Из глубины глубин (Рассказы о морском змее. Том I) - Честертон Гилберт Кийт (полные книги .txt) 📗
И когда приблизятся они к солнцу, красный его шар распахнется, как врата, и Моби Дик, и все киты, и все корабли проплывут сквозь врата в гавань Царствия Небесного. То будет великая и широкая водная гладь, и поблизости берег, и все корабли мира бросят там якоря, ряд за рядом, и с песней выступят вперед все моряки. Не будет у них больше вахт, не придется им больше сматывать канаты, не станут подгонять их пинками капитаны и помощники. Ничего не понадобится им делать, лишь только петь и бить в колокола. И бедные моряки, ушедшие на дно в жалком тряпье, сынок, оденутся в шелка и золото. И на берегу, среди пальм, будут ждать моряков отличные таверны, где мы с тобой, быть может, снова встретимся, и я буду травить свои байки, и незачем будет мне умолкать, пока не прозвонит колокол.
1904
Пер. Л. Панаевой
X. Кристиансен. Русалка и морской змей. Обложка журнала «Югенд» (1897).
Уильям X. Ходжсон
ТРОПИЧЕСКИЙ УЖАС
Мы в ста тридцати днях плавания от Мельбурна и уже три недели лежим в этом мертвом, раскаленном штиле.
Полночь. Наша вахта на палубе продолжится до четырех утра. Я сажусь на крышку люка. Через минуту ко мне присоединяется Джоки, самый младший из юнг. Ему хочется поболтать. Много часов мы просидели так, разговаривая, во время ночных вахт. Правда, говорит один Джоки. С меня довольно курить и слушать. Время от времени я хмыкаю, давая понять, что не утратил нить разговора.
Джоки замолчал и склонил голову, о чем-то задумавшись. Внезапно он поднимает глаза, хочет что-то сказать, и лицо его искажает гримаса неописуемого страха. Он отшатывается. Его глаза глядят мимо меня на какой-то невидимый мне ужас. Затем его рот открывается. Он издает сдавленный крик, падает с люка и ударяется головой о палубу. Боясь неизвестно чего, я оборачиваюсь.
Святые небеса! Над фальшбортом в ярком свете луны вздымается громадная, истекающая слюной пасть в сажень шириной. С огромных мокрых губ свисают колоссальные щупальца. Я все смотрю, а Тварь вздымается над бортом. Она поднимается, поднимается, все выше и выше. Глаз не видно — одна страшная слюнявая пасть на исполинской, похожей на древесный ствол шее. На моих глазах Тварь заползает на палубу с бесшумным проворством колоссального угря. Тянутся громадные тяжелые складки. Тело так и будет тянуться без конца? Под его весом корабль медленно и тяжело заваливается на правый борт. И после хвост, широкая плоская масса, переваливается через тиковый планширь и с гулким ударом падает на палубу.
Несколько секунд жуткое существо лежит, как гора извивающихся, склизких колец. Затем чудовищная голова стремительными бросками скользит по палубе. У задней грот- мачты стоят бочки с провизией, рядом недавно открытый бочонок солонины с приоткрытой крышкой. Запах мяса, как видно, влечет чудовище. Я слышу, как оно громко вдыхает и нюхает воздух. Губы открываются, показывая четыре гигантских клыка. Голова быстро дергается вперед, слышится внезапный треск и хруст. Мясо и бочонок исчезают. На шум из кубрика выскакивает один из матросов. Он выходит в ночь и ничего не видит. Идет к корме. Теперь он видит и с криками ужаса бросается бежать. Слишком поздно! Из пасти Твари молниеносно вылетает длинное, широкое, сверкающе-белое лезвие, усеянное острыми зубами. Я отвожу глаза, но не могу заглушить тошнотворное чавканье.
Дозорный с носа услышал шум и видел трагическую гибель товарища. Он ищет спасения в кубрике и захлопывает за собой тяжелую железную дверь.
Плотник и парусный мастер бегут со шканцев в одном исподнем. Видя ужасающую Тварь, они кричат от страха и кидаются в кормовую каюту. Второй помощник, бросив один взгляд с юта, мчится вниз по трапу, рулевой за ним. Я слышу, как их ноги громыхают по ступеням, и вдруг понимаю, что остался на палубе один.
До сих пор я не думал об опасности. Последние несколько минут казались дурным сном. Но теперь я осознаю свое положение, стряхиваю леденящий ужас и поворачиваюсь, собираясь бежать. Замечаю Джоки: он лежит там, где упал, скорчившись и не помня себя от страха. Я не могу оставить его там. Рядом пустой ученический кубрик — маленькое строение из стали с железной дверью. Дверь с подветренного борта приоткрыта. Внутри я буду в безопасности.
Тварь прежде меня не замечала. Но теперь ее громадная бочкообразная голова поворачивается в мою сторону; раздается глухой рев и существо, вытягивая и втягивая огромный язык, кидается ко мне. Я понимаю, что нельзя терять ни секунды, хватаю беспомощного юнгу и бегу к открытой двери. До нее всего несколько ярдов, но это жуткое существо скользит ближе по палубе громадными извивающимися кольцами. Я добегаю и вваливаюсь внутрь со своей ношей. И снова на палубу — сбрасываю дверь с крюка и закрываю. Что-то белое выползает в это время из-за угла кубрика. Я прыгаю внутрь. Дверь закрыта и заперта. Сквозь толстое стекло иллюминаторов я вижу, как Тварь обвивается вокруг кубрика в тщетной попытке меня найти.
Джоки не двигается. Я опускаюсь на колени, расстегиваю его воротник и брызгаю на лицо воду из бочонка. Слышу, как Морган что-то кричит. После — громкий крик ужаса и снова это тошнотворное чавканье.
Джоки беспокойно шевелится, протирает глаза и вдруг садится.
— Это кричал Морган? — захлебывается он. — Где мы? Мне снился такой страшный сон!
В эту минуту на палубе раздается топот бегущих ног. Я слышу у двери голос Моргана:
— Том, открой!
Он внезапно замолкает. Жуткий крик отчаяния. Затем я слышу, как он бежит дальше. Гляжу в иллюминатор: Морган прыгнул на фор-ванты и бешено карабкается вверх. Что- то бросается вслед за ним. В лунном свете оно отливает белым. Белое обвивается вокруг его правой лодыжки. Морган застывает, выхватывает складной нож и яростно полосует лезвием адское щупальце. Оно отпускает ногу. Миг спустя он уже наверху, карабкается по вантам изо всех сил.
Наступает тишина. Начинает светать. Не слышно ни звука, кроме тяжелого судорожного дыхания Твари. Солнце поднимается выше, и существо растягивается на палубе. Кажется, ему нравится тепло. Все еще ни звука — молчат и матросы в носовом кубрике, и офицеры на корме. Могу только предположить, что они боятся привлечь внимание Твари. Но чуть позже я слышу пистолетный выстрел где-то на корме. Змей поднимает голову и словно прислушивается. Мне удается хорошо рассмотреть его голову, и при свете дня я вижу то, что скрывала ночь.
Прямо над пастью виднеется пара маленьких свинячьих глазок. В них будто светится дьявольский разум. Змей медленно поводит головой из стороны в сторону. Неожиданно он быстро поворачивается и заглядывает в иллюминатор. Я пытаюсь скрыться от его взгляда, но не успеваю. Он видит меня и кидается с раскрытой пастью на стекло.
«Боже! — думаю я. — Что, если он разобьет стекло?» Я весь сжимаюсь. Затем я вспоминаю о железных заслонках, которыми закрывают иллюминаторы во время шторма. Не теряя ни минуты, я вскакиваю и закрываю иллюминатор крышкой. После проделываю то же с остальными. Теперь мы в темноте, и я шепотом прошу Джоки зажечь лампу. Он копошится в темноте, и появляется свет.
За час до полуночи я засыпаю. Через несколько часов меня внезапно будит отчаянный крик и грохот черпака. Слышатся негромкие звуки борьбы, потом отвратное чавканье.
Я догадываюсь, что произошло. Один из матросов на носу решил выбраться из кубрика и принести воды. Наверное, он надеялся, что в темноте проскользнет незамеченным. Бедняга! Он заплатил жизнью за эту попытку.
Я больше не могу заснуть, хотя остаток ночи проходит спокойно. К утру я впадаю в дремоту, но каждые несколько минут вздрагиваю и просыпаюсь. Джоки мирно спит. Жуткое напряжение последних суток совсем его обессилило. Часов в восемь утра я бужу его, и мы завтракаем. Завтрак легкий: галеты и вода. К счастью, воды у нас достаточно. Джоки приходит в себя и даже начинает понемногу болтать — возможно, слишком громко. Пока он гадает, чем все это закончится, что-то с громадной силой ударяет в боковую стену. Все вокруг гудит. Джоки испуганно замолкает и больше не пытается заговорить. Мы сидим молча, и я невольно думаю о том, что поделывают сейчас остальные и каково приходится несчастным, оставшимся, как выяснилось ночью, без воды.
