Бегство охотника - Мартин Джордж Р.Р. (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
— Отвечай!
— Я не понимаю. Одеяния, которыми тебя снабдили…
— Это — твоя рубаха, — крикнул Рамон, дергая за отворот инопланетного плаща. — Ее вы, гребаные дьяволы, сделали. И заставили меня ее носить. А это — моя рубаха. Я носил ее в Диеготауне. Я купил ее. Я носил ее. Она моя, а какой-то… какой-то…
Мартин Касаус вдруг возник перед его мысленным взором — воспоминание, мощное и яркое, как наркотическая галлюцинация. Ее звали Лианна — ту, о которой они говорили с Гриэго. Она работала на кухне в гриль-баре «Лос ранчерос» у реки. Мартин считал, что влюблен в нее, и целую неделю писал стихи — процесс этот начинался со сравнения ее глаз со звездами, а заканчивался ближе к рассвету, после бутылки дешевого виски, разговорами о том, как будет здорово трахнуть ее. Рамон познакомился с ней в занюханном круглосуточном баре, который они называли американским кафе Рика, хотя на лицензии у них значилось совсем другое название.
Рамон был пьян. Он видел ее сейчас так же ясно, как тогда. Черные волосы, откинутые с овального лица. Черточки в уголках рта. Густо-красный цвет обоев за ее спиной. Он увидел ее и разом припомнил все образы, что мучили его, все фантазии, на которые подвигло Мартина ее тело. Когда она подняла лицо и встретилась с ним взглядом, это напомнило ему водопад. У него не оставалось выбора. Он просто подошел к ней.
Стоявший перед ним сейчас Мартин держал в руке острый металлический крюк. Рамон уронил окровавленную тряпку к ногам Маннека, и рука его непроизвольно дернулась к животу. Рука Мартина казалась ободранной до мяса, но кровь была Рамонова. Чудовищная боль слепила, а кровь шла так сильно, что натекла Рамону в штаны, и ему казалось, будто он обделался. Он распахнул инопланетный халат, почти ожидая, что Мартин из его воспоминаний нанесет ему еще удар, вспорет ему живот еще глубже, хотя когда это происходило на самом деле, тот бросил крюк и съежился, содрогаясь от рыданий.
Пальцы Рамона коснулись гладкой, неповрежденной кожи. Грубый, корявый шрам исчез, оставив лишь чуть заметный белый след. Теперь, продолжая осторожно ощупывать пальцами отсутствующий шрам, он вспомнил и другие странности. То, какой грубой показалась инопланетная одежда его коже, исчезнувшие мозоли на руках и ногах. Он медленно закатал рукав. Шрам, заработанный им в драке на мачете с Чуло Лопесом в том баре в Собачке, та побелевшая плоть, которую то и дело бередили пальцы Елены, когда они занимались своим безумным, звериным сексом, тоже исчез. И желтых следов никотина на пальцах он тоже не обнаружил. Ничего из тех мелких отметин, белесых пятен на коже и мозолей, которые отличают занимающегося физическим трудом человека. За долгие годы на солнце руки его загорели почти дочерна, но теперь кожа его сделалась гладкой, светлой как яичная скорлупа. Подозрения, которые он подсознательно гнал от себя, разом проснулись, и он похолодел.
Он ведь не дышал в этой их ванне. И сердце его не билось.
— Что вы со мной сделали? — перехваченным от ужаса голосом прошептал Рамон. — Что вы, мать вашу, со мной сделали? С моим телом?
— А! Любопытно, — произнес Маннек. — Ты способен на каатенаи. Это может нам помешать. Я сомневаюсь, чтобы человек был способен на множественную интеграцию, но даже если бы это оказалось и так, это не произвело такой дезориентации. Ты должен следить за тем, чтобы не отвлекаться. Если ты сделаешься слишком отличным от того человека, это не будет фокусировать твой таткройд.
— О чем таком ты толкуешь, чудище?
— О твоем беспокойстве, — ответил Маннек. — Ты начинаешь догадываться, кто ты.
— Я — Рамон Эспехо!
— Нет, — сказал инопланетянин. — Ты не он.
Глава 9
Рамон — если это был Рамон — съежился, упершись локтями в колени, охватив руками вжатую в плечи голову. Маннек, столбом возвышавшийся рядом с ним, продолжал объяснять своим гулким, чуть печальным голосом. Рамоном Эспехо был на деле тот человек, который обнаружил убежище инопланетян. Его никто не преследовал: ни полицейский, ни какой другой фургон с юга. Обнаружение гнезда создало противоречие, и с целью устранения иллюзии существования человека тот подвергся атаке. Ему удалось бежать, но не невредимым. В процессе атаки тот лишился отростка — пальца. Эта плоть послужила основой для воссоздания целого существа — э-юфилои, — которое принимало участие в течении изначального существа и очнулось с памятью и знаниями Рамона. Маннеку пришлось объяснить это дважды, прежде чем до Рамона по-настоящему дошло, что тот имеет в виду его.
— Ты принимаешь участие в его течении, — говорил Маннек. — Все целое присутствует во фрагменте, а фрагмент может отображать целое. Имела место некоторая потеря соответствия, поэтому было принято решение сделать акцент на функциональных познаниях и мгновенном включении памяти в ущерб физическому соответствию. По мере твоего прогрессирования ты уподобляешься форме, определившей характер фрагмента.
— Я — Рамон Эспехо, — произнес Рамон. — А ты — лживая шлюха с дыханием, как из жопы.
— Оба предположения не соответствуют истине, — терпеливо возразил Маннек.
— Ты врешь!
— Используемый тобой язык не совсем точен. Функцией коммуникации является передача знаний. Ложь не способна передавать знания. Этого не может быть.
Лицо Рамона вспыхнуло, потом похолодело.
— Ты врешь, — прошептал он.
— Нет, — с чем-то похожим на досаду возразил инопланетянин. — Ты создан искусственно.
Рамон вскочил, но Маннек не отступил. Огромные оранжевые глаза мигнули.
— Я Рамон Эспехо! — крикнул Рамон. — Я прилетел сюда в том фургоне. Я подорвал заряды! Я! Это я все это сделал! Я не какой-то там гребаный палец, выращенный в гребаной бочке!
— Ты начинаешь возбуждаться, — заметил Маннек. — Сдерживай свою злость, иначе мне придется прибегнуть к боли.
— Так прибегни! — выкрикнул Рамон. — Ну, давай, трус! Или ты меня боишься? — Он набрал в рот побольше слюны и плюнул Маннеку в лицо.
Комок слюны угодил инопланетянину чуть ниже глаза и медленно стек по щеке. Похоже, это больше озадачило Маннека, нежели оскорбило — по крайней мере тот не выказал никакого естественного для человека отвращения. Он осторожно вытер слюну с лица и удивленно уставился на мокрые пальцы.
— Каков смысл этого действия? — спросил он. — Мои органы чувств говорят мне, что эта субстанция не ядовита. У нее имеется какая-либо функция?
Весь боевой дух разом вылетел из Рамона — так вырывается воздух из проколотого шарика.
— Утри лицо, pendejo, — прошептал он и снова съежился, охватив руками колени.
Ему сказали правду. Он не человек, всего лишь гадость искусственная. Холодный пот выступил у него на лбу, под мышками, под коленками. Приходилось поверить в то, что говорил Маннек: он не настоящий Рамон Эспехо, он даже не настоящий человек — он монстр, рожденный в ванне, искусственное существо трех дней от роду. Все, что он помнил, — обман, потому что произошло это с каким-то другим человеком, а не с ним. Он никогда прежде не бывал в горах, не проламывал головы в пьяных драках, не трахал женщины. Он даже никогда еще не встречался с настоящими людьми, чего бы там ему ни помнилось.
Как он жалел о том, что забрался в эту чертову глушь, взорвал этот проклятый заряд! И тут он сообразил, что сам он ничего этого не делал. Это сделал совсем другой. Все прошлое принадлежало другому. У него не имелось ничего, кроме настоящего, кроме Маннека и окружавшего их леса. Он — ничто. Чужак в этом мире.
Мысль эта показалась ему такой до тошноты невозможной, что он старательно, отчаянным усилием воли отодвинул ее в сторону. Он просто испугался, что, если поразмыслит над этим еще хоть немного, непременно рехнется. Вместо этого он сосредоточился на окружавшем его физическом мире, на задувавшем в лицо холодном ветре, на несущихся по зловеще синему небу облаках. Кем бы или чем бы он ни был, он жил, он воспринимал свое окружение, он реагировал на все со звериной почти интенсивностью. Ледокорни пахли именно так, как им полагалось в соответствии с его ложной памятью, и ветер приятно холодил лицо, и исполинская гряда Сьерра-Хуэсо у самого далекого горизонта, на снежных шапках самых высоких вершин которой играло еще солнце, казалась все такой же до сердцебиения прекрасной, как всегда. Тело продолжает жить, подумал он с горечью, даже если мы не хотим, чтобы оно это делало.
