Усатый-полосатый - Каплан Виталий Маркович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
— Здорово, дедушка Кондратий, — откликнулся Сергей, ставя сумку на черный кожаный диван. — Что новенького в наших Палестинах? Жизнь бьет ключом, и все по голове?
— В Багдаде все спокойно, мой халиф, — плотоядно усмехнулся Сашка, скаля тридцать два абсолютно здоровых зуба, — Сема своей необъятной задницей прочно сидит на биллютне, это тебе, полагаю, известно, а вот чего ты не знаешь, так это насчет вторника. Вызывал меня на ковер дяденька Бугров, и весьма неделикатно вставлял клизму в положенное место.
— Это с какой еще радости?
— А работаем плохо, — жизнерадостно пояснил Кондрашев, похоже, не особо расстроенный подобной мелочью жизни. — В сентябре на пятнадцать процентов меньше задержаний, чем в августе. Стало быть, на столько же процентов хуже бездельничаем. Так, наш родимый, и выразился. Это раз. Сема с дружинниками поскандалил, они теперь не хотят с нами в совместное патрулирование ходить — это факт номер два. Ну, и мелочевка разная, вроде несвоевременно сданных бумаг.
Сергей хмыкнул.
— Бугров что, совсем мозгой заплесневел? — поинтересовался он, роясь в недрах сумки. — Сентябрь же все-таки не август, в школах занятия начались, вот и бегают меньше. Это и пню лесному доступно.
— Первый этаж, вторая дверь направо, — ехидно посоветовал Сашка. Явись пред мутные Бугровские очи и поделись соображениями. Наш Бугор тебя похвалит, может, премию отвалит.
— А что? — заинтересовался Сергей. — Толковая мысля. Хочешь, на спор пойду и скажу? Я тут общественник-бессребреник, денег за доблестный труд не получаю, и вообще числюсь по комсомольской линии. Так что мне не страшен серый волк.
— Вполне детсадовское рассуждение, — одобрительно улыбнулся Кондрашев. — Вот они, розовые очечки на шелковой цепочке. Дядя Бугров у нас нервный, в младенчестве ушибленный, в юности обиженный. Вылетишь из оперотряда как пробка от «Салюта». А то и бумагу в институт сделает. Учти, Серый, он не любитель. Он профессионал.
— Ладно, хрен с ним и жеванная морковка, — Сергей наконец отыскал нужную тетрадку. — Ты вон чего скажи, Мишка с Иваном сегодня придут?
— Шайтан их в курсе. Обещались вроде бы. Во всяком случае, в графике на сегодня они имеют счастье быть.
— Усек, шеф. Ну, и какая предстоит работенка? А то ведь мне еще и конспектом страдать.
— Страдай, Сережа, страдай, — ласково покивал головой Кондрашев. Делать все равно нефига. Ты сегодня не в патруле, так что здесь останешься за главного. Строчи сколько вытерпишь. Кого конспектируешь-то?
— Да вот, Анти-Дюринга стругаю мелкими ломтями.
— Знакомо. Бывало, и мы на юридическом баловались. Я гляжу, совсем замордовала вас Василиса Премудрая.
— В этом определении есть лишние буквы, — заметил Сергей. — И мы оба с тобой знаем, какие.
— Ну уж само собой, — согласился Сашка. — Весь ваш оперотряд от нее на стенку лезет. А с виду, говорят, милая старушка.
— Да уж. Зверь-баба.
— Зато после института будет что вспомнить, — продолжал свою праздную мысль Кондрашев. А слушай, Серый, — глаза его шкодливо блеснули, как и всегда в те минуты, когда старшему лейтенанту хотелось подурачиться. — А что, если эту вашу бабенцию задержать как несовершеннолетнюю? Ростом подходит, фигурой… В КПЗ посадим, в детприемник сдадим. Глядишь, вам и облегчение…
— Тогда уж в дедприемник, — внес коррективу Сергей. — Кстати, по факультету из года в год ползают слухи, что милая наша старушка сама в свое время так развлекалась. Может, кое-куда пописывала. А может, и подписывала.
— Интересно, до какого же чина она дослужилась? — задумчиво протянул Сашка. — Ведь экое же ископаемое…
— Вот уж тайна сия велика есть, — буркнул Сергей, очищая от бумаг второй стол. Он разложил бесценное сокровище — тетради N 1, откуда сдувал, и N 2, куда писал. У него уже и зубы заныли от предвкушения.
Но страдать пришлось отложить. Защебетали в дверях нежные, такие солнечные на общем слякотном фоне голоса, и явились на пороге Маринка с Марьянкой. Первая — брюнетка полуюжного типа, вторая — восхитительная, хотя и малость полноватая шатенка.
— Не как штыки прибываем, барышни! — сурово заметил Кондрашев и показал подбородком на циферблат. — Почему опять опоздание? Где наша боевая дисциплина?
Суровость получалась у него не ахти как. На ущербную троечку.
— А что это мы, Сашенька, такие сердитые? — хором поинтересовались ничуть не уязвленные таким приветствием дамы. — Перепады настроения? Магнитные бури? А может, законная супруга? Уж не отыскала ли она следы помады на твоей мужественной личности?
— Ну, — хмыкнул Сашка, — если бы отыскала, вы бы мне, красавицы, апельсинчики в Склифосовского носили. В моей прекрасной половине центнера полтора будет. Такая ежели двинет…
— Бедняжка, — сочувственно вздохнула Марьянка-шатенка. — Как не повезло! Надо бы тебя чем-нибудь утешить.
— Это точно, — поддержала ее Маринка. — А то вы оба хмурые какие-то, неестественные. Сережка вон тоже кислый, учится, прямо по уши въехал. А разве его нежные уши на такое рассчитаны?
— Изыди, вертихвостка, — не поднимая головы, огрызнулся Сергей. — Не мешай опытному дяде-хирургу. Идет ответственная операция, Анти-Дюринга кромсаю. Отвлечешь — гляди, еще чего-нибудь не то отрежу.
— Все с тобой понятно, — кивнула Марьянка. — Ты у нас тоже бедняжка. Жертва материализма. Тебя тоже надо пожалеть.
— И приласкать, — добавил Сергей.
— Потерпишь. Мари, врубай самоварчик. А между прочим, — добавила она томно, — что у нас есть!
— А что у вас есть? — одновременно вскинулись Сашка с Сергеем.
— А есть у нас конфеты «Ласточка» — раз. Колбаска любительская — два. И торт — три.
— Какой торт? — сурово осведомился сладкоежка Кондрашев.
— С орехами.
— А между прочим, по поводу?
— Да так, — смущенно потупилась Марьянка. — Был бы тортик, а повод найдется.
— Это она замуж собралась, — высказал предположение Сергей.
— Скажешь тоже, обормот, — фыркнула загадочная брюнетка. — Чего я там не видела?
— Много чего, — философски заметил Кондрашев и облизнулся. — Ладно. Замуж отпускаю. А что с орехами — то ценно.
— Только, Сань, условие — изрекла Маринка командирским голосом. Споешь нам. А то что-то давненько мы тебя не слышали.
— Ладно, девицы-красавицы, уболтали, — неожиданно легко согласился Кондрашев, вообще-то любивший поломаться. — У меня тоже, можно сказать, сегодня именины сердца — сыну полтора годика стукнуло. Ну, так и быть, повеселю ваши ветреные души.
В одном из шкафов правой комнатки хранилась Сашкина шестиструнка. «Моя мадам», обзывал ее старший лейтенант. Мадам была одета в кожаный чехол и замаскирована стопками пыльных папок. Приходилось жить по суровым законам конспирации — начальник вокзальной милиции майор Бугров треньканья не одобрял. Тем более в рабочее время. К его мнению присоединялся и Семен Митрофанович. Он вообще во всем к Бугрову присоединялся.
…Самовар вскипел, огласив пространство чем-то вроде паровозного гудка. Миг — и на столе возникла клеенчатая скатерть, еще миг — и нарисовались на ней блюдца с нарезанной колбаской, сыром, появился свежий, блестящий поджаренными боками каравай, и Кондрашев, хитро оглянувшись на дверь, извлек из ящика своего стола заветную банку с импортным чаем «седой граф».
Сергей решительно задвинул тетради с конспектами и потянулся к чашке. Марксизм подождет. Уже сто лет ждет он крушения капитализма, так что ничего, потерпит и полчасика, перетопчется.
Хлебнув чайку и откушав парочку бутербродов, Кондрашев лукаво подмигнул девушкам, а затем удалился в хранилище. Вернулся он оттуда с гитарой. Что и говорить, знатная у него была «мадам». Крутобокая, с рыжевато-ореховой декой, с нейлоновыми струнами заграничного изготовления, она обладала нежным, точно у кормящей мамаши, голосом. Старший лейтенант ценил свое сокровище и оберегал от пыли, начальственного глаза и прочих неприятностей.
Сперва по просьбе трудящихся сбацал он «Колорадо», где давал всем шороху верный дружок-карабин и не угнаться было Америке за нами по количеству развесистой клюквы. Потом Сашка переключился на Высоцкого. И рвался из-под флажков непокорный волк, и падал в пустоту невысмотренный никем плод, и от взрезанного винтом дельфиньего брюха летали по комнате круто-соленые брызги.
