Гибель Урании - Дашкиев Николай Александрович (книга жизни .txt) 📗
— Урания!.. — прошептал старик за плечами Кейз-Ола.
На сцену выходит женщина
Айт стоял за спиной вроде бы обычного немолодого человека, одетого в серый комбинезон из мягкой шерсти, смотрел на его затылок, покрытый тщательно приглаженными редкими седыми волосами, прислушивался к хрусту сочных фруктов в еще крепких, пожалуй, зубах, и не верил сам себе: неужели это действительно тот человек, у которого на совести больше преступлений, чем у самого отмороженного из гангстеров Монии?!
Выглядевший моложе своих лет, худощавый, с быстрыми умными темными глазами. Зеркала, поставленные в нише друг против друга, воспроизводили его фигуру в бесчисленном множестве отражений. Казалось, череда Кейз-Олов бесконечна… И за спиной каждого из них стоит Айт.
Айт сморгнул. Какая-то очень важная, чрезвычайно весомая мысль возникла в его мозгу, но еще не могла обрести четкость… Ряд Кейз-Олов, ряд Айтов… Достаточно Айту выхватить из кармана пистолет — и миллионы Айтов в зеркале сделают то же самое. Еще одно движение — и упадут, начнут корчиться в агонии все Кейз-Олы…
Айт взглянул в переполненный зал. Толстые и худые, бледные и румяные, низенькие и высокие, старые и молодые — все эти мудрые, то есть богатые, казались скроенными на один манер. Что изменилось бы, если бы тут, в нише, сидел не Кейз-Ол, а хотя бы вон тот отвратительный толстяк с красными выпученными губами вампира?.. Наверняка, у него тоже есть свой Айт, который хочет отомстить за смерть своего отца и матери, за похищенную возлюбленную, за истерзанную юность…
У Айта похолодело на душе. Он невольно приходил к выводу, которого так упорно избегал во время дискуссий с каторжанами-коммунистами на «Звезде Кейз-Ола» и с самим собой в последнее время: террор одиночек ничего не изменит в Монии, нужна единодушная решительная борьба миллионов людей против всей системы.
«Кейз-Ол» означает «Двенадцатый Желудок» на монийском языке. Этот человек в сером комбинезоне не только не стесняется своего некрасивого имени, а, наоборот, гордится им. Оно досталось ему в наследство еще от того пирата, который был прозван Желудком за свою невероятную алчность и обжорство.
Весь род Кейзов, не гнушаясь ничем, только и делал, что накапливал сокровища. И Кейз-Ол превзошел всех своих предков. Благодаря финансовым махинациям он стал самым богатым человеком Монии. Вторая всепирейская война, и особенно монополия на атомное и водородное оружие, увеличили его состояние до астрономической цифры… Теперь он хочет новой войны!
— Господин советник! — резкий голос Кейз-Ола прозвучал так неожиданно, что Айт вздрогнул. — Хватит предисловий! Думаю, не стоит напоминать всем то, что и так все знают.
— Да, светлейший! — советник перелистал несколько страниц и уже раскрыл рот, чтобы произнести первую фразу, как вдруг по залу прокатился шорох.
Смертельно побледнели и крепко вцепились в спинки кресел миллион Айтов в зеркалах. Покраснели и насупились миллион Кейз-Олов. Они смотрели куда-то в сторону, на то, чего еще не было видно никому. Но в следующее мгновение и Айты, и Кейз-Олы потускнели, а на их месте появилась женщина. Старик за спиной триллионера пошатнулся и закрыл глаза: это была Мэй.
— Псойс, — протянула она нараспев, — вы забыли, что я обедаю с мистером Кейз-Олом?
Царица красоты даже не взглянула на Айта, и это спасло его. Пока он опомнился и растянул губы в улыбке, как подобало Псойсу, отвечать уже не пришлось.
— Зачем вы пришли, Мэй?! — яростно зашипел Кейз-Ол. — Я предупреждал вас!
— О светлейший! — в голосе Мэй звучали насмешливые интонации. — Бедная Царица красоты не хочет лишиться должности, которая дает ей каких-то там два миллиона дайлеров в год! В подписанном мной контракте сказано дословно: «Обедать с мистером Кейз-Олом ежедневно».
— Сегодня можете не придерживаться этого пункта.
— Но я хочу есть! — возразила Мэй тоном обиженного ребенка. — Вы совершенно спокойно могли бы созвать совещание часом позже!
Мэй говорила громко, Кейз-Ол — еле слышно. А в зале царила тишина, словно все окаменели. Только злорадно сверкали глаза «мудрейших», и смеялись они про себя: ну, триллионер, ты нарочно назначил совещание на время обеда, чтобы унизить нас всех, так что же ты ответишь своей наложнице?!
Айт понял: Кейз-Ола не любят, не уважают, только боятся, и сейчас едва сдерживают насмешливый хохот, и злорадствовал вместе со всеми.
Но вот рука Мэй вкрадчиво потянулась к руке триллионера, ласково тронула, задержалась… Прозвучал шепот, такой тихий, что Айт с трудом разбирал слова:
— Ну, милый, ну, простите. Я не учла… Неужели вы не понимаете, что я теперь уже не могу уйти!.. Или вы хотите, чтобы надо мной смеялись ваши глупые мудрецы?!
Пушистая кошечка ластилась, мурчала, нежно-нежно шевелила своей мягкой лапкой… А у Айта в ушах звучало прощальное, почти с такими самыми интонациями сказанное ею: «Айт, ну, милый, я хочу мороженого, я не хочу ссориться… ну, поцелуй меня!»
— Продолжайте, господин советник! — сухо сказал Кейз-Ол и едва заметно качнул головой Айту. Айт понял: любовница победила, триллионер признал свое поражение. Надо принести для этой мерзавки обед.
Тихо, неслышно выскользнул Айт из зала. О, Мэй, оказывается, была предусмотрительной и знала, чем кончится дело: хорошенькая горничная уже ждала под дверью с опломбированным кейсом с обедом в руках. И это разозлило Айта до крайности. Подлая! Она рассчитывает наперед каждый свой шаг! Она использует свою непобедимую красоту как отмычку ко всем дверям…
Буря бушевала в его душе, но на лице не шелохнулась ни одна морщина. Держись, друг Айт, держись! Твое время еще впереди!
Он вернулся в зал, когда немного успокоился. Самая тяжелая минута испытаний осталась позади. Теперь его уже не смутит ни взгляд, ни голос Царицы красоты.
Впервые в жизни Айт смотрел на ту, которую когда-то безумно любил, глазами постороннего человека, строгого судьи.
Невероятно красивая! Но в чем заключается прелесть этой женщины, трудно было сказать. Маленькая головка в золотой короне пышных кудрей кажется вырезанной из розового мрамора. Кружева выреза кипенно-белого легкого платья обрамляют высокую грудь, как пена морского прибоя. Неосязаемо текут линии обнаженных плеч, постепенно переходя в формы безупречных рук. Капелькой утренней росы сверкает бриллиант перстенька на миниатюрном пальчике.
Ее тело было прекрасным. И если бы кто-нибудь скопировал его в мраморе — оно бы только поражало, но не захватывало. Ему бы не хватало того, что делало Мэй настоящей Царицей красоты, вдохновения.
Айт очень хорошо знал Мэй. И поэтому сама мысль о том, что эта женщина вероломная, как кошка, хитрая, как лиса, казалась ему кощунственной. Голубые глаза были мечтательными-мечтательными — ну, просто озерца среди леса, которые пьют, пьют синеву неба и никак не могут напиться. Темные бровки ни на миг не оставались в покое: то сойдутся озабоченно — а что там говорит господин советник? — то выровняются, вздрогнут слегка — ведь мистер Кейз-Ол все еще сердится! А розовые губы то улыбаются растерянно и жалобно Кейз-Олу, то собираются в презрительную гримасу, обращенную к «наимудрейшим».
«Актриса! — с глухой яростью думает Айт. — Непревзойденная актриса!.. Какую же ты роль решила сыграть?»
Нет, это не та Мэй, которая с детским упрямством тянула Айта к Синему водопаду напрямик, «коротким путем», а потом, когда они заблудились, испугалась и притихла. Не та, что брела, как пьяная, весенним новогодним лесом и шептала: «Люблю! Люблю весну, люблю жизнь, люблю тебя!» Не та, что стояла на хрустальном пьедестале, соблазнительная и недостижимая в своем непостижимом превосходстве перед грязной толпой. И не та, что с мукой простонала: «Не могу!.. Не могу!.. Жди меня, Айт!»
Когда Мэй была сама собой? Никогда? Всегда? Айт не мог понять этого. Сейчас она казалась просто послушной любовницей мистера Кейз-Ола, которая, чтобы угодить разгневанному повелителю, готова сидеть тихонько, как мышка, и делать вид, что ее очень интересует то, о чем толкует господин советник.
