«На суше и на море» - 65. Фантастика - Чижевский Герман Михайлович (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Люди в книгах были странные: они воевали, влюблялись, добывали какие-то «деньги». А планета Земля, которую так хвалил дядя Женя, мне казалась тогда не такой уж прекрасной: две страшные области — Пустыня и Океан часто губили людей. Но все-таки с каждым годом мне все сильнее хотелось побывать на этой планете. Ведь на ней родились дядя Женя, папа и мама. С нее ушел в космос наш звездолет… И наконец, на единственной во всей Вселенной планете — на Земле люди помнили о нас. Планета Земля помогала дяде Жене вести корабль точно по курсу, планета Земля разговаривала с нами, планета Земля уже долгие годы ждала нас.
Старые книги рассказывают: мальчишка-юнга с верхушки грот-мачты кричит: «Земля!» И капитан, проблуждавший два года в неизвестных шпротах таинственного Океана, смахивает радостную слезу… Дядя Женя не видел Землю двадцать один год, но когда автомат распахнул люк звездолета, пилот только сказал: «Пошли, малыш…» — и взял меня за руку. Мы вместе ступили с трапа на твердую планету Земля.
Так вот ты какая, Земля! Над головой в голубизне плывут охапки чего-то плотного, но легкого, белого, розовеющего по краям; под ногами — плиты серого камня; вдали — темно-зеленая, тусклая кайма… «Космодром», — догадался я.
Огромное поле космодрома пустынно. Потом с дальнего края поднялась железная стрекоза и, блестя вращающимися крыльями, полетела к нам. Она спустилась совсем рядом, и я опасливо попятился к трапу. Дядя Женя крепче сжал мою руку: «Вертолет». Хлопнула дверца, из живота стрекозы вышло двое людей.
Первый, высоченный, черный, как небо, сказал, наклоняя курчавую голову:
— Поздравляю с прибытием! Давайте знакомиться. — Он улыбнулся, на черном лице блеснули зубы. — Меня зовут Тангар. Сейчас я работаю Председателем Совета Республик Солнечной системы. Вот, — Тангар показал на своего коренастого беловолосого спутника, — Главный Космонавт Республик Грат.
Дядя Женя шагнул вперед, вытянулся:
— Второй пилот звездолета «Россия» Карелов; сын погибшего капитана звездолета «Россия» Андрей…
Тангар поднял руку:
— Знаю, все знаю. Связь «России» с Землей была. Хотя с перерывами, но была… О вас все знают. Люди на Земле, Марсе, Венере, на далеких спутниках Сатурна и Урана сейчас наблюдают за нашей встречей. От имени людей Солнечной системы приветствую и благодарю вас. — Он снова склонил перед нами свою большую курчавую голову…
… Главный Космонавт встал, обошел стол, заваленный кинопленкой, кассетами с магнитофонной лентой, осколками минералов и странными кристаллами.
— Великое дело, — негромко сказал Главный Космонавт, — вечная память людям, погибшим на планете Несчастья. Вы так ее назвали, Карелов, в своей радиограмме, под таким именем планету и занесли на звездные карты. Со временем мы раскроем загадку этой злосчастной планеты. А теперь, — Главный Космонавт присел на край стола, помолчал, — а теперь подумаем о вас… Двадцать один год полета на субсветовой скорости — пять сотен обычных земных лет… Вам нужно отдохнуть, осмотреться, многое узнать, Карелов. Мальчику — привыкнуть к Земле, приобрести друзей, выбрать профессию. Где бы вам хотелось пожить? Европа, Африка, Америка?
Дядя Женя усмехнулся:
— Через пять веков родственников, конечно, не сыщешь… Я бы хотел поселиться с малышом где-нибудь под Рязанью. Стосковался, знаете, по березе да по рябине…
— Ясно. Только учтите, что под Рязанью теперь субтропики, а климат среднерусской полосы отодвинулся к Полярному кругу. Полетите туда?
— Хорошо, — вздохнул дядя Женя, — только я хотел бы доехать, а не полететь.
Главный Космонавт развел руками.
— Понимаю вас, но… Наземный транспорт, исключая монорельс, не сохранился…
— Ладно, — дядя Женя поднялся с кресла, — разрешите задать вам еще вопрос? Какой вы национальности?
— Что? Ах, понимаю: где я родился? Я землянин. А Тангар, к примеру, венерианец, родился на Венере.
— Так. А почему вы говорите по-русски?
— Все люди теперь свободно владеют шестью языками. Один из них — русский. Вас еще что-нибудь интересует?
— Ну… думаю, для первого дня новостей хватит. Когда можно будет выехать, — дядя Женя запнулся, словно позабыл нужное слово, — домой?
— Мой ракетоплан к вашим услугам. Но если желаете, отправляйтесь на монорельсе. За это время дом для вас подготовят. — Главный Космонавт протянул руку сначала дяде Жене, потом мне: — Значит, на север?
— Да, в Россию…
Проснулся я оттого, что теплый, ласковый свет щекотал лицо: в квадратный застекленный иллюминатор били желтые лучи огромной звезды. Я кинулся к дозиметру, с которым мы никогда не расставались. К моему удивлению, тонкие, почти незаметные стекла совершенно не пропускали радиоактивных частиц. Прикрыв ладонью глаза от слишком яркого света, я подошел поближе к иллюминатору.
Всплывающая над горизонтом звезда была круглой, алой, окруженной узким желто-розовым ободком. От нее разбегались по прозрачному, как синяя вода, небу розовые, золотистые, белые облака. «Красиво», — подумал я, опуская взгляд, и тут же в испуге отпрянул от иллюминатора. Огромное чудище, вцепившись в серую почву единственной толстой ногой, протянуло к стеклу узловатые лапы. Его темные, извилистые лапы почти неподвижны, но трехпалые ладони, трепеща от жадности, тянулись ко мне. Они были бесчисленны, зеленые, тонкие, дрожащие.
— Дядя Женя! — закричал я, бросаясь к белому прямоугольнику люка. — Дядя Женя!
Дверца люка открылась, и дядя Женя шагнул ко мне.
— Доброе утро, Андрейка. Как спал?
Я в ужасе показал пальцем на многолапое чудище. Дядя Женя улыбнулся:
— Не пугайся, малыш. Это клен. Земное дерево. Абсолютно безвредно. И очень красиво.
Он подошел к иллюминатору и стал поднимать стекла. Я не спускал глаз с дозиметра. Лицо мне тронуло прохладным, удивительно свежим ветром. И… ничего, дозиметр не предупреждал об опасности.
— Бедный малыш! — Дядя Женя провел большой, твердой ладонью по моей голове, вынул у меня из рук дозиметр и небрежно бросил его на стол. — Землю защищает от радиоактивности воздух, атмосфера. Деревья на людей не кидаются. Солнце, — он показал на круглую, ставшую теперь желтой звезду, — согревает нас. Я же тебе обо всем этом рассказывал, малыш…
Да, жизнь моя на Земле началась с ошибок. И по тому, как мне было нелегко приспособиться к жизни на давно обжитой планете, я понял, насколько же труднее бывает разведчикам на вновь открытых планетах.
Казалось, про нас забыли. Никто нас не навещал, никто не мешал дяде Жене вспоминать, а мне узнавать Землю.
По утрам дядя Женя готовил завтрак (собственноручно, кухонные автоматы он надменно игнорировал, ворчал: «Надоели на звездолете, вот возьму да и вернусь на пятьсот лет назад»), Потом, после завтрака, он усаживался перед электронной машиной послушать, как он говорил, новости. Зачастую новости были двухсот- или трехсотлетней давности, и поэтому дядя Женя называл машину «старая сплетница». Но оттащить его от «старой сплетницы» было невозможно: ерзая в кресле, блестя глазами, дядя Женя заставлял ее иногда по нескольку раз рассказывать и показывать одно и то же. «Малыш, — кричал дядя Женя, — иди сюда!» Я подходил: на телеэкране волны надвигались на горбатые желтые пески («Сахара!» — взволнованно покашливал дядя Женя). Или: автоматы строили город из стекла и металла. «А это Марс, малыш…»
Я еще на «России» слышал от дяди Жени, что в пустынях будут моря, а планеты заселят люди. И я не понимал, почему дядя Женя так волнуется: ведь он все это знал заранее. Я торопился в сад, в лес — на Землю (с нашим домом я быстро освоился и больше не называл окно иллюминатором, а дверь — входным люком).
Нет и не может быть во всей Вселенной планеты лучшей, чем Земля! Вы родились и выросли на ней, пригляделись и не замечаете, что вся она — сплошное чудо. Вот хоть воздух… На звездолете исправно работали регенераторы, ионизаторы, воздух был насыщен кислородом, дышалось легко. Но разве можно сравнить этот обычный, искусственный воздух с земным! Днем он теплый, медовый, настоенный на луговых цветах и травах; пронизанный лучами солнца, он и сам кажется золотистым и густым, как топленое молоко. А вечером, когда планету заливает голубая влага, воздух прохладен и душист, словно в комнату внесли охапку лесных, мокрых от росы ландышей.
