Пересечение Эйнштейна - Дилэни Сэмюэль Р. (книги полностью txt) 📗

— Он не должен был этого делать? — спросил я.

— Он знает, что делает, — людей становилось все больше, они шли плотной толпой. — Надеюсь на это.

Я следил, как они приближаются, вспоминая Пистолета. Его ужас, должно быть, ночью расползся по всему Браннингу, как нефть по воде. Пастухи стали спускаться вниз по склону, а навстречу нам поднимались люди.

— А что может произойти?

— Сейчас они будут возносить ему хвалу, а позднее — кто знает?

— Ко мне... Я имею в виду, что происходящее имеет отношение ко мне.

Паук был удивлен.

— Я ищу Челку. Ничего не изменилось. Я хочу уничтожить Кида. А пока все на месте.

Я вспомнил лицо Пистолета, когда он убегал от Кида. Я был потрясен на лице Паука тоже отразился страх. Но на его лице было еще множество выражений. Да, Паук — сложный человек.

— Меня не касаются дела Зеленоглазого или кого-нибудь еще. Я пришел сюда за Челкой. И уйду, когда найду ее.

— Ты... — начал Паук. Потом он утвердительно кивнул головой, как бы соглашаясь со мной. — Желаю тебе удачи, — и снова посмотрел вслед Зеленоглазому, скачущему к толпе. — Когда мы будем в Браннинге, заходи ко мне домой за своим жалованием, — он остановился.

— К тебе домой?

— Да, домой... в Браннинге, — Паук щелкнул бичом, подгоняя дракона.

Мы проехали мимо нового плаката. Беловолосая Голубка приветливо смотрела на меня.

Я отвернулся от нее и удивился тому, как увеличилась толпа. Люди выстроились на дороге в два ряда. Увидев молодого пастуха, они захлопали.

Мы подъехали поближе.

Джунгли состоят из миллиарда отдельных деревьев, но вы воспринимаете их, как единую зеленую массу. Восприятие толпы идет так — сначала одно лицо, здесь (старая женщина, размахивающая зеленой шалью), другие — там (моргающий мальчик, улыбающийся, показывающий острые зубы) и несколько лиц по порядку (три зевающие девушки, заслоняющие друг друга). Потом множество локтей, ушей, ртов: Двигай!.. Я не вижу... Где он? Что с ним?..

Да!.. Нет...

Спины драконов продвигались по морю голов. Люди приветливо кричали.

Люди махали руками. Я подумал о том, что моя работа закончена. Они толкали моего дракона: «Это он? Это?..» Драконы были несчастны. Только спокойствие Паука, его невидимое воздействие на них, позволяло стаду мирно шествовать через толпу. Мы въехали в Браннинг через ворота. И в это время совершилось очень много всего.

Я не понимал их всех. Первые несколько часов со мной было то, что было бы с любым человеком, который никогда не видел более пяти человек вместе, и вдруг попал на узкие улицы, проспекты и парки, запруженные многочисленными толпами. Стадо драконов покинуло меня (или я его), и я шел с открытым ртом, пошатываясь и спотыкаясь. Голова кружилась. Люди налетали на меня и кричали: «Смотреть надо!» — что я и делал, только некоторое время я пытался смотреть на все сразу.

А это было фактически невозможно, даже если бы все вокруг было неподвижным. Пока я смотрел на что-то одно, другое тут же исчезало из поля зрения, и я толком ничего не успевал рассмотреть в этой бешеной суете городской жизни.

Миллионы человеческих мелодий сливались в моих ушах в сплошной звон.

В деревне я видел лицо человека и знал, кто это — его мать, отца, работу, как он ругается или смеется, какие выражения предпочитает, а каких избегает. Здесь же: одно лицо зевает, другое жует, одно перепугано, другое хохочет, на одном сияет любовь, а другое... — их тысячи, и ни одно из них не видишь больше одного раза. И ты пытаешься уместить все это в своей голове, начинаешь лихорадочно искать место для всех этих лиц, для этих обрывков эмоций. Если вы побывали в Браннинге, а сами вообще-то живете в деревне и собираетесь туда вернуться, то описать Браннинг вам поможет такой словарик: реки мужчин, потоки женщин, буря голосов, ливень пальцев и джунгли рук. Но это будет не совсем честно по отношению и к Браннингу и к деревне.

Я ходил по улицам Браннинга, с болтающимся на боку замолкнувшим мачете, глазел на пятиэтажные здания, пока не увидел двадцатипятиэтажные дома. Я рассматривал их, пока не увидел дом с таким числом этажей, что не смог их сосчитать; проносящиеся мимо люди задевали меня, толкали, и я сбился на полпути (где-то на девяностом). Кто бы мог подумать, что существуют дома такой высоты.

Попадались прекрасные широкие улицы, где над домами шелестела листва.

Встречались и такие улицы, где на тротуарах валялся мусор, и коробки домов стояли вплотную, не оставляя пространства для движения воздуха, для людей.

Воздух стоял, и люди стояли. И то и другое было грязным.

На стенах попадались изорванные плакаты с Голубкой. Тут были и другие плакаты. Я прошел мимо нескольких подростков, расталкивающих друг друга локтями, чтобы получше рассмотреть плакат на заборе. Протиснулся между ними.

Из вихря красок смотрели две женщины с идиотическими лицами. Надпись гласила:

Мальчики хихикали и подталкивали друг друга в бок. Очевидно, я чего-то в этом не понимал. Я повернулся к одному из них.

— Не понимаю.

— Что? — на носу у подростка были веснушки, а вместо одной руки протез. Он почесал голову пластмассовыми пальцами. — Что ты имеешь в виду?

— Что смешного в этой картине?

Он недоверчиво посмотрел на меня и рассмеялся.

— Если они не одинаковы, — выпалил он, — то они разные; они иные!

И все мальчишки засмеялись. Их сдавленные смешки были недобрыми.

Я отошел от них. Я искал музыку, но ее нигде не было. Ты один, а все эти тротуары и толпы не выносят твоих вопросов — вот, что такое одиночество, Челка. Сжимая мачете, я шел через вечер, одинокий, как будто совсем заблудился и потерялся в городе.

Ноты сонаты Кодали! Я завертелся на пятке. Здесь каменные плиты тротуара были чистыми. На углах домов росли деревья. Здания стояли за высокими каменными воротами. Мелодия продолжала звучать у меня в голове. Я переводил взгляд от одних ворот к другим, пытаясь найти, откуда же она идет. Нерешительно поднявшись по мраморным ступенькам, я постучал рукояткой мачете по засову ворот.

Грохот разносился по всей улице, но я продолжал стучать.

В доме за воротами распахнулась обитая медными гвоздями дверь. Потом щелкнул замок, и ворота со скрежетом раскрылись. Я зашагал к дому, заглянул в темный дверной проем и вошел, ничего не различая со света.

Музыка продолжала звучать в моей голове.

Вскоре мои глаза привыкли к полутьме. Высоко над головой отсвечивало окно. Над черным камином была мозаика, изображающая дракона.

— Чудик?

Глава 11

За столом сидел Паук и, оторвавшись от чтения, смотрел на меня.

— Так и думал, что это ты.

В тени, за ним, я увидел книги. У Ла Страшной их было несколько сотен. А у Паука книжные полки высились до потолка.