Пылающие скалы - Парнов Еремей Иудович (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
Вопреки вполне понятной тревоге за собственную судьбу, Кирилл не мог осудить шефа, хотя и не упускал случая подбавить к общему шушуканью насчёт “изменника” насмешливое словечко. Более того, он был единственным, кто в глубине души полностью понимал Евгения Владимировича и, следовательно, оправдывал… Мысленно ставя себя на его место, Кирилл, хоть и не без усмешки, приходил к лестному для самолюбия выводу, что поступил бы точно так же. Одного он не мог простить судьбе: срока. Время для жизненных перемен было выбрано чертовски неудачно.
“Почему не через годик, а именно сейчас, когда так важна каждая минута? — вновь и вновь задавался он совершенно бессмысленным вопросом. — Неужели нельзя было подождать?”
И знал, что нельзя, потому что шеф, исчисляя оставшиеся годы, не принимал его, Киру Ланского, в расчёт, и вообще случай капризен и всякий раз по-новому выбрасывает свои кости.
Кирилл покосился на посапывающего рядом Малика. Его мясистое лицо было сосредоточенно и странно подвижно. Гневно шевелились кустистые брови, отчётливо выпирали на вечно румяных щёках энергичные желваки, и раздувались, резко выбрасывая воздух, крупные ноздри. Всё отчётливо вылепленные черты словно следовали в своём движении потаённому ритму.
“Проигрывает какую-нибудь скрипичную пьеску, — решил Кирилл. — Ему и горя мало. Живёт сегодняшним днём”.
Марлен, уйдя в себя, действительно слышал музыку. Именно слышал, а не играл, потому что был без остатка захвачен чистотой и математическим совершенством гармонии. Если бы его спросили вдруг, что это было, он, пожалуй, затруднился ответить точно. Возможно, юный Моцарт, а вернее всего Бах… Музыка не играла в настоящий момент самодовлеющей роли, но лишь сопровождала развитие мысли и настроения. Он не любил терзать себя долгосрочными планами и, даже обдумывая альтернативные решения, уходил от тупиков, полагаясь на счастливый случай, который, когда возникнет такая надобность, не замедлит себя проявить. Разделяя распространённое заблуждение, Малик как бы изначально полагал, что имя его навеки занесено в некий надмирный список любимчиков. Повинуясь волшебной палочке, жизнь выстраивалась в ожидаемый ряд. Старшая получила первую “четвёрку” по химии — прекрасно, младшая делает успехи в сольфеджио — так и должно быть, жене прибавили пятнадцать рублей зарплаты — значит, прибавят ещё, подвернулся по дешёвке раздолбанный “Бехштейн” — починит по старой дружбе знакомый настройщик, и так каждодневно. В отличие от Кирилла, постоянно сжигавшего свой единственно сущий сегодняшний день во имя вожделённого завтра, Малик и от работы получал одни только радости. Составленная шефом программа себя оправдывала, установка выдавала по семь-восемь проб за смену, результаты прекрасно укладывались в хитроумные формулы Киры — о чём тогда горевать? Вот и сейчас Евгений Владимирович устроил им встречу с директором крупнейшего металлургического завода, депутатом, Героем труда. Разве это не удача? Не счастливый шанс, который другие ловят — не могут поймать годами! Напрасно Кира сомневается в том, что из этой затеи выйдет толк, нагромождая выдуманные сложности. Опасения почти никогда не оправдываются. Зато нечаянная удача подстерегает ищущего на каждом шагу. Это мировая закономерность, проявляющая себя в звуках, в музыке. Путь от сомнения к нежданной радости перерастает в знакомую тему, разворачивается в некую партитуру, которую легче услышать, чем прочитать с листа.
Директор комбината Порфирий Кузьмич Логвинов встретил молодых научных сотрудников радушно и, что называется, запросто: в шлёпанцах и без пиджака.
— Кофейку не желаете? — предложил Порфирий Кузьмич. — Или чаю? Я, признаться, на чаёк перешёл. — Он привычно скользнул ладонью по левой стороне груди. — Мотор барахлить начал. Оно и понятно, шестой десяток разменял.
— А коньяк? — тонко улыбнулся Кирилл. — Помогает?
— Для снятия стресса, так сказать, и сосуды, говорят, расширяются… Так чай или кофе?
— Я исключительно за чай, — инстинктивно подлаживаясь под Логвинова, высказался Малик.
— Мне, если можно, кофе, — попросил Кирилл.
— Отчего же? — Логвинов сделал по телефону заказ. — Итак, молодые люди, — он вытер губы бумажной салфеткой и выжидательно сцепил пальцы. — Чем могу служить?
— Видите ли, Порфирий Кузьмин, — сделал осторожный заход Кирилл, — нам срочно нужна ваша помощь. Дело в том, что мы под руководством члена-корреспондента Евгения Владимировича Доровского…
— Знаю Доровского, — предпочёл прямой разговор Логвинов. — И о ваших хлопотах более-менее осведомлён. От меня лично вам чего требуется? Конкретно?
— Создать и опробовать в заводских условиях установку, — собравшись с духом, выпалил Ланской.
— Не больше и не меньше? — улыбнулся директор. — Тема госбюджетная?
— Поисковая.
— Проект имеется? Чертежи?
— Пока вот. — Марлен извлёк из портфеля копию заявки и кальку с эскизами. — Для начала.
— Не густо. — Порфирий Кузьмич неторопливо раскрыл футляр и надел очки.
— А это рядовой образец конечной продукции. — Малик стыдливо положил на стол ноздреватый цилиндрик губки. — Следовало бы, конечно, провести плавку, но у нас нет подходящей печи…
Логвинов небрежно подбросил образец на ладони.
— Небось читали про то, как крестьян где-то заставляли плавить чугун в глиняных горшках? — он неодобрительно покачал головой. — Ничего из этой затеи не выйдет. Мартышкин труд, химики.
— Почему? — обменявшись мгновенным взглядом с Маликом, вкрадчиво спросил Кирилл.
— Да потому, что вся дрянь, которая сидела в руде и топливе, перешла в ваше, с позволения сказать, железо.
— Только не в топливе, — запальчиво возразил Кирилл. — Мы греем раздельно, поэтому рудного слоя достигают лишь газы, летучие.
— А сера и фосфор, по-вашему, не летят? — Логвинов сочувственно пожевал губами. — Очень жаль, но чего-то вы, по-видимому, недопонимаете, молодые люди.
— Как же так, Порфирий Кузьмич? — растерялся Ланской. — Это же принципиально новый процесс. — Он жалко улыбнулся. — Посмотрите, какие энергетические выгоды! Мы можем восстанавливать чем угодно, углеводородами, спиртами, хоть уксусной кислотой…
— Допустим, — Логвинов пробежал глазами заявку. — Принцип я ещё из предыдущего разговора уловил. Неожиданно, даже остроумно, не спорю… Но какой с этого толк?
— То есть как? — опешил Кирилл, окончательно теряя почву под ногами.
— Да на кой ляд мне ваши орешки? — Сердитым жестом Логвинов смахнул со скатерти губку, которая пулей ударилась в экран телевизора. Малик даже голову втянул в плечи с испуга, но экран устоял. — Что я с ними буду делать, люди добрые? Для мартена не годится, для электрометаллургии — тоже. Куда их девать, скажите на милость?
Малик с мольбой и надеждой уставился на друга.
— Но так же нельзя рассуждать, — облизывая пересохшее нёбо, процедил сквозь зубы Кирилл. Внутренне собравшись, он попытался обуздать беспорядочно скачущие мысли. — Новый процесс вы хотите уложить в прокрустово ложе традиционной технологии. Не корректно получается, Порфирий Кузьмич.
— Что? — с весёлым удивлением воскликнул Логвинов. — Прокрустово ложе?! Да вы хоть знаете, что такое современный металлургический комбинат?.. Нет, как вам это нравится, прокрустово ложе! — он плеснул себе в стакан минеральной воды. — Вы что, хотите вообще отказаться от основного цикла? Назад в первобытную дикость?
— Вперёд, в безотходную химическую металлургию, — упорно стоял на своём Кирилл.
— Думаете, вам дадут под это свидетельство? — неожиданно спросил Логвинов, тяжело придавив заявку широкой кистью.
— Надеемся, — дернул плечом Кирилл.
— Дадут, — протянул Малик. — Куда они денутся?
— Не знаю, куда кто денется, но свидетельства вы не получите.
— Почему? — настороженно встрепенулся Ланской.
— А вот помяните моё слово!
Возникшее напряжение несколько разрядила официантка в кружевном передничке и наколке. Бесшумно расставив стаканы и чашки, она убрала со стола пустую бутылку и кокетливо улыбнулась Логвинову:
