Вампиры пустыни (Том I) - Мопассан Ги Де (бесплатные серии книг txt) 📗

Я кивнул.

— Да, я знаю. И я не могу их винить. Любое убийство — неприятное дело, но когда к нему, как у нас, примешиваются таинственные и сверхъестественные элементы, никто не захочет оставаться поблизости. И никто не знает, кто может стать следующей жертвой. Знаешь, одна вещь меня озадачивает. Почему погибло так мало белых? Бедный майор Стивенс — единственный белый человек, убитый до сих пор, а кроме него, нападению подвергся только Макговерн.

— Ты забыл тех троих на «Джулии», — напомнил Хеншоу. — Все они были белыми.

— И среди убитых — всего две женщины, — добавил Меривейл.

— Вряд ли это имеет большое значение, — заявил Роджерс. — Факт остается фактом: людей убивают каждую ночь. В первую ночь были убиты двое, прошлой ночью эти… — скажем, убийцы — совершили одиннадцать нападений, если считать Макговерна, который едва спасся. И если они будут продолжать в той же прогрессии, этой ночью мы получим двадцать пять смертей, завтра — пятьдесят или шестьдесят погибших и несколько сотен в субботу.

— Боже Мой! — воскликнул Хеншоу. — Я не думал об этом в таком ключе. Черт возьми, Барри, если так продолжится, через неделю тут никого не останется!

Я заставил себя улыбнуться.

— При условии, что математическая прогрессия Роджерса не прервется, через год на Земле не останется ни одного живого человека, — заметил я. — Но у нас нет оснований предполагать подобный равномерный прирост. Рассмотрим дело с другой стороны. Убийства начались здесь, были убиты двое, а прошлой ночью только один. Возможно, в будущем деятельность убийц сосредоточится на других населенных пунктах. Но, на мой взгляд, самое главное — выяснить, кем или чем являются эти убийцы, почему они убивают людей без разбора и как это остановить. Важно не количество убийств, а то, что они происходят; важно то, что никто не может поручиться за свою безопасность. Что же касается цифр — в прошлом году здесь, в Негритосе, гораздо больше людей погибли от несчастных случаев. Характер, причина смерти — вот что делает это таким ужасным.

— Хорошо, но как мы можем положить этому конец? Можем ли мы сделать больше, чем сделали? — требовательно осведомился Меривейл.

— Я предлагаю натянуть вокруг лагеря колючую проволоку, — сказал Роджерс. — Если эта штука пройдет через заграждение, мы будем знать, что это не человек.

— И залить все треклятое место светом прожекторов, — добавил Хеншоу.

— Мы сделаем и то, и другое, — согласился я. — И если этот… ну, убийца… проникнет в лагерь и нападет на кого- нибудь, мы в любом случае сможем его увидеть.

Но, хотя это звучит совершенно невероятно и непредставимо, таинственная смерть, несмотря на заграждение из колючей проволоки и потоки света прожекторов, настигла в ту ночь еще одну жертву. На сей раз ею стала белая женщина, миссис Вейч, школьная учительница. Не обращая внимания на все ужасы и тревоги, она каждую ночь ложилась спать на веранде. Из Пьюры, Салаверри, Трухильо и Катавии пришли сообщения о таких же таинственных и странных смертях.

— Говорю вам, это эпидемия какой-то заразной болезни, — заявил Роджерс. — Макговерну просто показалось, что на него напали.

— Не ты ли клялся, что вы с Меривейлом что-то видели? — фыркнул Хеншоу.

— Я, — признал Роджерс. — Но я пришел к выводу, что мы оба заблуждались. Видимо, нас обмануло воображение. Если вы можете предположить что-то в пределах разумного, если вам известно нечто — кроме заразной болезни — способное убивать людей за сотни миль друг от друга, а также пробраться сюда сквозь колючую проволоку, я готов буду согласиться. Но все детали напоминают эпидемию: распространение, неожиданные смерти, отсутствие ран на телах, состояние крови жертв. И эти отметины — или проколы — указывают на какую-то ужасную, неведомую болезнь.

— Я кое-что заметил, — вмешался Хеншоу. — Все началось с того землетрясения и изменений в климате. Смерти последовали за дождями и появлением растительности. В известном смысле, это подтверждает теорию эпидемии. Я не исключаю, что в почве находились какие-то бациллы, которые возродились к жизни и стали активны благодаря влажной погоде.

— Напротив, — возразил я. — У нас не было смертей в период сильных дождей. Все убийства произошли с тех пор, как прекратились дожди и установилась засушливая погода, стала сухой. Мне кажется, они никак не связаны с дождями.

— Ну что же, у нас будет возможность это установить, — сказал Хеншоу. — Собираются облака, и по всему судя, надо ждать дождя.

Он не ошибся. В тот день пошел дождь; к вечеру он превратился в ливень, и всю ночь с неба низвергались водные потоки. В затронутой дождем местности не было ни единой смерти или нападения, хотя шестеро мужчин и три женщины были убиты около Салаверри и Трухильо, в районе, где дождя не было. Это могло быть, конечно, простым совпадением. Дождь лил и в последующие четыре ночи, затем распространился на юг до Чанкая — никаких убийств! Взаимосвязь дождей и убийств становилась очевидной, и приходилось заключить, что гипотеза Роджерса о неизвестной эпидемии была правильной.

Дни шли за днями, погода стояла дождливая, а убийства не повторялись. Никто не располагал конкретным научным или медицинским объяснением, но все мы решили, что случаи загадочных смертей были вызваны некими спорами, бациллами или микробами, которые становились вирулентными лишь в засушливые периоды и после обильных дождей. Дожди, как сформулировал Роджерс, помогали им развиться или восстать из спящего состояния, но активными они становились лишь в засушливую погоду. Однако даже Роджерс никак не мог объяснить тот факт, что все смерти случались исключительно по ночам.

Так или иначе, эпидемия закончилась. Все были теперь убеждены, что люди к трагедиям непричастны, и поскольку в обозримом будущем прекращения дождей ожидать не приходилось — Бюро погоды и метеорологи утверждали, что если рельеф океанского дна не изменится, погода навсегда останется влажной — недавние трагические и наполненные ужасом ночи были почти забыты. Бурильщики и монтажники, не сумевшие уплыть восвояси, отбросили свои страхи и вернулись на работу; с холмов в лагеря потянулись чоло, да и женщины бросили вязать узлы и паковать чемоданы и решили остаться.

Я снова смог обратиться к своим исследованиям и прежде всего поспешил к странным растениям, которые по необходимости так долго оставлял без внимания.

К моему большому огорчению, я нашел их увядшими, мертвыми… Отметины на их отростках указывали места, где распустились цветы. Напрасно я обыскивал окрестности в поисках плодов, семян или цветочных лепестков. Прошло несколько недель, все это время шли сильные дожди, и мертвая растительность очень быстро разлагалась. Я был до крайности разочарован, но делать было нечего. Превратив свою ботаническую экспедицию в охотничью, я углубился в джунгли в надежде добыть перепелов или голубей. Я прошел, наверное, четверть мили и вышел на берег одного из недавно образовавшихся ручьев. Там я наткнулся на частично разложившийся, кашеобразный, студенистый предмет, лежавший у кромки воды. В первую минуту я подумал, что это труп какого-то животного или рыбы, но предмет почти не издавал запаха разлагающейся плоти. Я наклонился ближе и обнаружил, что это был увядший и полусгнивший цветок какого-то неизвестного растения. Что-то в нем показалось мне знакомым. Внезапно меня осенило: да это же цветок одного из моих странных кустарников! Вполне очевидно, что он был сорван ветром или смыт потоком и носился по течению, пока не нашел приют на берегу. Экземпляр цветка был значительно поврежден, и тем не менее я изучил его с большим интересом. Насколько я мог определить, он мало чем отличался от цветов, которые я видел раньше в виде почти раскрывшихся бутонов. Фиолетовый цвет выцвел до темно-коричневого, белый стал желтоватым, почти бесцветным, но я все еще мог различить гигантскую луковичную чашечку и перепончатую бахрому, окружавшую длинные полукруглые лепестки, нитевидные волокна, которые я определил как тычинки, и часть толстого, мясистого, колючего пестика. В полном расцвете сил, только что открывшись на материнском растении, цветок представлял собой, должно быть, великолепное и действительно замечательное зрелище. Но сохранить образчик было невозможно — и, вздохнув о том, что никогда, вероятно, не смогу увидеть странные растения в цвету, я направился дальше.