«Властелин мира» - Дашкиев Николай Александрович (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
А если вы увидите какую-нибудь вещь только один раз в жизни? При таком условии в вашем мозгу останется определенный, но очень слабенький след.
Через некоторое время вы пробуете вспомнить виденное. Мозг напрягается, стремится воссоздать нужные электрические колебания. Они действительно воссоздаются, но имеют чрезвычайно малую мощность.
Человек, выбиваясь из сил, старается вспомнить. Казалось бы, вот-вот всплывет забытое. Уже как будто даже вырисовываются знакомые контуры среди бесформенного тумана. Но нет, вновь не то!.. Говорят: «Вертится в голове!»… Вот так «вертеться» может долго, пока не удастся припомнить обстоятельства и место действия. А затем происходит взаимное усиление колебаний и, наконец, восстанавливается память.
Теперь используйте мой интегратор. Уловите с его помощью электромагнитные колебания мозга человека в момент припоминания, усильте их в сотни раз и вновь пошлите в тот же мозг. Вы сразу увидите все, как было. Можно дать даже такое усиление, что воспоминания станут для нее более яркими, нежели действительность.
Инженер может обойтись без таблиц и справочников, – он будет помнить формулы, цифры, правила, методы решения тех или иных задач… Художник заметит такие нюансы красок, уловит столь характерные черты окружающего и так сумеет их отобразить, что каждая картина станет непревзойденным шедевром вечного искусства… Умозаключения философа, обоснованные сотнями фактов, силой логики, приобретут характер непреложных законов…
Вагнер умолк, откинулся на спинку кресла, отдыхая. Сейчас его лицо было печальным и человечным.
– Я владел всем этим, – сказал он тихо. – Я писал стихи и философские трактаты, рисовал картины, даже создал оперу. Уверяю: все это было не хуже обычных произведений моих современников – специалистов в этих вопросах. Но я не стал ни Бетховеном, ни Гете, ни Гегелем. Да это и не удивительно: даже мой интегратор не сделает болвана гением, а я в искусстве был жалким дилетантом… Зато мне удалось построить вот этот усовершенствованный интегратор… Я уже мечтал о том, чтобы создать портативный прибор, – ну, хотя бы не больше шкафа среднего размера. Я уже видел тот день, когда мои интеграторы будут стоять в рабочих кабинетах государственных деятелей, конструкторов, людей искусства… И вот когда я был близок к решению этой задачи, налетели советские бомбардировщики и разрушили мою лабораторию до основания… Я имел право ненавидеть вас, русских, и действительно ненавидел… Но теперь я вам лишь благодарен: вы спасли от страшной судьбы многих талантливых людей мира…. Посмотрите на меня, когда интегратор не включен. Страшно, правда? «Сверхчеловек» превращается в слепого и глухого дождевого червя… И это закономерно. Природа мудра: она уравновешивает силы и возможности. Я увеличиваю усиление радиоколебаний мозга, а организм реагирует на это каждый раз медленнее. И, наконец, наступает предел…
Профессор Вагнер вновь умолк и склонился над столом, охватив руками большой неуклюжий «радиошлем». Сказал с отчаянием:
– Да, наступает предел… Для меня он уже наступил.
Несколько дней назад я установил максимальное усиление, – следующая ступень приведет к разрушению клеток мозга… А сегодня, подслушивая ваш разговор, я так напрягал свой слух, что у меня до сих пор звенит в ушах.
Еще несколько дней или недель я при помощи интегратора буду видеть и слышать так, как вы без него. А затем начнет надвигаться вечная темнота и тишина… Я вызвал вас потому, что мне больше некому исповедаться перед смертью. И еще: знайте, что никаких секретов я не скрыл. Это все выдумки Харвуда и Смита, – вернее, их надежды. Им удалось обмануть меня: я спроектировал институт, создал мощный интегратор, наивно считая, что колбасник Книппс в самом деле способен заинтересоваться возможностью раскрыть тайны человеческого мозга. Но вскоре я убедился, что дело идет совсем о другом. Передача на расстоянии простейших физиологических ощущений, ознаменовавшая собой неудачу моих первых опытов, пришлась по вкусу бездарному Харвуду больше всего. Вдвоем со Смитом он стал настойчиво экспериментировать на животных. Я не мог возразить, ибо Харвуд, мой помощник, фактически был хозяином, «боссом»…
Однажды, сидя у интегратора, я услышал далекий и слабый, но такой страшный вопль, что меня оторопь взяла. Звук долетал со стороны экспериментальной. Я решил, что Харвуд экспериментирует над каким-то высшим животным, причиняя ему невыносимую боль. Это было бы слишком бесчеловечно.
Но когда я открыл дверь камеры, то увидел картину, пред которой побледнели бы и картины Дантова «Ада».
Смит истязал чернокожего. Рупорные антенны, установленные над головой бедняги, свидетельствовали, что дело идет об исследовании электромагнитных колебаний мозга страдающего человека.
Подробностей я не успел разглядеть: на меня прыгнул Смит и вытолкал за дверь… После этого у нас состоялся острый разговор с Харвудом, и я оказался в этом стальном гробу… Меня оставили в живых, так как надеялись использовать мои знания: ни Смит, ни Харвуд не способны ни на что большее, чем на жалкое копирование. А я умышленно дразнил их, намекая на какие-то необыкновенные усовершенствования интегратора, на новые приспособления, при помощи которых якобы можно покорить весь мир.
Да, никаких тайн у меня нет. Вот это и есть та тайна, раскрытие которой уже давно стоило бы мне жизни. И – еще одно…
Вагнер расстегнул рубаху и снял с цепочки на шее небольшой серебряный медальон. Зажал его в руке, отодвинул ящик стола, на ощупь написал там на листке бумаги несколько слов, завернул медальон в этот листик и быстрым движением положил на ладонь Щеглова. Тот вопросительно взглянул на него. Вагнер молча кивнул головой: погодите, мол! Показал рукой на дверь, шепнул:
– Проверьте!
Но Щеглов просто включил запасной интегратор и надел «радиошлем».
Тихо… Эфир полон неясных шорохов, приглушенного гудения, хрустального звона… Со свистом похрапывает в своей комнате Джек Петерсон…
Но вот, – вероятно, очень далеко, – лязгнул металл… Затем скрипнула дверь… Раздались шаркающие шаги…
– Сюда кто-то идет! – тихо сказал Щеглов. – Кажется, Смит.
– Хорошо, – ответил шепотом старик. – Бегите!.. А их уничтожьте!.. Вместе с интегратором!.. Вместе с Гринхаузом!.. Ненавижу!.. Ненавижу весь мир!..
Он дернулся, сжимая кулаки в бессильной злобе…
И вдруг что-то случилось с интегратором. Разбежались в разные стороны ярко-зеленые линии. Погас экран.
Вагнер начал медленно оседать. Его тело обмякло, обвисло. Потускнели глаза. Какая-то неведомая сила раздавливала старика, превращала его в мешок, небрежно набитый кусками мяса…
Он все еще силился погрозить кому-то, крикнуть что-то злобное, жестокое… Но из его уст вырывалось только хрипение,
…Вот таким навсегда и остался в памяти инженера Щеглова профессор Отто Вагнер – жалкий развенчанный «сверхчеловек».
Глава XIII
Взорванные мечты
Два резких взрыва грохнули почти одновременно. От первого в комнату брызнуло стекло и щепки оконных рам, просвистел и шлепнулся осколок. От второго покачнулся пол, обрушилась хрустальная люстра, погас свет.
– А-а-а!.. – дико завизжала Бетси Книппс. Она вцепилась в Харвуда, повалила его на пол, пряталась за ним и визжала, визжала, визжала…
– Да замолчите же, наконец! – вырывался от нее Харвуд. – Пустите, я узнаю, что случилось.
Но куда там! Бетси ничего не хотела слышать. Тогда он резко оттолкнул ее и выбежал на крыльцо.
Было тихо и темно. Удаляясь, рокотал мотор самолета.
«Кто бомбил? Что повреждено? – Харвуд бежал к энергоузлу не выбирая дороги. – Партизаны?.. Может быть, они уже пробрались в Гринхауз?»
Лишь включив резервную электросеть, Харвуд вздохнул с облегчением: все в порядке, бомбы не принесли большого вреда. Электростанция цела, разрушена лишь трансформаторная будка.
Полагалось бы проверить электрические защитные приспособления на башнях, но Бетси все еще вопила, а вскоре к ней присоединился и старый Книппс:
