Плато чёрного спелеолога (СИ) - Стригин Андрей Николаевич (бесплатные версии книг .txt) 📗
— Ты не пойдёшь, — отрезал Виктор.
— В смысле? — не понял Антон, в недоумении хлопнув глазами.
— Здесь останешься, будешь охранять лагерь, я с Аликом пойду.
— Ты не прав, — Антон угрожающе суживает глаза.
— В армии служил?
— Причём тут это, — обескуражено произносит он, — ну да, служил, до университета.
— Тогда это приказ.
— Приказ?!
— Да, — Виктор отворачивается, вся эта байда с выяснениями ему порядком надоела.
Лодку затягивают к палаткам, люди вооружаются ножами и топорами. Виктор, как ни в чём не бывало, спокойно раздаёт указания, теперь ему никто не перечит, все ощущают его силу и власть, да и призадумались над словами Викентия Петровича о его решении присягнуть. Люди интуитивно понимают, панибратски отношения друг с другом могут лишь помешать в условиях, когда за тобой кто-то охотится, как жизнь нужен вожак, вождь, царь, генеральный секретарь, президент… да какая разница как его можно обозвать, главное, чтобы он был за всё в ответе и принимал правильные решения.
Виктор устало присаживается к костру, автомат укладывает под правую руку, а под левую к нему прильнула Нина. Он с нежностью прижимает женщину к себе. Она едва не замурлыкала от этой ласки, обвивает его руками, жарко дышит и слегка улыбается.
— Устала? — целует её в губы.
— Она мгновенно отвечает, слегка отстраняется, серьёзно смотрит в глаза: — Испугалась. Как начало у всех «крыши» сносить, так жутко стало… батюшка молодец.
— Профи, — кивает Виктор.
— Как дальше будет? — Нина вновь забирается ему под плечо.
— Слабину дам, людей разочарую. Им сейчас крепкая рука нужна. Они правы, прощать нельзя, если дали по правой щеке, заряди между глаз так, чтоб искры посыпались, иначе рабами сделают.
— С этим вряд ли батюшка согласится, — опускает взгляд Нина.
Виктор некоторое время молчит, затем уверенно говорит: — Викентий? Да он первый в морду даст!
— Не по-божески как-то.
— Кто сказал? — в удивлении поднимает бровь Виктор.
— В Библии иначе написано.
— Вспомнила, — улыбнулся мужчина.
— Я о ней сейчас часто вспоминаю, — вздыхает женщина.
— Насколько мне известно, самоубийство — смертный грех. А сидеть, сложа руки и не брыкаться, когда тебя поволокут на бойню — это самое настоящее самоубийство, преступление перед богом. Нет греха в том, что спасая себя и близких, приходится давить тварей.
— Значит, пойдёшь завтра… то есть уже сегодня? — в словах женщины мелькает страх.
— Обязательно. Если даже не получится наказать гадов, по крайней мере, проведём разведку. Я чувствую, что-то начинает происходить, словно мощный маховик стронулся с места, раскрутится — не остановишь, перемелет зубцами в труху.
— Ты мой маховик, — Нина украдкой оглядывается и впивается в его губы страстным поцелуем.
Виктор отвечает, но к своему удивлению чувствует пустоту в душе, словно в преддверии смерти. Это сочетание страсти и неопределённости вскружило голову, он встаёт, рывком поднимает женщину: — У нас есть ещё один час, — шепнул он дрожа.
Нина неожиданно всхлипывает: — Мне кажется, тебя ждёт… — она не договаривает, лишь слёзы жемчугом скатились с лица.
— Пустые страхи, — говорит Виктор, но мрачнеет, его интуиция, сволочь этакая, словно ледяными пальцами обхватывает сердце. В любой другой момент он послушался бы её, но сейчас нет никакой возможности, за ним стоят люди, желающие мщения.
В неуклюжем доме, который он выстроил собственными руками, так уютно и хорошо, а рядом с ним любимая женщина. Она отдаётся ему со страстью молодой любовницы, а в глазах преданность жены.
Сквозь щели, изображающие окна, проникает серость рассвета. Виктор открывает глаза, пора. Как тягостно уходить, здесь тепло и спокойно, а Нина спит, такая нежная и трогательная. Виктор берёт автомат, щупает ножны, они пустые. Нож придавлен телом женщины, вероятно, он выпал, когда они были в объятиях. Нет, будить её он не станет, сил нет, впрочем, автомата вполне достаточно.
Вздрагивая от сырости, Виктор бежит к палаткам. Горит костёр, мужчины не спят, ему протягивают поджаренного голубя.
— Доброе утро, — здоровается он, присаживается, с аппетитом ест, тонкие косточки голубя хрустят на зубах, сочное мясо придаёт уверенность и даже интуиция уползает в подсознание и лишь в глубине холодит сердце.
Подходит хмурый Алик, придерживая панаму у левого глаза.
— Кто это тебя? — узрев хороший синяк под глазом, удивляется Виктор.
— Так, — неопределённо произносит он.
— Аньку с Игнатом не поделили, — хихикнул Антон.
— Я ему тоже вмазал, — со злостью выпалил Алик. — Чего это он на чужих женщин заглядывается!
— Да, конечно, вмазал, если бы я не подоспел, он тебе как курёнку шею отвинтил бы, — хохотнул Антон. — А крепкий мужик, Игнат, а борода какая, Анька явно в его бородищу влюбилась, вот отрастишь такую, и у тебя шанс появится, — дурачится его друг.
— Не хорошо это, — сурово двинул бровями Павел Сергеевич, — надо всё по интеллигентному решать. А вы как считаете? — в упор обращается он к Виктору.
— Я? — отрывается от голубя мужчина. — Тоже в драку полез. Свою женщину в жизнь не отдал бы.
Алик опускает взгляд, хмурится ещё сильнее, козлиная бородка обвисает, но вдруг задорно вздёргивается: — Ничего, Анька всё равно будет со мной… запуталась девка.
— Верно, со многими путается, — не к месту вякнул Антон и едва увернулся от хлёсткого удара.
— Э нет, — на этот раз резко противится Виктор, — у нас не детский сад. Всё, Алик, пора, — он встаёт, швыряет в огонь обглоданные косточки. — Павел Сергеевич, организуйте охрану лагеря, Игната с Сашей отправьте на лодке за брёвнами, пусть хоть сколько привезут. А ты, — Виктор останавливает взгляд на Викентии Петровиче, — сигнальные ловушки поставь.
Караби яйла просыпается. На свинцовом море с опаской пробегают акварельные блики от порозовевшего горизонта, потянуло свежим ветром, бежит рябь, отбрасывая медные отблески. Далеко в море показывается знакомое стадо косаток, в последнее время они часто подплывают к побережью, где-то в увязнувших в море скалах, расположились морские котики. Вода, если так можно сказать, несколько прогрелась и сейчас в неё можно погружаться по пояс, без риска отморозить себе пятки. Конечно, море всё равно холодное, ближе к четырнадцати, но не одиннадцать, как это было месяц назад. Всё равно Виктор вздрагивает, когда, зачерпнув воды, резко обливает голову, пытаясь прогнать сонную вялость — результат бессонной ночи. Алик тоже умывается, с удовольствием фыркает, встряхивает козлиной бородкой, утирается панамой, давно потерявшей первоначальную форму, жизнерадостно улыбается, ослепляя мир, синим фингалом: — Хорошая водичка, бодрящая, искупаться бы, да идти надо, — Алик проверяет остроту ножа, сбривая волоски на руке, всовывает в ножны, с завистью смотрит на автомат.
— Косатки что-то волнуются, — раздувая ноздри, Виктор смотрит вдаль.
Алик подходит к нему, тень набегает на лицо: — В море лодка… перевёрнутая.
— Да, — соглашается Виктор.
— Вдруг там люди? — всполошился Алик.
— Их сейчас там нет, — Виктор морщится, словно от боли, ему нравятся эти морские звери, но человек их обидел, он вспоминает слова Ани, говорившее, что по косаткам стреляли из пистолета, а они злопамятные — не простят.
— Может, свою лодку спустим?
— Чтоб они и нашу перевернули.
— Откуда она здесь появилась? — задумался Алик.
— Сейчас в море много островов… с какого-нибудь из них.
— Значит и людей много? — в надежде у Алика разгораются глаза.
— Не думаю что много, но однозначно есть, — кивает Виктор. — Четырдаг над водой, Карадаг, Ангарский перевал, Демерджи, Ай-Петри…
— Красивые места, дикие, — кивает Алик, — но жрать там нечего.
— Захотят, найдут, — жёстко отвечает Виктор.
Он последний раз глянул на резвящихся косаток и сворачивает вглубь холмов и скал. По берегу идти нельзя, мигом засекут, необходимо выбрать такой путь, где нет постов и ловушек. Очень волнует Идар, даже больше Вагиза. Виктор уверен, главарь зеков недолго будет хозяином этих мест, автомат, конечно, козырь, но его можно и отобрать. Для Идара это дело времени, если конечно он действительно был офицером ГРУ.
