Наступает мезозой - Столяров Андрей Михайлович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Школьные требования вызывали у него только усмешку. Все предметы были теперь четко разделены на нужные и ненужные. Нужные: физику, химию и математику он зубрил до тех пор, пока они не отпечатывались в сознании. Формулы, правила и определения должны были выскакивать сами собой. А ненужные: географию, например, историю или литературу, он сводил к схемам, выраженным набором терминов и картинок. Отвечать по таким схемам было одно удовольствие. Он уже решил, что поступать будет только в Университет. Правда, он пока ещё колебался между физикой и биологией, но сам выбор учебного заведения был вполне очевиден. Простертые от Невы «Двенадцать коллегий» притягивали его, будто магнитом. Замирало дыхание, когда он, проезжая по набережной, видел двухэтажный Ректорский флигель. Заманчивы были тени под старыми тополями. Заманчива тишина внутри университетского дворика. Летел с мостов ветер. Трепетали за чугунной оградой купы сирени. Только сюда; в этом у него не было никаких сомнений.
За неделю до приемных экзаменов у него погибли родители. Вечером раздался звонок: инспектор ГАИ сообщил о несчастном случае. Они, как обычно, возвращались с дачи на стареньком «москвиче», и отец после целого дня работы, по-видимому, не справился с управлением. Он ещё раньше жаловался, что у него устают руки. Встречный грузовик превратил машину в груду искореженного металла. Опознания, к счастью, не требовалось; документы у них всегда были с собой. Но незадолго до похорон пришлось съездить в морг и договориться о соответствующих процедурах.
Он старался не поворачиваться к телам, выкаченным на больничных каталках. Мельком отметил лишь бледные, точно вымоченные в воде, дряблые лица.
– Много крови потеряли, – видимо, угадав его мысли, сказал служитель.
– А?
– Говорю, что без макияжа, будут выглядеть неестественно.
Его потряс запах смерти, царящий в душноватом подвале. Что есть жизнь и почему она так необратимо уходит из тела? Что в конце концов отделяет живое от мертвого? Где та искра, которая одушевляет безжизненную материю?
Ответов на эти вопросы у него не было.
Он отдал деньги служителю и пошел к автобусной остановке. Жаркая июльская пустота завораживала пространство. Отступать было некуда – это значило бы признать поражение. Неприемлемыми были даже мысли об отступлении. Он по-прежнему вставал в шесть утра и, как проклятый, до двенадцати зубрил горы учебников. Каждая прочитанная страница входила в память навечно. Графики были жестки, а цифры – как будто сделаны из железа. Далее он наскоро перекусывал и ехал по похоронным делам. Вечером – час, чтоб придти в себя, и – повторение пройденного. Он почти ничего не чувствовал в эти дни. В крематории, средь ноздреватых плит, лицо у него было каменное. Казалось, что все это происходит с кем-то другим. Подходили родственники и тихими голосами советовали держаться. Музыка убивала всякое желание жить. После поминок остались горы плохо перемытой посуды. Угнетала тишина, внезапно образовавшаяся в квартире. Он зажег весь свет в комнатах и упрямо открыл верхний учебник. Пальцы у него были твердые и ледяные. Висела в окне луна, и под свинцовым отливом крыш не было, вероятно, уже ничего живого.
На следующий день он сдал первый экзамен. Он прочел три вопроса в билете, взятом сверху из стопочки, и, дождавшись пока другие абитуриенты рассядутся по местам, заявил скучающему экзаменатору, что готов отвечать. Ему не нужно было обдумывать, что он скажет. Он был весь, как сосуд, полный изумительно строгих и чистых знаний. Дрожь внутри была не от волнения, а от решимости. Голос немного звенел, в мозгу без труда всплывали нужные формулы. Оба экзаменатора заразились его холодным энтузиазмом. Оценка «отлично» выставлена была без всяких сомнений. Неожиданная заминка произошла только на экзамене по специальности. Молодой и, видимо, любопытный преподаватель спросил, почему он хочет заниматься именно биологией.
– Раз уж вы поступаете к нам, я, наверное, имею право поинтересоваться?
Жутковатая тишина воцарилась в аудитории. Лампы дневного света натужно гудели под потолком. Протянулась в молчании одна секунда, затем – другая. И вдруг неожиданно для себя самого он сказал:
– Я хочу выяснить, что есть жизнь…
Молодой экзаменатор высоко вздернул брови. Воткнул палец в щеку и держал так, пока в аудитории кто-то не кашлянул. Впрочем, в зачетном листке все равно вывел «отлично».
– Если вдруг выясните, будьте добры, поделитесь со мной…
Его жгло чувство непоправимой ошибки. Нельзя было брякать вот так свои самые сокровенные мысли. Тем не менее он не сомневался, что все равно будет зачислен. И когда через две долгих недели он снова приехал на факультет и увидел в списках, вывешенных у деканата, свою фамилию, никакого особенного впечатления на него это не произвело. Он просто удостоверился в том, что уже предчувствовал. Все у него получалось, именно так и должно было произойти.
Несколько секунд он смотрел на будто выжженные в бумаге столбцы поступивших, а потом повернулся и, как во сне, пошел по университетскому коридору.
Горели пыльные солнечные разводы на стеклах. Пылал паркет, пропитанный багровой жарой и мастикой. Отсвечивали тусклым золотом корешки книг в шкафах. Дышать было нечем; коридор, казалось, тянулся из одного мира в другой.
На втором курсе он явился в лабораторию, расположенную почему-то в здании исторического факультета, и, дождавшись заведующего, у которого, как он заранее выяснил, был сегодня присутственный день, несколько напряженно сказал, что хотел бы у них работать. Он, вероятно, мог бы прийти в эту лабораторию ещё год назад, но, во-первых, требовалось сначала выяснить, в какую именно лабораторию имеет смысл обратиться, лабораторий много, неправильный выбор стоил бы ему потерянных лет, а во-вторых, он чувствовал, что год назад время для подобного шага ещё не настало. Следовало чуть-чуть подготовиться, прочесть ряд книг, освоить хотя бы некоторые азы науки. На первом курсе это выглядело бы слишком самоуверенно.
Заведующий лабораторией в первую минуту его не понял,
