою вам маленький секрет, доктор Сток. Генерал-профессор Лесли Говард Гордон известил меня, что моим соседом в полете будете вы, и любезно дал прочитать вашу автобиографию. Несложные вычисления с применением тензорного анализа показали, что вашу судьбу определяет противостояние Венеры Юпитеру, осложняемое бесцеремонным вторжением Марса и диким хаосом проносящегося неподалеку астероидного облака. А ведь от шальных астероидов хорошего не ждать. Короче, эн-мерная матрица вашего бытия засвидетельствовала, что определяющие свойства вашей психики — уныние, подавленность и неверие в свои интеллектуальные способности. Между тем вот уже одиннадцать часов вы пребываете в радужном настроении: у вас радостно блестят глаза, когда вы смотрите в мутную темь океана, будущее — я это хорошо разглядел — предстает вам неправомочно сияющим. Непорядок, не правда ли? Короткое вычисление на моем карманном компьютере установило, что на вас случайно и незаконно снизошло то, что по расположению светил принадлежит не вам, а вашему будущему начальнику Джону Паолини. Добавлю, что лечу на Нио исключительно для того, чтобы ввести Паолини в принадлежащее ему благорасположение. Но поскольку вы…
— Ничего не я! У меня свое настроение, у Паолини — свое. Ничего не имею против того, чтобы оба мы пребывали в добрых чувствах.
Что ученый-астролог, так сильно смахивающий на Мефистофеля, шагает в своих рассуждениях за грань простой логики, Сток понял сразу. Дальнейшая беседа лишь укрепила это убеждение. Астролог пространно доказывал, что количество благоприятных комбинаций светил ограничено и потому число людей, пребывающих в благодушии, не может превзойти предельную для данного времени норму; соответственно, имеется верхний предел и для людей, коим силой небесных светил суждены на эти часы неудачи, горе и дурное расположение духа. В этих условиях очень нежелательны искусственные перепутывания судеб, а это, к сожалению, случается: человек, назначенный на вполне обоснованное уныние, вдруг беспричинно впадает в восторг. Он, профессор Арчибальд Боймер, убежден, что и сам доктор Сток понимает неосновательность своего благодушия и, следовательно, столь же отчетливо должен понимать, что это благодушие, собственно, не его, а чужое и захвачено ценой обделения другого человека добрым настроением.
— Мое доброе настроение основано на личных причинах, — возразил доктор Сток. — Ибо я лечу в место, которое охарактеризовано мне как рай, и буду вести там интереснейшие исследования.
Рожки на висках Мефистофеля встопорщились, чугунные звоны голоса стали глуше.
— Условимся о значении терминов «рай» и «ад». Вам, надеюсь, ясно, что рай для дьявола — ад для святого. Люди — мешанина из святости и чертовщины. Не откажите в любезности сообщить: как вы относитесь к числу «тринадцать»?
— «Тринадцать» для меня счастливое число.
— Значит, черта в вас больше, чем ангела, доктор Сток. Хорошим людям не везет по тринадцатым числам, а плохим тринадцатого все удается. Доктор Сток сделал попытку обидеться.
— Мы с вами еще как следует не познакомились, а вы уже обзываете меня дурным человеком, профессор Боймер!
— Я знаю вас, — хмуро сказал астролог. — На вас бросил взгляд приближающийся к Венере Марс. У Марса тяжелый взгляд, можете мне поверить. Столько зла ждешь от этой зловредной планеты!
3
Доктор Сток заметил, что остальные пассажиры самолета не прислушиваются к его странному разговору с ученым-астрологом, так смахивающим на Мефистофеля. Все молчаливо покоились в креслах, каждый был погружен в раздумье или похрапывал. У тех, кто дремал, лица, освобожденные от предписанных мин, еще сильней становились похожими на рожи закоснелых обитателей тюрем. Доктору Стоку не нравились пассажиры. И если он со внутренним смешком вспоминал забавные разглагольствования профессора Боймера, а сам облик специалиста по экспериментальной астрологии порождал насмешку, то внешность остальных пассажиров вызывала беспокойство: доктору Стоку чудилось, что он попал в скверную компанию.
Стюардесса объявила, что самолет приблизился к месту посадки, но внизу простирался все тот же темный, а сверху казавшийся еще и немного выпуклым океан. Доктор Сток спросил Мефистофеля: где же, собственно, остров? Не на воду же им спускаться!
— Остров сейчас откроют, — проворчал астролог.
Только теперь доктор Сток понял, что самолет давно уже кружится над одним местом в океане: солнце быстро перемещалось справа налево, обходило самолет сзади и снова накатывалось с правого бока. Но внизу по-прежнему ничего не было, кроме выпуклой — дном вверх — чаши темной воды. Астролог счел нужным успокоить Стока:
— Нио прикрыт силовым экраном. Установят, что мы — те, кого ждут, и раскроют объятия. Через час будем в гостинице.
Внизу разлился широкий голубоватый свет. Вначале он был просто шаром сияющего тумана, шар взметнулся из недр океана, вздымался вверх, достиг самолета, окутал самолет, ушел в небо. Под самолетом открылся город нарядных зданий и парков. Самолет сел на желтую гравийную площадку. Пассажиры чинно выходили наружу. К доктору Стоку подошел высокий средних лет мужчина с приветливым лицом и с такой величавой фигурой, что казался древней статуей, сошедшей с пьедестала.
— Меня зовут Спадавеккия, — проговорил он звучным, торжественным голосом.
— Хирон Спадавеккия, если не возражаете, доктор Сток. В гостинице вас ждут. Вы хотели номер тринадцатый, не правда ли? Мы освободили его.
— Я не высказывал желания, чтобы для меня освобождали занятый номер, — заметил доктор Сток.
— Вы объявили, что «тринадцать» у вас счастливое число. Такое объяснение равносильно приказанию. Наша обязанность создавать всем на Нио радость существования.
