В глубине Великого Кристалла. Том 2 - Крапивин Владислав Петрович (книга бесплатный формат TXT) 📗
— А! — весело подыграл Валентин. — Это, значит, чтобы любое желание выполнялось…
Плечи мальчика как-то поникли. Он сказал полушепотом:
— Мне любое не надо… Одно бы…
— А… какое? — посерьезнел Валентин. — Не секрет?
Мальчик еле слышно сказал:
— Секрет…
— Ну извини…
Мальчик шевельнул спиной: ладно, мол, чего там… Он словно повзрослел на глазах.
Если и было все это игрой — щука и так далее, — то игрой с каким-то серьезным, неведомым Валентину смыслом. И Валентин ощутил тяжелую неловкость из-за своего непрошеного вмешательства. Однако уйти просто так было тоже неловко. И ничего лучшего не нашел он, как пошутить. Причем заранее ощутил виноватость от неуклюжести этой шутки:
— Щука для такой бочки все-таки великовата. А вот золотая рыбка — в самый раз. Она ведь тоже годится для желаний…
Реакция была неожиданной. Мальчик встряхнулся. Выдернул из воды ноги, крутанулся к Валентину. В серых глазах его словно трепыхались желтые мотыльки.
— Ой, правда ведь… А я не догадался.
Совесть царапнула Валентина. “Зачем я малышу голову морочу…” Но, не устояв перед мальчишеской радостью, он опять подыграл ему.
— Только ведь золотых рыбок сетями ловят…
— Я знаю! У деда авоська есть, тонкая такая, шелковая. На обруч натяну — будет сачок. Тут ведь большая сеть не нужна! — Он радовался теперь так открыто и заразительно, что Валентина просто душой потянуло к этому необыкновенному пацаненку. В “Репейник” бы такого!
“А что, — подумал он, — мальчик-то местный, разыщу потом и приведу…”
А маленький рыболов доверительно поделился с Валентином:
— Надо только дождаться, когда солнце здесь отразится. Тогда уж точно выловлю. Потому что наговор для невода я даже лучше знаю, чем для магнита…
— Ну… ни пуха ни пера, — сказал на прощанье Валентин. И неожиданно, будто за язык дернули, добавил: — Князь…
Короткие светлые брови мальчика удивленно дрогнули, но отозвался он сразу — легко и озорно:
— Ага! Ни чешуйки, ни хвоста!… — Вскочил на шаткую лавочку, начал мотать на удилище леску.
Валентин, улыбаясь, отошел, оглянулся, неловко помахал мальчику ладонью. И тот в ответ замахал Валентину…
Таким Валентин и запомнил маленького рыбака — как он стоит под июльским жарким солнцем со вскинутой головой, с поднятой над плечом ладошкой, похожей на крылышко. Веселый, коричневый, в мятой и смешно оттопыренной на животе майке…
…Ни разу потом не встретил Валентин этого мальчика. Мало того, не мог он отыскать даже этот дом с бочкой под водосточной трубой. Тропинка от часовни приводила то на заброшенный стадион, то на Водопроводную улицу. Да и сама часовенка при ближайшем рассмотрении оказалась отключенной трансформаторной будкой. Выйти же в Ручейковый проезд никак не получалось. А расспрашивать Валентин почему-то стеснялся. К тому же наступили такие дни, что стало и не до этого.
Но пока все было хорошо, и он шагал, бережно унося из Ручейкового проезда ласковую память о встрече с маленьким ловцом золотой рыбки.
В этом настроении Валентин и добрался до “Репейника”. Старые кварталы остались позади. Клуб располагался в цокольном этаже новой двадцатиэтажки. Над приземистой дверью голубела вывеска с названием клуба и эмблемой: мальчик и девочка, с головами, похожими на репейные маковки, плывут в бумажном кораблике — веселые, беззаботные… И при взгляде на эту вывеску Валентина охватило уже привычное и все равно радостное предчувствие. Сейчас он окунется в жизнь, о какой тайно мечтал с детства. Туда, где полно ребячьей доброты, товарищеской надежности и умения радоваться друг другу. А еще — озорной возни и в то же время умного, общей работой продиктованного порядка…
В небольшой прихожей, у столика с телефоном, дулись в шашки — со щелканьем о доску и вскриками — два дежурных: рыжая Ленка Орехова и неугомонный, как чертик, быстроглазый Митька Игоркин. Оба подскочили, завопили “ура”, будто не видели Валентина целый год.
— Привет, господа вахтенные командиры! Адмирал здесь? Новости имеются?
Митька отрапортовал, что “адмирал тута”, особых новостей нет, а Валентина кто-то разыскивал по телефону.
— Какой-то дядька. Сказал, чтобы ты сразу позвонил, как придешь. Я записал телефон.
“Господи, уже и здесь отыскали”, — подумал Валентин.
Номер был незнакомый. Откликнулись сразу:
— Штаб-поручик Ряжский. Что вы хотели?
— Не знаю… Это вы что-то хотели. Просили меня позвонить, номер оставили.
— Фамилия…
— Чья? Моя?
— Ну не моя же! Я свою знаю. И вам представился, по-моему.
— Волынов моя фамилия, — с нарастающим чувством неволи и близких неприятностей отозвался Валентин. И попытался все-таки сохранить независимый тон. — А в чем дело, штаб-поручик Ряжский?
— Зайдите к нам. В отдел воинского резерва. К шестнадцати часам.
— Это… обязательно?
Штаб-поручик отозвался со смесью скуки и легкого злорадства:
— Это на ваше усмотрение. Но если не явитесь, встанет вопрос об уклонении.
— Уклонении… от чего?
— Придете — все узнаете… — И застонали короткие гудки.
…Это было восемь лет назад, в эпоху “всеобщей стабильности”, за два года до кончины Верного Продолжателя…
Часть первая. ЗАЛОЖНИКИ
Летний лагерь «Аистенок»
1
Дверь дачного домика была хлипкая, и после второго удара Валентин внес ее внутрь на левом плече. Отшвырнул к стене, рявкнул:
— Ты что делаешь с ребенком, падаль такая!!
Мухобоя отшатнуло в угол. Он поскользнулся, грохнулся, выпустил свою “хлопалку”, вскочил...
— Стоять! Руки!..
Мухобой машинально вскинул руки над плечами (знает, гад!), но тут же опустил. Мигом пришел в себя.
— Вы что себе позволяете! Гражданин Волынов!..
— Я тебе покажу “гражданина”... — Валентин запально дышал. Вдруг сильно заболели негнущиеся пальцы и кисть левой руки. — Илюшка... ты иди. Я тут... поговорю...
Илюшка смотрел мокрыми глазами, из-за стола не встал. Подбородок был запрокинут, на горле дрожала синяя жилка.
— Иди и ничего не бойся, — выдохнул Валентин. — А я...
— Вы, собственно, почему здесь распоряжаетесь? — с полным теперь самообладанием произнес Мухобой. — Вам кто позволил врываться и громить?
— Иди, Илюшка, — третий раз, уже ровнее, выговорил Валентин. — Теперь не он здесь командует, а я. Он... снят с должности.
Илюшка быстро облизнул губы.
— Значит... он не будет подписывать документ?
— Что? Какой документ?.. Ничего он не будет подписывать! Только протокол своего допроса. У следователя... Иди, малыш...
Илюшка шевельнулся. Сказал тихо и отрывисто:
— Я ведь сам-то не отвяжу...
— Что?
— Ноги... — Он опять качнулся на табурете.
И Валентин увидел, что Илюшкины коричневые икры туго примотаны бинтами к табуретным ножкам. Морщась от жалости и будто от собственной боли, Валентин отцепил от пояса и раскрыл ножик-брелок (он всегда точил им карандаши). Чиркнул по марлевым лентам, они опали. Валентин яростно размотал, скомкал бинты, швырнул их в рожу неподвижного Мухобоя. Бинты не долетели, распустились в воздухе. Мухобой не шевельнулся.
Валентин за плечи подвел Илюшку к порогу (плечи вздрагивали).
— Обувайся и беги скорее...
Илюшка торопливо застегнул сандалии. Потом не то всхлипнул, не то прошептал:
— До свидания...
— Беги... Да! Заскочи на поляну у заброшенной будки, скажи ребятам, что они свободны...
Илюшка тяжело, не похоже на себя, побежал через ромашки под лиловым грозовым небом. Сильно сверкнуло, и почти сразу ахнул гром. Валентин рывком обернулся к Мухобою. Тот улыбнулся. Улыбка на костистом, обтянутом сухой кожей лице была как прямая черная щель.
— Значит, вы, Валентин Валерьевич, сняли меня с должности?
— Уголовный преступник не может быть воспитателем. Вы избивали ребенка.
— “Избивали”! — вдруг взвизгнул Мухобой. Истерично, по-бабьи. — Дурак! А как с ней управляться, с этой сворой? Ты пробовал?! — Он раскорячился, кожа на лице обмякла.
