Кокон - Андерсон Пол Уильям (книга регистрации TXT) 📗
— Как я понимаю, вам удалось оторваться от ВК, — наконец произнес он и, подождав, пока Коскинен кивнет, продолжал. — Что ж, возможно мы могли бы вас спрятать… а может, и нет… Давайте начистоту. Откровенно. Что нам это даст? У нас и без того забот полон рот.
— Наверное, я могу быть вам полезен, — ответил Коскинен. Он указал на генератор. — Вот эта штука — причина всему.
— Интересно, — протянул Трембецкий без всякого выражения. — Правда, мы и сами пришли к такому выводу на основании данных нашего собственного небольшого расследования…
— Как вы считаете, с Дэйвом все в порядке… или…
— Не думаю, чтобы ему нанесли какой-либо непоправимый вред. Ему наверняка устроили психодопрос, но, если он не располагает важными сведениями… Так или нет? — Вопрос грянул как выстрел. Коскинен не успел и рта раскрыть, как Трембецкий понимающе кивнул. — Прекрасно. Значит Дэйва они держат только в качестве заложника. А следовательно, он цел и невредим. Не буду скрывать, это несколько связывает нам руки.
— Вы пытались что-нибудь сделать? Не мог ли мистер Абрамс, например… да, конечно, мог бы… поговорить с Президентом?
— Всему свое время. Чтобы добиться встречи с Президентом, нужно прежде всего время, какой бы высокий пост не занимал человек. Особенно, если учесть, что окружение Президента чертовски любит тянуть резину… А сейчас это им на руку. И они совершенно явно тянут. Любой правительственный чиновник как огня боится ВК; неверный шаг запросто может стоить ему поста или еще чего похуже. Ведь это же Вашингтон!
— Но ведь сам Президент…
— Да, в этом смысле нам повезло. По убеждениям он ярый либертарианец. Но не забудьте, на нем лежит ответственность за безопасность Соединенных Штатов, а она в наши дни неразрывно связана со стабильностью Протектората. И вот тут-то значение ВК нельзя недооценивать. Поэтому Маркусу сойдет с рук почти все, что угодно.
— Но ведь Президент может просто уволить Маркуса!
— Это не так просто. Следует учитывать сложность внутри-правительственных отношений, иначе неизбежен правительственный кризис. Более того, каждый лидер должен лавировать, идти на компромиссы, а то, в конце концов, на него ополчатся все вокруг, и он окажется бессилен что-либо сделать. Вспомните историю. Каково было Линкольну мириться с болванами в тогдашнем кабинете, не говоря уже о множестве тупоголовых генералов? Или вот, например, непростые взаимоотношения сталинистов и антисталинистов в бывшем Советском Союзе… Или… Впрочем, ладно. Я лишь хотел сказать, что Президент не может вдруг взять да и уволить Маркуса. Он сможет его уволить только в том случае, если Маркус совершит что-нибудь вопиюще противозаконное. Нельзя отменить и распоряжения Маркуса по ВК, по крайней мере, до тех пор, пока Президент и Конгресс окончательно не убедятся в том, что эти распоряжения вредны.
— Может, нам удастся их убедить? — спросил Коскинен.
— Возможно. Хотя это трудно сделать, пользуясь обычными, легальными способами. А если мы сами нарушим закон — например, укроем потенциального преступника от правосудия — мы тем самым скомпрометируем себя.
Коскинен не ответил. Некоторое время слышалось лишь журчание фонтана.
— А вот и завтрак!
Коскинен открыл глаза и ошарашено понял, что задремал. Человек, подкативший к ним столик, снял прикрывавшую его салфетку. Коскинен увидел кофе, апельсиновый сок, французские булочки, масло, сыр, икру и запотевшую бутылку водки. Трембецкий протянул ему и Вивьен по таблетке стимулятора.
— Сначала примите это, — посоветовал он. — Тогда еда доставит вам еще больше удовольствия.
— Это точно, — мрачно подтвердила Вивьен. — Заодно и в голове прояснится.
Не успели они приступить к еде, как в дальнем конце появилось еще двое. Трембецкий встал.
— Прошу прощения за то, что отрываю вас от еды, — сказал он, — но это мой босс.
11
Натан Абрамс не мог похвастаться высоким ростом, к тому же с годами он становился все более округл и лыс. При каждом шаге халат закручивался вокруг ног в пижамных брюках, и это выглядело довольно нелепо. Но Коскинену никогда прежде не случалось видеть столь сильно раздраженного человека, который при этом столь же умело держал себя в руках.
Абрамс опустился в кресло, как бы приглашая гостя к беседе.
— Боже праведный, — тяжело вздохнул он, затем процедил сквозь зубы: — Меня никогда не покидало ощущение, что мир стремительно гниет, и последние события — очевидное тому подтверждение. По-моему, мы упустили время для борьбы…
— А каким, собственно, оружием вы собирались?.. — поинтересовался Трембецкий.
— Для начала можно попробовать это. — Абрамс махнул рукой в сторону генератора поля.
— Чтобы изготовить несколько штук и обучить группу, потребуется время.
— Но Дэйв… — голос Лии Абрамс дрогнул. Чтобы замять неловкость, девушка принялась раскладывать еду по тарелкам. — О, извините, — обратилась она к Коскинену и Вивьен. — Вы, должно быть, умираете от голода.
Несмотря на напряжение, Коскинен внимательно к ней присмотрелся. Конечно же, он помнил, что у Дэйва есть сестра, но ей было всего пятнадцать, когда они улетали. И сегодня он совсем не ожидал увидеть ее такой — стройную и гибкую, сероглазую, с веснушками-пылинками, едва видимыми на изящном носике, каштановыми волосами до плеч и походкой балерины. У нее, должно быть, такая же сила воли, как у отца, подумал Коскинен. Натан Абрамс не рассказал жене о настоящей встрече, боялся, что она не выдержит, зато дочь присутствовала здесь наравне с ним, конечно же.
И она весьма кстати напомнила о завтраке. Он действительно зверски проголодался, но никак не мог решиться взять, наконец, вилку в руку, пока девушка, словно прочтя его мысли, не предложила:
— Приступайте. Не притворяйтесь, что трудности довели вас до потери аппетита. И знаете, я тоже чего-нибудь съем, с вами за компанию.
Вивьен улыбнулась:
— Вы тактичны, но себя не забываете. Это справедливо. Спасибо, мисс Абрамс. Мы теперь все в одной упряжке.
— В этом я не совсем уверен, — заметил Трембецкий.
— Что ты имеешь против, Ян? — спросил Абрамс намеренно громко.
— Ну… — протянул поляк.
— Я ведь не предлагаю ничего опрометчивого или поспешного, ты же понимаешь. Самое главное для нас — вернуть Дэйва и всех остальных с корабля, и действовать мы должны с максимальной осторожностью. Хотя, рано или поздно, нам придется…
Абрамс умолк на полуслове, но Трембецкий резким тоном досказал за него фразу:
— Вступить в борьбу с собственным правительством, да?
— Да… С Маркусом, по крайней мере. Никто не посмеет сказать, что я хочу этого или хотел когда-либо раньше, я вообще не боец, но Маркус помешан на силовых методах, у него мания величия. Мы должны его остановить.
— Сейчас не время для обвинительной речи, Нат, — оборвал его Трембецкий. — Неофашизм не появляется на пустом месте, так же как не рождаются из ничего императоры. То, с чем столкнулись мы, называется иначе — это цезаризм, отличающийся от цезаризма времен Рима только тем, что возник в республике с более высоким технологическим развитием. И возник, заметь, как средство первой помощи, как средство выживания в условиях термоядерного века. Попробуй сбросить Цезаря с трона Империи! Цена твоего поступка всегда была и будет одна — гражданская война и ослабление страны, окруженной племенами бессовестных варваров.
— Нонсенс! Я никогда так не думал!
— Это практически неизбежно, Нат. Это только кажется, что бескровный переворот нравственнее открытой революционной борьбы. И в том, и в другом случае неизбежно последует развал зыбкого баланса социальных сил. Что означает — экономический хаос. В этих условиях, когда общество не способно обеспечить себя за счет собственных внутренних ресурсов… открывается прямой путь к тоталитарной диктатуре. И народ — люди, населяющие страну, сами потребуют, чтобы во главе их стала сильная личность. Свобода не становится слаще от вида смертельно голодных детей. По крайней мере, для большинства выбор будет однозначен. Маркуса поддерживают миллионы только потому, что вы и вам подобные не сумели ни наладить отношения с враждебными зарубежными странами, ни избежать перенаселения; вы потворствовали неравномерному распределению богатств, низкому культурному уровню людей. И если сейчас верхние классы Америки займутся междоусобной войной, это будет самая настоящая катастрофа. Разобщенность — самое страшное из зол, потому что любое дело, начинаемое без согласования сил, заведомо обречено на провал. Даже если нам удастся уничтожить Маркуса, я уверен, пришедшие ему на смену лидеры в первую голову уничтожат нас с вами. Поэтому, не учитывая даже всех практических трудностей, связанных с реализацией и осуществлением столь грандиозного и мелодраматического замысла, я считаю — именно на нас лежит ответственность за всю страну. И именно это соображение не дает нам права ввязываться в авантюру.
