Космический дальнобойщик - де Ченси Джон (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Великан-африканец был потрясен.
– Это кажется очень опасным, даже в такой великолепной колеснице, как твой тяжеловоз.
– Так оно и есть.
Указатель крена склонялся уже к пятидесяти градусам крутизны. Я сам не мог в это поверить, хотя, как мне казалось, я уже все на свете повидал.
– О господи! – выдохнул африканец, когда мы глянули из иллюминатора прямо в бездонную пропасть неба, черного, как смоль.
Роллеры бешено завращались, потом вцепились во что-то, и мы перевалили через вершины на относительно ровную поверхность.
– Опять-таки, – сказал я, переводя дух, – есть и положительные стороны в воздухоплавании.
– Еще одно замечание, – сказал Сукума-Тейлор, продолжая разговор. Совершенно очевидно было, что от трепа ему становилось лучше. – Даже если принять, что при наличии высокоскоростных средств транспорта преодоление расстояния между точкой прибытия и следующим порталом – это вопрос только часа или двух (по крайней мере, на остальных планетах, кроме этой), возникает вопрос: почему они не поставили порталы въезда и выезда поближе друг к другу? Ведь можно же было поставить эти порталы на таком расстоянии, чтобы время и пространство из-за случайных накладок не завязывалось узлами, ведь, как я понимаю, это и есть причина, по которой порталы должны отстоять друг от друга на какое-то расстояние? Если бы их поставили хоть чуть поближе, можно было бы скакать с планеты на планету без того, чтобы столько времени проводить за рулем. Только нужно было бы проезжать какое-то маленькое расстояние от портала до портала.
– Мне невозможно вам объяснить, – ответил я, – почему нужны большие промежутки времени и пространства между точкой вхождения на планету и точкой исхода с нее, так же, как между порталами, пусть даже точка входа – это просто пустой участок дороги, на которой вы материализуетесь, но я могу сказать вам, что причина заключена в целой куче греческих букв и охапке цифр. И все это страшно теоретично! Держись!
Еще одна страшно крутая гора показалась в лобовом иллюминаторе. Мы снова стали карабкаться.
Вдруг позади нас вспыхнули предупредительные сигналы, и проревела сирена. Старая, очень старомодная автомобильная сирена-клаксон. Я прижался к обочине, и маленький жучок-машинка прополз мимо нас, с быстротой молнии рванувшись вверх по холму. Это была очень странная машинежка, вполне под стать звуку своего клаксона. А клаксон наигрывал: ля-ля-ля, ля-а-ля-а-а…
А сама машинка, насколько я мог разглядеть в водянистой тьме, была американской моделью середины двадцатого столетия, которая в свое время приводилась в движение мотором внутреннего сгорания, который питался топливом либо спиртовым, либо какой-то фракцией от перегонки нефти, забыл, что именно там было. Цвет машинки был красный, отливал каким-то лаковым отблеском.
– Привидение, – сказал Сукума-Тейлор.
– Надеюсь, что эта штука остановилась в Максвеллвилле. Эти ее колеса очень похожи на пневматические шины… это ведь не роллеры, но просто даже не верится, что это настоящие шины. Так что вы говорили?
– А? Да нет, ничего особенного. Ничего.
Мы молча ехали, терпеливо взбираясь на крутой холм. Он вдруг сказал:
– Джейк Мак-Гроу! – словно это было для него по меньшей мере открытием или прозрением.
– Ну, я самый, – ответил я озабоченно и смущенно.
– Мне это только что пришло в голову. Я же про вас слышал! Ну да, я помню имя, – он улыбнулся. – Вы должны меня простить, старина. То, что я так это выпалил. Но вы же должны знать, что на Космостраде вы что-то вроде живой легенды.
– Я – легенда?
– Но ведь вы же Джейк Мак-Гроу, правда же?
– Я единственный человек с таким именем, насколько мне известно.
– Разумеется. Да, но… встретиться с вами вот таким образом… ну, понимаете, просто… я что хочу сказать: человек начинает сразу вспоминать про Одиссея, Язона, Энея, героических персонажей… а вы кажетесь… – он поморщился. – О господи. Я вечно говорю не то, что хочу сказать, а уж сейчас и подавно.
– А я кажусь таким обыкновенным подтирателем задницы. Это вы мне хотите сказать, Джон?
Он рассмеялся.
– Не совсем. Но то, что про вас рассказывают, весьма примечательно.
Он наклонился ко мне с насмешливо-таинственным выражением лица.
– Я так понял, что все они, эти рассказы – как выражаются американцы – просто «тянут Тома Кокса», то есть врут?
– Все зависит от того, что это за случаи и рассказы, – сказал я с абсолютно серьезной миной. – Если говорить про тех шестнадцать женщин на Альбионе, то полная правда: они все разродились на протяжении шести дней.
– А, это как раз та история, которую я хотел бы услышать, – он хитро посмотрел на меня, – я так понимаю, что вы шутите, но, может быть, лучше мне таких предположений не делать.
Он снова рассмеялся, но быстро посерьезнел, потому что смерть троих его товарищей убивала в нем всякую попытку к веселью.
Наконец он сказал:
– Это ваш компьютер заставил меня задуматься, что же такого знакомого в вас. Потом я услышал, как ваша… подруга назвала вас по имени, ну, во всяком случае, я заметил, что компьютер разговаривает с вами необыкновенно по-человечески. Каким образом вы заставили его стать таким необычным? Земные машины могут иногда имитировать людей, они даже довольно успешно подражают человеческой личности, но тут перед нами нечто совершенно иное.
– Сэм – больше, чем компьютер, – сказал я. – Его логическое ядро содержит Влатузианскую энтелехическую матрицу. Это компонент размером с ваш большой палец.
– Я про них слышал. А с кого был взят образец?
– С моего отца.
– Понятно.
Людям часто такое кажется чем-то болезненным, просто гробокопательским. Мне кажется, я знаю, почему, но я об этом не думаю.
– Он погиб при несчастном случае на Каппа Форнакис-5. Я привез его тело на родную планету влатузианцев, которая, как и Земля, не связана непосредственно с Космострадой, и оставил его тело с техниками планеты. Они держали его у себя почти год. Когда я получил тело обратно, на коже головы не было никаких насечек, а мозг был нетронутым. Потом его похоронили на планете Вишну, на нашей ферме.
Сэм вставил свое слово.
– Ты про меня так разговариваешь, словно бы меня тут вообще не было. Мне от этого весьма чертовски неловко.
– О, простите, пожалуйста, – сказал Сукума-Тейлор. – Джейк, извините, вы не возражаете, если я задам ему вопрос?.. Ну вот, снова я говорю не то… Сэм. Не будете ли вы так добры ответить на несколько вопросов?
– Валяйте, – ответил Сэм.
– Как вы сами себя воспринимаете? Я вот что имею в виду: каково ваше представление о себе с точки зрения физического присутствия, телесной оболочки? Вы меня понимаете?
– По-моему, да. Ну, это зависит от разных вещей. Иногда мне кажется, что я – часть тяжеловоза, а иногда просто кажется, что я в нем еду. Большую часть времени меня не покидает ощущение, что я сижу как раз на том месте, где сейчас сидите вы, на сиденье стрелка. Нет-нет, не вставайте. Это чувство остается у меня независимо от того, занято сиденье кем-то другим или нет.
Сукума-Тейлор приложил палец к подбородку.
– Это очень интересно. Есть и еще один вопрос, но я, право, не знаю…
– Вы хотите знать, как это выглядит для человека, когда он умирает? Про это вы хотели спросить?
Африканец кивнул.
– А черт его знает, как это, потому что про катастрофу я ничего не помню. Мне с тех пор рассказывали, что тот сукин сын, который налетел на меня прямо в лоб, был пьян в стельку и что он отделался легко и выжил. Не думаю, что это влатузианцы стерли мою память, они таким не занимаются, но почему-то я совсем этого не помню.
Ответ Сэма вогнал африканца в глубокое раздумье.
Тем временем мы добрались до вершины очередного подъема, и ветер с дождем стали стихать. Темные стены скал обрамляли дорогу. Космострада наконец счастливо влилась в естественный перевал. Именно в этот момент прожекторы на миг потускнели, потом к ним вернулась прежняя яркость. Мотор стал жаловаться низким укоризненным журчанием.
