Хроники Маджипура - Сильверберг Роберт (бесплатные полные книги .TXT) 📗
– Капитан…
– Поворачивайте судно, – приказал Лавон.
Когда они на следующий день пришли к нему хлопотать о продолжении путешествия, упирая на вечную славу и бессмертие, ожидающее их в Алханроеле, Лавон холодно и решительно отказался от какого-либо обсуждения. Продолжать путешествие теперь, сказал он, невозможно. Они смотрели друг на друга: те, кто прежде ненавидел плавание и стремился избавиться от него, и тот, кто в эйфорический миг победы над водорослями изменил решение. В конце концов им пришлось согласиться с Лавоном о невозможности продолжения плавания. Они взяли курс на восток, и больше не заговаривали о том, чтобы пересечь Великое Море. Весь год они с трудом пробивались сквозь штормы, на следующий год у них произошло столкновение с морскими драконами, чуть не повредившими кормовую часть судна, но тем не менее они продолжали плыть, и из ста шестидесяти трех путешественников, в свое время покинувших Тил-Омон, более ста – и среди них капитан Лавон были живы, когда «Спьюрифон» вошел в родной порт на одиннадцатый год путешествия.
ОБЪЯСНЕНИЯ КАЛИНТАНА
Четыре дня после этого Хиссуне владела меланхолия. Разумеется, он знал, что путешествие завершилось неудачей – ни одному кораблю так и не удалось пересечь Великое Море ни в прошлом, ни, очевидно, в ближайшем будущем. Но эта неудача!… Зайти так далеко, а потом вернуться, причем не из трусости, болезней или голода, а только от морального отчаяния – Хиссуне с трудом мог понять это, сам бы он никогда не повернул назад. Все пятнадцать лет своей жизни он упорно шел к тому, что понимал как свою цель, а те, кто колебался идти по избранному пути, всегда казались ему лентяями и слабаками. Но с другой стороны, он не Синнабор Лавон, и ни у кого не отнимал жизнь, а ведь такое насилие может потрясти любую душу. Он испытывал к капитану смешанное чувство жалости и презрения. А потом… он понял, что Синнабор Лавон был не слабым человеком, а личностью с колоссальной моральной ответственностью. Мое образование, подумал он, продолжается.
Затем юноша принялся отыскивать записи приключенческие и развлекательные, не столь философского смысла, но находил не совсем то, что искал. Однако за столько лет, проведенных под землей, он узнал, что был невероятный случай в самом Лабиринте, сильно позабавивший бы любого, и даже сейчас, более чем через шесть тысячелетий, о нем рассказывали как об одном из самых необычных происшествий, виденных на Маджипуре.
Дождавшись подходящего времени, Хиссуне провел кое-какие исторические исследования, а затем с помощью Счетчика Душ вошел в сознание некоего юного офицера при дворе Понтифекса Ариока, человека с эксцентричной репутацией.
Наутро после того дня, когда кризис достиг кульминационной точки и всеми овладело настоящее безумие, в Лабиринте воцарилась непривычная тишина, поскольку все были слишком поражены, чтобы даже разговаривать.
Удар от вчерашнего был слишком ошеломителен, и даже имевшие к случившемуся прямое отношение никак не могли поверить. По приказанию нового Понтифекса сегодня утром собрались все чиновники – высокопоставленные и рангом пониже, – участвовавшие в недавней перестановке. Сидели свободно, отгоняя сон, пока новые Понтифекс и Коронал – каждый как громом пораженный нежданным получением царственного сана – удалились в личные покои поразмыслить над своим внезапным превращением, что дало наконец Калинтану возможность повидаться с Силимэр. Занятый делами, он не виделся с нею целый месяц, а она была не из тех, кто легко прощает. Теперь он сумел переправить ей записку, в которой написал: "Каюсь, я виновен в постыдном пренебрежении, но, возможно, теперь ты начинаешь понимать, почему.
Встретимся в полдень за ленчем у Двора Шаров, и я все объясню".
За время их знакомства он уже разобрался в ее темпераменте, бывавшем довольно бурным и в лучшие минуты встреч; фактически это был ее единственный, зато сильный недостаток, и Калинтан побаивался ее гнева. Уже год они были любовниками, и дело шло к обручению. Все высшие сановники двора Понтифекса соглашались, что он поступит хорошо, женившись. Силимэр была прелестна, разумна и образованна в политических делах. Она принадлежала к хорошей семье, среди предков которой были три Коронала, включая самого легендарного Лорда Стиамота, и было ясно, что она станет идеальной женой для молодого человека, судьбой предназначенного для высоких постов в государстве, ведь уже сейчас, незадолго до тридцатилетия, Калинтан достиг внешнего края внутреннего круга двора Понтифекса, неся на своих плечах ответственность, какая не многим дается в его годы. Именно ответственность и удерживала его не только от объяснений, но даже от встреч с Силимэр. Без особой уверенности он надеялся, что она простит его.
Всю прошлую бессонную ночь он повторял в уме заготовленную речь, желая уменьшить свою вину: «Ты ведь знаешь, в последние недели я был занят делами государственной важности, слишком щекотливыми, чтобы обсуждать их даже с тобой, и…» Он продолжал обкатывать фразы, поднимаясь по ярусам Лабиринта ко Двору Шаров на встречу с Силимэр.
В то утро привычная тишина Лабиринта заставляла воспринимать все окружающее очень отчетливо и остро. Нижние уровни, где находились правительственные учреждения, казались вымершими и опустевшими, а на расположенных выше этажах ему встретилось всего несколько человек, собиравшихся небольшими хмурыми группками в темных уголках и перешептывающихся с таким видом, будто произошел государственный переворот. И все пристально разглядывали Калинтана, а некоторые тыкали пальцами. Калинтан удивлялся, как они узнают в нем официала Первосвященного, пока не сообразил, что так и не снял маску. Он носил ее на всякий случай, якобы для защиты от яркого искусственного света воспаленных от бессонницы глаз.
Сегодня Лабиринт выглядел холодным и гнетущим, и он поспешно покинул эти мрачные подземные глубины, чьи колоссальные многоэтажные залы спиралью уходили вниз и вниз. За одну-единственную ночь это место стало для него отвратительным.
На уровне Двора Шаров Калинтан сошел с подъемника и наискось пересек его огромный, украшенный тысячами непостижимым образом подвешенных в воздухе сфер зал, направляясь к маленькому кафе на противоположной стороне. Полдень пробило как раз в ту минуту, когда он входил внутрь.
Силимэр уже сидела здесь – он не сомневался, что так и будет, поскольку она всегда была пунктуальна, когда хотела устроить ему неприятности, – за небольшим столиком у задней стены.
Она встала, но не подставила губы, а протянула руку, как он и ожидал.
Улыбка ее была четко отмеренной и холодной. Измученному Калинтану она показалась поразительно красивой: уложенные короной короткие золотистые волосы, вспыхивающие бирюзовые глаза, полные губы, высокие скулы, вся ее стройная фигурка.
– Я виноват, – хрипло пробормотал он.
– Конечно. Столь долгая разлука, должно быть, была для тебя непосильной ношей…
– Последние недели я был занят делами государственной важности, слишком щекотливыми, чтобы обсуждать их даже с тобой… – Слова звучали невероятно глупо, и Калинтан испытал облегчение, когда она прервала его ровным голосом:
– У нас еще будет время, милый. Может быть, пока выпьем?
– Пожалуй, да.
Она махнула рукой. Одетый в ливрею официант – надменно державшийся хьорт – подошел, принял заказ и гордо удалился.
– Ты не снимаешь маску? – поинтересовалась Силимэр.
– Ох, прости… Последние дни была такая неразбериха… – Он сорвал ярко-желтую тряпицу, которая скрывала глаза и нос и четко определяла в нем человека Понтифекса. Выражение лица Силимэр изменилось, когда она увидела его лицо, яростные огоньки в глазах погасли, сменившись заинтересованностью, почти жалостью.
– У тебя глаза красные, словно кровью налились, – заметила она, – а щеки бледные-бледные и натянутые…
– Я не спал. Сумасшедшее время.
– Бедняжка Калинтан!
