Клуб любителей фантастики, 2012 - Чихунов Константин (читать книги бесплатно .TXT) 📗
— Чёрт!..
Я с сожалением посмотрел на экраны, заполненные фрагментами «колыбели», в цвете.
С ещё большим сожалением, вздохнув, обесточил приборы.
Двигатель был не просто выключен. Двигатель был серьёзно повреждён. Намеренно.
Человек, совершивший преступление, уже находился в палате, крепко спал, усыплённый дозой снотворного. Его руки и ноги мягко сжимали надёжные захваты.
У начальника экспедиции бывают не очень приятные обязанности.
Не в силах прийти в себя от случившегося, я разговаривал с корабельным врачом. Мы с ним сидели на стульях в помещении, соседствующем с палатой. За дверью лежал преступник. Или больной. Выяснить предстояло врачу, Антону Рыкову.
— Не понимаю, как Воронов мог совершить такое, — признался я.
Рыков, в бледно-зелёном врачебном одеянии, потёр лоб и сказал:
— В двигательном отсеке чудовищные электромагнитные поля. Воздействие магнитных ёмкостей на человека небезопасно.
— Там ведь защита.
— Силовое ноле не экранирует магнитного. А мощные электромагнитные поля вызывают повышение синоптической активности мозга и возбуждают ассоциативные зоны, порождают галлюцинации, помрачение сознания… Доза в миллионы гауссов приведёт к полному распаду личности.
— Он выглядит нормальным.
— Тем не менее вывел из строя двигатель. Благо, что не взорвал корабль. Надо провести исследование. Биохимия крови, биопсия, томография. Лишь потом я скажу вам что-то более определённое.
— Сколько это займёт времени?
— Сутки. Чините пока двигатель.
— Его чинят. Я зайду к вам завтра.
Выйдя из медицинского отсека в коридор, я немного постоял, отдышался.
Решительной походкой направился на мостик.
Там меня ожидал разговор с капитаном, полагавшим — я слишком мало внимания уделяю воспитанию своих людей.
Я начальник всего коллектива. А капитан начальник всего лётного экипажа.
Предпосылки двоевластия.
Формально капитан подчиняется начальнику экспедиции, мне. Ему такое положение дел не нравится.
И сейчас он начнёт меня критиковать. Хотя Николай Воронов — его человек. Инженер входит в лётный экипаж.
Голос врача доносился из палаты Воронова.
Дверь была чуть приоткрыта. Я слышал их вялую, ни к чему не обязывающую беседу.
Голос Николая:
— Мардук убил Змею, чьё имя Тиамат, рассёк на части и сотворил из них Вселенную. Мы в ней живём.
Голос врача:
— Большое спасибо господину Мардуку. Змее тоже спасибо… Ни о чём не беспокойся. Тебе нельзя волноваться.
— Я ни о чём не беспокоюсь. Ни о чём не волнуюсь.
— Отдыхай, Коля.
Отворив дверь, Антон вышел ко мне, кивнул приветственно. Закрыл дверь. Сел на стул.
— Ну, что он? — спросил я тихо. Рассуждает о космогонии. Шумерской, по-моему… Каковы наши перспективы?
— Капитан ни в чём не уверен. Даже бортовой компьютер не в состоянии помочь… Вы не спрашивали, зачем Воронов сделал это?
— Нет. Я просто его лечу… Всё так плохо?
— Он специалист, он сумел основательно повредить главный двигатель. Можно войти?
— Нежелательно.
— Считаете. Воронов болен?
Врач помолчал, раздумывая.
Свой ответ произнёс ровным и, казалось, безнадёжным тоном:
— Мы все предпочли бы какое-то простое объяснение. Сумасшествие, например… Я тоже предпочёл бы, несмотря на то, что медик и по роду своих занятий обязан выбирать здоровье. Но Воронов не безумен. Нервное истощение, только. Я не обнаружил никакой патологии.
— Тогда у него есть мотивы. Необходимо с ним поговорить. Воронов лучший двигателист на корабле. Возможно, он знает, как нам устранить поломку. От Воронова зависит, вернёмся мы домой или нет. Вы понимаете?
Я ступил в палату, наполненную сложнейшей медицинской техникой. Воронов лежал в кровати. Был спокоен. Лицо расслабленное, взгляд умиротворённый. Да и с чего ему суетиться… На бледных щеках отросла щетина, местами седая.
— Как самочувствие? — Улыбнувшись, должно быть фальшиво, я сел на стул у постели. — Антон мне сказал, вам лучше.
— Да, намного лучше.
— Вы помните, что произошло в двигательном отсеке, перед тем, как вы попали сюда?
Я тщательно подбирал слова, и поэтому говорил медленно.
— Очень хорошо помню.
— Зачем вы лишили корабль двигателя?
Инженер прикрыл веки:
— Да будет вам известно — я вырос в семье космолётчиков. Они ходили на энергетические станции Меркурия, отец, мать, два старших брата — семейный экипаж. Корональный выброс солнечной массы убил всех… Жуткая несправедливость!.. Углерод в нашей плоти, кальций в костях, железо в крови… Это родилось в недрах звёзд. Мы их дети. Почему звёзды убивают своих детей?
— Когда вы потеряли семью?
— Двадцать лет назад. Я тогда учился в Академии. С тех пор один. Никогда не прощу.
— Звёзды не мыслят. Естественный, природный феномен. Тут неприменимы человеческие моральные критерии… Но вы — человек. Поступки совершаете осознанно.
— Да, осознанно.
— Так зачем, Николай?
Я не торопился обвинить. Хотел вызвать раскаяние, пробудить стремление исправить то, что им совершено. Если можно исправить.
— Зло должно быть наказано, вот зачем, — сказал он.
— Неужели вы пошли в космический флот, чтобы искать мщения?
— Конечно же, нет. Когда увидел коконы — меня охватила ненависть.
Отвернувшись в сторону, я вздохнул. Критерии нормальности, очевидно, могут варьироваться, в довольно широких пределах.
Хотя мне думалось, что слова Рыкова о здравом рассудке инженера поспешны.
Я пригляделся к бледному лицу. Не сумел ничего разобрать.
— Но причём тут звёзды, ещё не вышедшие из коконов? — продолжил я тихо.
— Одна компания. И связаны друг с другом, через сотни, тысячи, миллионы и миллиарды световых лет. Я слышу голоса… Когда умрут звёздные детёныши — это заденет все звёзды и причинит им боль. Солнцу тоже. Хочу причинить им боль.
— Человек не в силах убить звезду, пусть и не достигшую зрелости.
— А кто-то пробовал?
— Вас постигнет разочарование. Поверьте, Николай.
— Разочарование — закономерный итог любой деятельности. И жизни в целом. Я сделаю, что задумал. А там посмотрим. Видно будет.
— Разве отключение двигателя причинит вред звёздам? Оно причинит вред людям, вашим товарищам. Люди погибнут. И вы погибнете.
— Работа главного двигателя мешала настроиться на волну. Теперь ничто не мешает.
Я вышел из палаты.
Конечно же, я был уверен, что Воронов пребывает в мире иллюзии. Наверное, всё дело в воздействии мощных электромагнитных полей на его мозг.
Как там говорил Антон?
Повышение синоптической активности, возбуждение ассоциативных зон, галлюцинации, помрачение сознания…
Мы чинили двигатель, вернее, бились в поисках решения проблемы.
Ничего не получалось. Я заходил в медицинский отсек дважды, не без надежды получить какую-то полезную информацию. Но инженеру становилось хуже.
Из больного уходила жизненная сила, несмотря на интенсивное лечение. Рыков недоумевал. Сам побледнел, осунулся. Врач он хороший и глубоко знающий дело — иначе не попал бы в состав экспедиции. Тем не менее…
Однажды, посреди очередного, прямо скажем, нервного совещания, Рыков вызвал меня в коридор. Был едва ли не бледно-зелёный, в том своим профессиональным одеждам.
— Воронов умер, — сказал врач.
— Как…
— Внезапно. Казалось, что состояние всё же стабилизируется…
Мы вдвоём пошли в медицинский отсек.
Воронов, с бородкой, усами, лежал, изогнувшись.
Бледное лицо было искажено, словно перед смертью больной испытал сильнейшую боль.
— Ничего не предвещало, — вздохнул Рыков. — Вижу такое впервые.
— Что именно?
— В коре мозга есть доля. Называют эпифиз. Кто-то полагает, эпифиз делает возможными экстрасенсорику, телепатию. Не берусь судить. Эпифиз Николай утратил полностью. На всех снимках недельной давности эпифиз на месте. Сейчас его нет. С точки зрения физиологии невозможно. Я проведу вскрытие, но вряд ли узнаю что-то новое.
